Неизвестно - Саласюк От июня до июня

- Видишь ты, школьницы... - грубовато проворчал усатый дядька-сверхсроч­ник. - Война идет, а они шляются незнамо где. Дома надо было сидеть. Родители- то, небось, с ума сходят, переживают.

Бойцы поспешили поделиться с девушками тем, что сами имели. Накинули им на плечи шинели: в опустившихся сумерках, да в открытом вагоне, разогнав­шемся уже достаточно неплохо, становилось прохладно. Всунули им в руки хлеб, колбасу. Дина и Софа ели с огромным удовольствием, вдруг вспомнив, что они голодают, по сути, уже не меньше двух или трех дней.

- Сестренка, слышь, сестренка, откуда ты родом? Может, мы с тобой земля­ки? - завел один солдатик, заглядываясь на Дину.

- Там, откуда я родом, уже давно немцы сидят.

- Ишь ты. Спрытен больно этот немец. А зовут-то тебя как, сестренка?..

- А тебя как зовут, смугляночка? - восхищенно зыркал глазами на Софу мо­лоденький стриженый боец с украинским выговором, подавая ей свою флягу с водой.

А эшелон летел вперед в темноте, на переездах притормаживая, давая гудки. Поезд пересекал дороги, даже в темноте было видно, сколь плотны колонны сол­дат, беженцев и машин, устремляющихся на восток с надеждой, что самым глав­ным руководителем страны товарищем Сталиным уже определен рубеж обороны, на котором вероломный и беспощадный враг будет остановлен. И люди спешили, бежали, стремились скорей туда, на этот рубеж, чтоб там уже всем вместе встать неодолимой стеной и сокрушить противника. И лучше там погибнуть, на миру, в едином и непоколебимом фронте, нежели здесь - гонимым, униженным, окру­женным, в безвестности.

Поезд остановился. Погудел. Тотчас из вагонов состава выскочило несколько командиров. Послышались крики, свистки.

- Это какая станция?

- Станция?

- Вокзал?

- Где мы?

- Рожанка? Я думал, мы уже в Лиде!

- Да, Рожанка.

- Вы кто?

- Дежурный по станции.

- Шкура, почему отцепляешь паровоз! Я тебя пристрелю сейчас! А ну обратно! До Лиды!

- Товарищ командир! В Лиде уже немцы.

- Какие немцы! Какие немцы! Паникер!

- Немцы! Немцы!

Из вагонов стали выскакивать люди, бежать в разные стороны. Начиналась па­ника.

Капитан тоже выскочил из теплушки.

- Рота! Без паники! Слушай мою команду! Строиться выходи! Повзводно, в ко­лонну четыре - становись! Равняйсь, смирно! Вольно! Как уже известно, в Лиде немцы. Мы пойдем на Минск через Новогрудок. Походной колонной. Напра-во! Шагом марш!

Дина и Софа остались на платформе, как были - в шинелях внакидку, с узелка­ми в руках. Сначала Дина двинулась за ротой, но Софа ее остановила.

- Постой, Дина! Куда нам идти? До Слонима ближе, чем до Минска. В Слони- ме мои родители - чего нам еще искать, скажи, где нам может быть лучше?

- Везде, где нет немцев. Ты что, не понимаешь этого?

- Мне кажется, ты все преувеличиваешь. Они же, в конце концов, люди, если даже немцы и фашисты.

- А ты забыла, как они расстреливали нас из пулеметов? Это кто были - люди или фашисты? Дура ты. Можешь тащиться в свой Слоним, а я пойду с солдатами.

Дина побежала догонять роту, Софа за ней.

Шли всю ночь по карте. Командир решил, что люди в меру подремали в те­плушке. На марше догоняли отдельные группы, которые присоединялись к роте. Под самое утро остановились. Авангард обнаружил впереди, на хуторе, ночную стоянку немцев. Предположительно их было немного. До взвода и на мотоциклах. Капитан решил с ходу ворваться на хутор и уничтожить врага. Сам пошел с пер­вой ударной группой.

Дину и Софу трясла мелкая дрожь. Они понимали, что сейчас начнется бой, но что и как будет - не знали. Все бойцы ушли вперед, остались только они и почему- то еще несколько человек, взявших винтовки наизготовку. Долго было тихо. Небо светлело с каждой секундой. Запели жаворонки. Вдруг раздался одиночный вы­стрел, следом дружно затрещали винтовочки. Пару раз гавкнул «шмайсер», еще раздалось несколько вскриков, и все опять стихло. Софа закрыла лицо и уши ру­ками и что-то шептала. Дина, наоборот, широко раскрыв глаза, неотрывно смотре­ла на хутор. После минутной тишины, настороженно недоверчивой, заговорили красноармейцы.

- Все? Все! Где еще спрятались? В сарае уже нет? А в хате?

Из хаты вывели офицера. Недоуменно растерянное, но все же высокомерное лицо.

