Скучная Жизнь 4 - Виталий Хонихоев
— Агасси. — мужчина выпрямляется, в его голосе звучит сталь: — попрошу вас покинуть мой кабинет, иначе я вызову охрану.
— Серьезно? Вызови. Поговорим все вместе. О том, что случилось… например с твоей двоюродной сестрой, с Юной Юн.
— … извините, что? — рука мужчина замирает на полпути к кнопке селектора: — кто вы такая?
— Я — Арчи Гудвин. И мой Ниро Вульф не дает мне окончательных ответов. «Сходи, разузнай все до конца» — передразнивает она чей-то менторский тон: — дескать пока до конца не разберешься, рано выводы делать. А для меня так все ясно — ты сволочь и подонок, который Юне всю жизнь испортил. Так что я ходить вокруг да около, собирать информацию и анализировать больше не собираюсь. Пусть эта Оби думает, у нее голова большая. А я решила просто в кабинет к тебе прийти и все тебе в лицо высказать. Посмотреть, как ты будешь корчится… как угорь на сковородке.
— Я… я не понимаю, о чем речь. — мужчина отставляет клюшку для гольфа в сторону, снимает пиджак со спинки кресла и накидывает его. Одергивает рукава и садится за стол. На первый взгляд он все так же спокоен и уверен в себе, но Чон Джа видит, что его левая щека пару раз дернулась в нервном тике.
— И я не понимаю. — откликается Чон Джа, прищурившись и глядя на своего оппонента: — не понимаю. Мне нужен был моральный компас, понимаешь? Что вот с тобой делать? Нет, я могла бы организовать утечку в СМИ, в сеть, написать заявление в прокуратуру. Каков там срок давности по преступлениям насильственного характера? За групповое изнасилование? Я не разбираюсь, Юна — разбирается. Но то, что потом ни тебе, ни твоему дяде, ни всей вашей фирме никакой больше лицензии на осуществление деятельности не светит — это я могу сказать. Но это здорово повредит и самой Юне… это я тоже понимаю. Так что… наверное я могла бы решить дело так, как обычно решают на улицах… тем более что есть у меня парочка знакомых по ту сторону закона. Вывезти тебя на водохранилище, обуть в бетонные башмаки и отправить прогуляться по дну, водичкой подышать, да с рыбками поговорить… но мистер Хайд говорит что сперва нужно определиться. Вот я и спрашиваю тебя, Ё Син — как ты вообще по земле ходишь? По ночам спишь? Нормально все?
— Кто бы вы не были, агасси, сейчас вы сами себя закапываете. — предупреждает ее Ё Син, его лицо твердеет, словно застывающий бетон, глаза сужаются: — все разговоры в этом кабинете записываются. И они могут быть использованы против вас в суде.
— Правда? Как здорово. — Чон Джа снимает ноги со стола и подбирается. Гасит окурок прямо в пресс-папье, об нефритовую львиную морду и выпрямляется, вставая на ноги: — Тогда для записи — этот Ё Син обманул свою собственную двоюродную сестру Юну Юн, представившись ей как Ю Джин, воспользовавшись ее болезнью и злоупотребив доверием. Впоследствии он изнасиловал ее и отдал своим дружкам на поругание… двое суток вы над ней измывались! Двое суток! Ты вообще в курсе, что она потом — полгода внутренние разрывы лечила⁈ Ублюдок! Записывается⁈ Запишите это! Запишите, что я лично — считаю этого Ё Сина подонком и сволочью, который позорит всех мужчин на планете! Записывайте! И еще — я посмотрела тебе в глаза и увидела там все, что мне было нужно. Так что… продолжай сидеть в своем кабинете и играть в гольф, или что ты там делаешь. Жди возмездия, потому что оно — обязательно будет. Юночка… она слишком наивная и простая, вы, твари даже заставляли ее работать на респешн, а ведь эта фирма — фирма ее отца! Суки, мало было ее изнасиловать и в грязь втоптать, вы еще и фирму у нее отжали, а саму заставили на входе стоять! А знаешь, что самое страшное? То, что она даже не сердится. Считает, что так и должно быть. И по-своему Ю Джину скучает. Вот это — страшно. Ты же потом не смог ей в глаза смотреть, да? Поэтому Ю Джин пропал, а не пользовал ее каждую субботу по кругу? Значит остались какие-то ошметки совести в твоей поганой душе, а? — Чон Джа демонстративно отряхивает рукав своей куртки, так, словно успела испачкаться в этом огромном, чистом кабинете с окном на всю стену.
— Сайонара, Ё Син. Юна сама за себя не отомстит. Но ей и не нужно. У нее есть я. У меня не так много верных подруг, Ё Син. Как там в писании? Мне возмездие и аз воздам. Жди… — она поворачивается было к выходу, но Ё Син — окликает ее.
— Постой. — говорит он: — погоди! Погодите… я… как вас там зовут, агасси? Арчи Гудвин? Пожалуйста подождите.
— Ты хочешь что-то сказать в свое оправдание? — она поворачивается к нему, сложив руки на груди.
— Да. То есть — нет. Сейчас. — он протягивает руку и прижимает кнопку селектора: — Моника! Ко мне никого не пускать, я занят. Совещание… скажи что меня не будет. Спасибо. — он встает на ноги и идет к ней. Чон Джа немного напрягается, рассчитывая что именно она будет делать, если он — нападет на нее. В голове мелькают сценарии схватки, но он — молча проходит мимо нее, закрывает дверь поворотом замка.
— Как я уже понял, одного «никого ко мне не пускать» — недостаточно. — говорит он. Проходит обратно и грузно садится за стол, словно бы сразу постарев на десяток лет. Закрывает лицо ладонями и некоторое время сидит молча. Чон Джа — смотрит на него. Потом — тоже садится за стол. Снова достает пачку сигарет. Щелкает зажигалкой.
— Кажется я тебе уже говорил, что тут не курят? — Ё Син отрывает руки от лица и смотрит на нее.
— Говорил. — подтверждает она и выпускает струю дыма прямо ему в лицо. Он закашливается и машет рукой, отгоняя дым.
— … я не собираюсь оправдываться. — говорит он, закончив бороться с табачным дымом и снова встав на ноги: — какой в этом смысл? Юридически — у тебя нет никаких оснований, и ты это знаешь. Нет доказательств, нет фактов, нет документов.
