Эйнемида III. Надежда на весну. - Антон Чигинёв
– А что наши? Как Каллифонт?
– Каллифонт в порядке, пришёл в себя, идёт на поправку, но ещё слаб, так что командую пока я – завтра к нему сходим. Я у него дома пол-эномотии разместил, на всякий случай.
– Это хорошо, хоть какая-то новость добрая. А Феспей, Пхакат с племянником?
– Феспей сидит во дворце и не высовывается – и правильно делает. Там, кажется, вообще не знают, что в городе что-то случилось. Пхакат поит погромщиков пивом, Махтеб на него за это ворчит, но что ему ещё делать-то? Я к ним в таверну пятерых гоплитов отправил, на случай чего. К тебе домой, кстати, тоже.
– Ну хоть наши целы... – выдохнул Энекл, втайне боявшийся этих новостей. – Разве что твои охламоны выпьют все мои запасы вина.
– Целы... Наши-то целы, но сколько погибло? И за какую вину? Ты не представляешь, что здесь творилось, это нужно было видеть, словами такую мерзость не описать. Из наших знакомых Топуллу и купца Фараба разорвали на куски – решили, что алгуиты. А с ними ещё едва не десять тысяч человек.
– Да, – Энекл печально кивнул. – Я видел Галила, помнишь, того медника?
– Галил... – Диоклет зло оскалился. – Эти люди спасли меня, Энекл, а чем я плачу им? Тем, что сижу здесь? Я всё жду новостей о Палане, том хорагете, что меня исцелил. Его знают, он проповедовал открыто. Его ищут, но будто бы не нашли, а я каждый миг жду, что найдут, и я буду на это просто смотреть. Не делая ничего.
– Но что ты можешь сделать? Воевать с городской стражей? Это мятеж. Ты ведь не присоединился к погромщикам.
– Приходили... – словно выплёвывая слова, процедил Диоклет. – От Сарруна, с царской бумагой, просили воинов, сказали для наведения порядка...
– И ты?
– Вышвырнул посланца за дверь. В буквальном смысле слова.
– Боги, ты представляешь, в чём тебя могут обвинить? Ты помнишь, кто теперь Саррун?
– А в чём могу обвинить себя я? – горько усмехнувшись, Диоклет осушил чашу. – Убивать людей, которые ни в чём не виноваты, которые меня спасли и ничего не попросили взамен... Осудят, выпью яд – всё лучше.
– М-да, – Энекл печально покачал головой. – Как вообще всё началось-то? С чего?
– А как все подобные вещи начинаются? С чудовищной лжи, конечно. Как пришли вести из Каннаара, сразу шепотки пошли: «Мидония отступила...», «Мидония отдала землю...», «Царь слаб...», а там и налоги вспомнили, и что царь брата сверг, и что старого иллана казнил – богов мол прогневал. Нужен был виноватый, вот его и нашли. Алгуиты всем уже примелькались: кто их побаивался, кто недолюбливал, ну а как схватили каких-то несчастных у водохранилища, обвинили, что чуму хотели навести, да намекнули, что дело с некромантами связано... Черни много не надо, бойня началась почти сразу, а стражники её только поощряли. Кое-где и сами участвовали, когда жертвенный баран вдруг показал клыки.
– А царь? Он на это пошёл? Нахарабалазар, конечно, не подарок...
– А что Нахарабалазар? Ему всё как подали, так он и понял. Раскопали ещё доклад твоего приятеля – Нурала, сына Эшбааля, а он там с толком и разумными доводами пишет: «угроза царству, мидонийские обычаи в опасности». Вот царь «народный гнев» и благословил. Последствия ты видел, и, боюсь, это только первые.
– Н-да, скорей бы на корабль и прочь отсюда, в цивилизованные земли.
– Мне кажется, я уже готов взойти на этот корабль вместе с тобой...
Они уже успели приговорить кувшин, когда на пороге появился заспаный и необычайно взволнованный Амфилай.
– Господин, к вам пришли, с заднего хода. Двое, один чернокожий. Сказали напомнить про ночёвку в доме медника.
Переглянувшись, Энекл с Диоклетом бросились к двери.
***
– ...так вот всё и получилось, – Палан говорил спокойно, но рука, держащая чашу с вином, слегка подрагивала. – Мы защищались, но нас разбили. Кого-то из братьев и сестёр успели переправить из Нинурты, другие же пали мучениками. Я сам был ранен, но враги видно решили, что я мёртв – очнулся среди трупов. Хорошо ещё был на нищего похож: никто внимания не обратил.
Вид хорагет имел действительно неважный: перевязаная голова, окровавленная одежда с чужого плеча. Но держался он всё с тем же благосклонным достоинством, точно старший брат с младшими.
– Я нашёл его у дома Галила, – добавил Махтеб. – Всю ночь там дрались, а к утру я пошёл посмотреть, что да как. Отвёл к дяде потихоньку...
– Тот, кто судит и распределяет, да вознаградит тебя справедливо. Спасибо тебе, Махтеб, но этого делать не стоило. Меня ищут, ты и твой достойный дядя подвергли себя опасности ради меня. Я сожалею об этом.
– Разве не ты помог благородному Диоклету? Мы добро помним. В общем, дядя предложил идти к тебе, Диоклет. Мудрого Палана надо вывести из города и как можно скорее, его описание есть у всех стражников.
– Я бы не осмелился просить об этом ради себя, – вздохнул Палан. – Слишком опасно. Лучше бы мне умереть, чем подвергать опасности вас, но я должен продолжить службу, предупредить моих братьев и сестёр. Если есть способ покинуть город, мне нужно это сделать.
– Сам говорил, что не станешь набиваться в мученики, вот и не набивайся, – усмехнулся Энекл. – Диоклет...
– Здесь говорить не о чем, – твёрдо сказал Диоклет, его глаза лихорадочно горели. – Ты выйдешь из Нинурты живым. Не знаю, как, но выйдешь. Обещаю.
***
Спустя сутки, около полудня, Вратами Ниранир-Эш прошёл эйнемский отряд в три дюжины человек. Энекл приветливо кивнул знакомому щербатому привратнику и гоплиты, беспрепятсвенно миновав воротную арку, зашагали по пыльной дороге, ведущей к эйнемским казармам. Стражники проводили отряд равнодушными взглядами. Они не увидели, как в часе пути от Нинурты, на перекрёстке с восточным трактом, от эномотии отделились два воина. Гоплиты продолжили целеустремлённо шагать на юг, а эти двое остались на перекрёстке. Тот, что пониже, снял глухой эйнемский шлем, и длинные чёрные волосы рассыпались по его плечам.
– Что ж, Энекл, спасибо тебе, – с чувством сказал Палан. – Тебе и Диоклету. Тот, кто отменяет и назначает, видит всех нас, взвешивает и измеряет. Его вознаграждение справедливо.
– Было
