Штаний Люба - В любой гадости ищи свои радости
бездны, хохотали и не могли остановиться.
Неблагозвучный дуэт, если откровенно, но кому не нравиться – пусть зальют уши воском и не
вякают! Мы живы, мы целы, и мы опять вместе! Устойчивый тандем нарисовался по прихоти судьбы,
ничего не скажешь!
Сипяще-всхлипывающе-хрюкающий смех разносился в прозрачном ночном воздухе и отражался от
скал, дробясь и растекаясь по руслу реки и предгорьям. Если кто-то такую жуть услышит, точно
заикаться начнёт!
Господи, благодарю тебя за всё! Пусть мы по самые уши в кошмаре, но этот миг пронзительное-
радостного осознания ценности жизни стоит куда больше! Быть – так здорово! Вот просто быть,
дышать, чувствовать, хохотать в голос и... делить радость с кем-то! Пусть даже этот ‘кто-то’ странный, чужой и страшный.
Только спустя полчаса мы немного успокоились и я заметила верёвку, свисающую с пояса вонючки.
Это чего такое? Страховка? Ага, чтоб не взлететь! Падать можно и без стра... Упс!
Заметив моё озадаченное внимание, Алехандро звонко хлопнул ладонью себя по лбу. Кто-то
насекомый брякнулся с колтуна, тоненько жалобно пискнул и уполз мимо меня в пещеру.
Ё-моё! Моя шоколадка! Моё чистенькое озерцо! Мой крепкий спокойный сон! Хотела уж было
рвануть вдогонку, но тут зомбик принялся вытаскивать верёвку. Ручонки у него заметно дрожали.
Видно, перенапрягся, бедный, сюда забираючись. Жа-а-алко... Ну, и любопытно.
Я поднялась и, откинув брезгливость, подцепила верёвку зубами. Подтянула, наступила копытом,
перехватила и подтянула ещё. Горбун уставился на меня с благоговейным восторгом.
Дурной он всё-таки! Давно бы должен догадаться, что не с классической копытной скотинкой дело
имеет, да всё никак... То ли и впрямь тупой, то ли о переселении душ никогда не слышал. А. может, и
то и другое?
Когда показался конец верёвки, я чуть было не упустила её. Лапонька моя гниющая! Он все сумки
допёр! И ту, что с мясом тоже! Десерт – это здорово, но на одном сладком далеко не уйдёшь. А тут не
только дотащил, но и придумал, как втащить сюда и самому не сверзиться.
Умилённо таращась на пыльные торбы, я готова была расцеловать Алехандро. Ровно до тех пор,
пока не глянула на него и не вспомнила, кого именно лобызать собираюсь. Умиление моментально
сделало ручкой и, ехидно ухмыляясь, сигануло вниз с карниза.
Вздохнула и волоком потащила сумки в пещеру, пятясь задом, как крупногабаритный рак. Горбун
кое-как выпрямился и, придерживаясь за стеночку, пополз следом. Да... После такой физической
нагрузки не то что убогий калека, здоровый качок отлёживаться не один час будет, а этот ничего –
скрипит, но как-то двигается.
– Постой, манюня, – вдруг полушёпотом проскрипел неразгибаемый упрямец. Это он кому? Мене? –
Там темно, дай хоть лучинку зажгу. Я внизу заготовил.
Манюня? Манюня!! Ах он... Кирдык Базарович, блин!
От возмущения я остолбенела, а кошмарик зарылся в торбу, не переставая бубнить:
– Как ты меня напугала! Думал: больше не увижу своей ненормальной кобылы. Видел, как падала, и
после обвала вдоль русла три часа ходил – тебя искал. Как ты сюда вообще забралась?! Я глазам
своим не поверил, когда увидел! Я, значит, переживаю, с ума схожу. А она разлеглась и, как ни в чём
не бывало, на солнышке греется! Скотина ты, Манюнь.
Я протестующе фыркнула, хотя довольно вяло. От таких откровений у меня глаза на лоб полезли.
Он меня искал? Он? Меня? Бред какой-то!
Дураку же ясно: после такого падения не выживают. Или он меня похоронить собирался? Мяса-то у
него полно, чтобы из-за нескольких килограмм конины, рисковать своей шеей, спускаясь к воде. Ну,
пусть даже нет у горбуна шеи. Руки-ноги-голова – тоже не чужие и отнюдь не лишние.
А потом, с чего это вонючка так разговорился?! Как попугай на сковородке, ей Богу! Может, ему
каменюкой по башке прилетело и Алехандро уже помахал отъезжающей на пмж в тёплые края крыше
голубым платочком? Обычно ведь зомбик совсем не разговорчив.
Я выплюнула верёвку и опасливо сдвинулась в сторонку, так чтобы в случае чего загородить
контрабандный шоколад своей пятнистой шкуркой от света и внимательного взгляда некоторых. А,
кстати, насчёт ‘пятнистости’!
Ведь почти не свечусь уже! Пятна побледнели и едва заметно отливали отвратным буро-зелёным
цветом. Не знаю, то ли ванна помогла, толи заклятье горбуна ослабевает, но я не в накладе.