Дина побежала к хутору. Увидела, как за ноги стягивают в одно место полуоде­тые трупы немецких солдат. Мотоциклы с пулеметами стояли тут же, во дворе. Молодой немецкий офицер дрожащими руками застегивал китель.

Красноармейцы с интересом рассматривали немца - первый раз видели живо­го так близко, но с еще большим интересом изучали мотоциклы марки «БМВ» с пулеметами на колясках.

- Вот это да! Вот это техника! Класс - машинки! Нам бы в пехоту такие, да и пулеметики ладные. Подходящие пулеметы.

Капитан поманил Дину к себе пальцем.

- Знаете немецкий?

- Так точно! - по-военному ответила Дина. Военная лексика, краткость, чет­кость команд и ответов очень ей нравились. С удовольствием начиная овладевать профессиональным языком военных людей, она чувствовала, что именно этого всего, что составляет суть военного дела, ей не хватало в полученном прежде обра­зовании, когда она обучалась в дорогих лицеях, гимназиях и у частных учителей.

- Спросите, - сказал капитан, указывая на немецкого офицера, - где, по его сведениям, уже могут находиться передовые немецкие подразделения?

Услышав вопрос, немец усмехнулся:

- Вчера победоносные немецкие войска находились под Минском, а сегодня они будут в самом Минске.

Капитал хмуро опустил голову. Помолчал.

- Спросите, где они сегодня должны пополнять запасы ГСМ и боепитания. Пусть покажет по своей карте. - Капитан развернул карту, захваченную у немца.

Лейтенант еще раз усмехнулся. Снисходительно-презрительно.

- На этот и все последующие вопросы отвечать не буду. Мы - победители, а вы - побежденные. Трагедия нашего взвода - дело случая. А то, что вы пока живы, дело нескольких дней. Но если вы сейчас же сдадитесь мне в плен, то я походатайствую, чтоб вас направили в лагерь, а не расстреливали. - И для Дины добавил отдельно: - А вы, фройлен с чертами женщины арийской расы. Как вы можете служить этим недочеловекам? Сознайтесь, ведь вы же немка!

- Я еврейка, а вас, сволочей, буду убивать, сколько хватит сил! - яростно про­говорила Дина, и у немца вытянулось лицо.

Из более чем двухсот человек нашлось всего пятеро более или менее умеющих управиться с мотоциклами. С остальных машин слили бензин, сняли пулеметы и бросили. Высокомерного арийского офицера пристрелили.

Пять машин со счастливыми, насколько это возможно было в такой обстановке, экипажами, при полном пулеметном вооружении помчались в авангарде. Самой счастливой среди этих пятнадцати мотоциклистов была Дина. Она сумела убедить капитана, что ее знание немецкого при разведывательных действиях мотогруппы может быть не менее полезным, чем пулемет.

- Кроме того, товарищ капитан, я умею стрелять. - Она тут же, к изумлению офицера, извлекла из своего узелка немецкий парабеллум и, скроив на своем пре­лестном личике свирепое выражение, прицелилась и выстрелила три раза подряд в толстую старую липу, росшую во дворе хутора.

А потом сама бросилась к дереву отыскивать в его столетней коре следы своей «снайперской» стрельбы.

- Вот видите, видите, попала! - отчаянно кричала она, тыкая пальчиком в какие-то выдолбы, появившиеся здесь, скорее всего, от рогов бодливых коров или бычков.

- Ну что, берете, берете? Я не подведу, честное слово. Возьмите, а, товарищ капитан!..

Капитан покачал головой, вздохнул и сказал:

- Ну вот, в гражданскую войну была Анка-пулеметчица, а у нас появилась Динка-пистолетчица. Ладно. Поезжай. А вообще-то, переводчик должен быть при штабе.

- Согласна, товарищ капитан, я буду при штабе. Вот только разок съезжу с ре­бятами в разведку - и буду! - с убедительной искренностью заверила командира Дина и умчалась с авангардом.

Но перед этим разыскала Софу, чтоб отдать ей свой узелок. Снисходительно полагала, что Софка спит или, например, стирает бельишко. Но увидев ее, оста­новилась от неожиданности. Софа стояла под березой, а близенько-близенько к ней - молоденький солдатик, чернявый, с пушком над верхней губой, водил гру­бым пальцем своей крупной мозолистой руки по ладони ее нежнейшей пухлень­кой ручки и пел ей мягким украинским говором:

- Ось це линия жицця. Бачышь, яка вона в тебя длинна. Рокив сто будешь жить. А можа, и бильш. А вось це линия кохання.

Дина для себя отметила, что выражение лица Софки при этом было безмерно счастливое и глупое, а блестящие её глаза затуманились.

- Софа, - сказала торопливо она, - я уезжаю с авангардом, а тебе поручаю мой узелок.

Силы небесные! Софка всего лишь кивнула головой и снова с гипнотической глупостью влюбленной курицы принялась впитывать в себя росказни файного па­рубка.

Динка еще раз глянула на идиллию под березой и, уже уходя, бросила: