Быль и небыль - Тамара Григорьевна Габбе
— Ну, кум, спасибо тебе, а мне и домой пора.
Кум говорит:
— Коли пора, то и пора.
И свел мужика в погреб. А в том погребе три засека с деньгами: в одном — медные, в другом — серебряные, в третьем — золотые.
Он ему насыпал три мешка золота, три мешка серебра и четыре мешка меди.
Вынес, положил на дровни и говорит:
— Это тебе в придачу. Да еще дарю тебе своего Серка, а ежели этот Серко плох будет — приезжай. Я тебе нового дам!
И вот попрощался он с кумом и кумушкой, сел на дровни, свистнул — и как покатил Серко! Шапки на голове не удержать!
Опять едет мимо той горы, где лошадь у него оставлена была. Смотрит: она как стояла, так вся в сене и стоит.
Не видно даже, где она есть.
Ну, он выкопал лошадь из сена, привязал ее сзади и приехал домой.
Впустил Серка на двор, а дети бегут, встречают отца.
— Папа, теперь у нас хлеба много. Теперь мы не будем плакать да у чужих просить.
Заходит он в сени, а там четыре куля муки принесены. Заходит в избу — по всем по лавошникам много хлеба напечено.
А богатый брат как поехал, так и вернулся назад. Всю пшеницу обратно привез. Никто у него и горсти не взял. Будто он всю свою удачу вместе с каменьем на братний воз переложил.
Так с тех пор и стало. Что ни делает богатый — все без толку. Хоть брось! Никакому началу нет хорошего конца.
А бедному во всем удача пошла. Живи да радуйся, да кума добром поминай!
А кто он есть тот кум — про то неведомо. Человек ли, нет ли — иди знай!
Всяко бывает.
Сват Наум
Жил на свете мо́лодец. Парень ладный был — хорош, пригож, а именья — ни кола, ни двора, ни мила живота. Хлеба — что в брюхе, а платья — что на себе.
Вот он и раздумался.
— Долго ли мне бобылем мыкаться — на чужих дворах, при чужих полях? Видно, надо свой дом заводить. Да лиха беда — начало. Сам я молодой, а ум в голове и того моложе. Эх, были бы у меня живы покойник-батюшка али матушка-покойница, сказали б они мне, с какого краю начинать.
В таких мыслях шел раз парень по бережку. Видит — лодочка плывет, а в лодочке женщина — не так, чтобы древняя, не так, чтобы молодая. Бабушка — не скажешь, сестрицей не назовешь.
Снял парень шапку, покивал, помахал:
— Тетенька, — кричит, — а, тетенька! Пристань к берегу!
Подгребла женщина к берегу, спрашивает:
— Что тебе, молодец, надо?
— Да вот что, тетенька, была у меня на ручье мельница. Мельницу в разлив водой унесло, а жернова по воде уплыли. Ты, часом, не видела ли их?
— Тьфу, дурак! — говорит женщина. — Да когда же это жернова по воде плавали?
— Так-то так, тетка! — говорит парень. — Да все на свете бывает.
Плюнула женщина и оттолкнулась от берега, а он дальше идет. Прошел немного — видит: опять лодочка выплывает, а в лодочке — старичок.
— Эй, дедушка, не видал ли жернова? Мельницу у меня давеча унесло, а жернова по воде уплыли…
— А, так это твои жернова плавали? Видел я их вчерась, видел. Только они не вниз, а вверх по реке пошли. Вороти назад — не там ищешь.
Поклонился парень старичку и говорит:
— Нет, дедушка, где искал, там и нашел. Сделай милость, пристань к берегу!
Причалил старичок.
— Как тебя величать, дедушка? — спрашивает парень.
— Дед Наум.
— Ну, дед Наум, наставь на ум. Научи меня, как на свете жить.
Посмотрел на него старичок.
— А тебе, что ж, — говорит, — своего ума не хватает?
— Отчего не хватает? Как раз хватает, чтобы чужого призанять.
— Ишь ты какой! Ну, залезай в лодку, берись за весла, а я на корму сяду.
Поплевал парень на ладони, налег на весла, а старичок за руль взялся — правит. Ходко идет лодочка, как ножом воду режет.
— Ну, — говорит старичок, — сказывай, какая у тебя забота?
— Так и так, — отвечает парень, — один я на свете, нет у меня ни дома, ни родни…
— Что ж, это беда поправимая. Жениться тебе надо.
— Правда твоя, дедушка, женился бы я, да разве за меня выдадут? Какой у меня зажиток? Весь я тут.
— А что? — говорит старичок. — И этого не мало. Только надо за дело умеючи браться. Есть у меня невеста на примете — и собой хороша, и на работу проворна, и родители богатые — полон дом добра. Отца хлебом не корми, а похвастать дай.
— Ну, — говорит парень. — Разве такой за меня отдаст?
— Такой-то и отдаст. Погоди маленько, сам увидишь.
— Ах, дедушка, сосватай ты меня, дак будешь мне родней ро́дного батюшки. Право слово — заместо отца почитать тебя стану.
Старичок говорит:
— Ладно, ладно, сосватаю. Подгребай-ка, братец, к берегу. Заночуешь у меня, а завтра, благословясь, и пойдем.
Вот утречком встали сват и жених, студеной водицей умылись и пошли себе.
Недолго шли, видят: дом — не дом, а хоромы! Двор большой, метен чисто, окошки светлые, и крыльцо с навесом.
Остановился жених, поглядел на свата: вперед ли идти или назад ворочаться? Ворочаться-то будет жалко, а вперед идти — будто страшно. Не ровен час, прогонит хозяин.
А сват говорит:
— Ничего, не робей! Ничем ты его не хуже. Он нынче богат, а ты завтра богат будешь. У него дочка пригожая, дак пусть он ее за тебя отдаст, твои дочки еще приглядней будут. Он хвастаться горазд, а мы его и тут за пояс заткнем. Знай одно — держись веселей.
Заходят они в дом — хозяевам поклон, дочке особо. Хороша дочка — глаз не отвесть. Загляделся на нее парень и про хозяев забыл. Ну, да благо сват свое дело помнит: прямо к свадьбе разговор ведет.