А словестный понос у моего убого спутника всё никак не прекращался. В неверном свете зажжённой
лучины горбун поднял лицо от сумки и... и наконец-то заткнулся, разглядев тёплое озерцо, офигевшую
меня и теряющуюся во мраке глубину пещеры. Угу, и белый гладкий валун-столик тоже заметил...
С уродского личика неожиданно блеснули серой сталью глаза. Я поёжилась от пронзительной
цепкости взгляда этих сейчас совсем человеческих зыркалок, когда горбун, обозрев обстановку,
впился им в меня.
Нет, ну я то тут при чём?! Не фиг на меня так пялиться! Смотрел бы лучше... хоть на водопад! От
рыжего огонька хрустальная пелена будто и сама загорелась живим пламенем! Красота неимоверная,
а эта зомбя полосатая меня сканирует, блин! Тоже мне, налоговик-любитель! Нет у меня ничего! Нету!
И шоколадка не моя, тем более и её нету!
Уф... Конючка-сканер тяжело вздохнул и зарылся правой ручёнкой в одну из сумок. Чего он там
искал – не в курсе. Я в эту торбу носа не совала. Да и не до любопытства сейчас было.
Откровенно говоря, струхнула я знатно. Очень уж дико всё. Аж, мороз по коже от таких открытий. То
есть по шкуре, конечно. Что спутник мой может пугать до колик, я уже была в курсе. Но чтобы вот
так... холодно и глубоко смотреть... Словно рентгеном просветил, зараза.
Ещё пара секунд – точняк сдала бы золото партии! В смысле заначку. Угу, и тогда бы без вариантов
– полная опа. Не знаю уж, в чём Алехандро меня подозревает, но явно в чём-то дурном...
А горбун извлёк из сумки горсть какого-то металлически позвякивающего хлама и вместе с добычей
удалился на козырёк. Проводив взглядом его неприятно перекошенную фигуру. Какое-то время
отходила от шока.
Напугал же, урна прямоходячая! Не окровавленным тесаком, не удавкой и даже не угрозой
тошнотворно омерзительных объятий... всего лишь демонстрацией того, что скрыто под убогой
оболочкой. Чего-то зловещего, решительного и готового убить при необходимости. Мамочка...
Ощущение было, словно из под прямых бровей сверкнули не глаза а парочки тщательно заточенных
кинжалов.
Впрочем, чему я удивляюсь?! Конечно, при такой роже и жизни, кто похилее, любой, хоть сколько-
нибудь слабый человек давно бы сдвинулся и скуксился. А вонючка слабости ни разу ны выказал.
Дурость и истерики – да, но это не в счёт, потому как совсем из другой оперы. Про фантастическое
упрямство и жизнестойкость этого убогого вообще молчу в тряпочку.
Посакав, поднялась на ноги. Коленки почему-то дрожали. И всё равно, нужно срочно мириться.
Пусть я и не ссорилась, но Алехандро... В любом случае худой мир лучше доброй войны.
Проще переступить через себя, чем терпеть повисшие в воздухе напряжение недосказанности и
невнятные подозрения единственного спутника. Сглотнув неуверенность и пинками отогнав за угол
гордость, я пошла разруливать непонятный конфликт.
Горбун сидел на карнизе далеко за кромкой водопада. Лучинка трепетала, вставленная в
малозаметную щель в скале. Ярко-бирюзовые, даже в этом неверном свете, пальцы неловко
перебирали железяки, мастеря из них и верёвки головоломную приблуду непонятного назначения.
И всё бы ничего, да очень уж мрачен и зол был уродец. Словно приблудный кот в любимые ботинки
не только написал... Ох... Столько гадостей зомбик вытерпел стоически, а теперь из-за каких-то
идиотских подозрений скуксился?
Я осторожно выдвинулась из темноты, но Алехандро и бровью не повёл. Молодец, конечно, что не
дёргается без нужды. Значит, ничего не выползет из нательной живности, но... Эх.. Так дело не пойдёт.
Нужно как-то расшевелить уродца. А как? Вряд ли огрызок шоколадки, даже и килограммовый,
утешит горбуна. Я чего ещё? У меня больше ничего нету... Поговорить бы по душам, да не выйдет. Что
же придумать... Тоскливо...
Растерянно переступив ногами, я понурилась. А ветерок так нежно и бережно перебирал гриву... И
вода шелестела так утешающе... И звёзды в прорехах облаков сверкали так лукаво и радостно...
Такие низкие, крупные, близкие...
Ночь дышала высотой, льнула к шкуре лёгким кашемиром и ластилась, обволакивая одуряюще-
тонким ароматом осени. И плыли по небу тёмные облака, подсвеченные спрятавшейся за них
маслянистой луной...
Такая невероятная красота, а кошмарик замкнулся в себе и не ни фига не замечает! И вот вроде
ничего плохого не сделала, а чувствую себя виноватой до зубовного скрежета. Хоть волком вой!
