Искусство и наука - Джон Рескин
203. На что мы пригодны? Даже наши орудия разрушения разве полезны нам? Даруют ли они нам действительное могущество? Некогда, правда, не как алкионы, а как морские орлы, мы имели свои дома на море; не страшась ни бурь, ни врагов, мы парили как буревестники; и подобно арабам на действительно бесследной пустыни мы жили на виду у всех наших братьев. Наша гордость пала; никакая трость, колеблемая ветром у гнезда маленького поющего алкиона, не трепещет сильнее, чем мы теперь, хотя мы и настроили на море много железных гнезд с непроницаемыми бронями. Мы лишились гордости, но приобрели ли мы мир? Заботимся ли мы о нем и стремимся ли мы хоть сколько-нибудь водворить его?
204. Думали ли вы когда-нибудь серьезно о значении того блаженства, которое даруется миротворцам? Люди постоянно рассчитывают на то, что будут наслаждаться миром на небе; но вы знаете, что тот мир должен быть уже подготовлен. За какое бы миротворство не было обещано блаженство, оно должно быть совершено здесь, на земле; и не путем оружия, а устройством тихих пристанищ среди житейского моря, воздвигаемого бурею. Довольно трудная вещь, думаете вы. Может быть, но я не замечаю, чтоб кто-нибудь пытался делать это. Мы жалуемся, что нам многого недостает, – мы желаем права голоса, свободы, развлечений, денег. Но кто из нас чувствует или знает, что он нуждается в мире?
205. А если вам он нужен, то есть два пути для достижения его. Первый путь всецело в нашей власти – это стать гнездом отрадных мыслей. Это действительно те же гнезда на море, но безопаснее всяких других; только нужно много искусства, чтоб свить их. Никто из нас еще не знает, так как никого из нас в ранней юности не учили тому, какие волшебные дворцы мы можем воздвигать из прекрасных мыслей и какая это дивная защита от всякого рода превратностей судьбы. Блестящие фантазии, умиротворяющие воспоминания, благородные истории, достоверные сказания, сокровищницы драгоценных и успокоительных мыслей, никакая забота не в силах нарушить их, никакое страдание омрачить, никакая нищета лишить нас такой нерукотворной обители для нашей души.
206. И в заключение уверяю вас, что в настоящей жизни первая «мудрость спокойствия» заключается в том, чтобы стремиться и решительно работать для удобства и красоты такого жилища, которое мы никогда не покинули бы, если б имели; не помещения в образцовой гостинице, не дом номер такой-то на Парадайз-роу. Нет, мы должны иметь собственный деревенский домик, окруженный полями, с небольшим садом, красивым видом, с речкой, протекающей вблизи, со здоровым воздухом, чистой кухней, с гостиными и спальнями. Менее чем на этом никто не должен помириться; большего немногие стали бы желать; но если вам кажется невозможным или страшно фантастичным, чтоб такие дома стали когда-нибудь достоянием большинства английского народа, то снова прошу вас поверить мне, что обстоятельства, препятствующие нам достигнуть этого, и представляют именно то зло, бороться с которым и устранить которое и составляет главную теперь задачу истинной науки, истинного искусства и истинной литературы. Наука выполняет свою задачу не объяснением нам причин появления пятен на солнце, а выяснением нам законов нашей собственной жизни и последствий их нарушения. Искусство выполняет свою задачу не тем, что украшает чудовищные галереи пустыми, страшными или неприличными картинами, а совершенствуя удобства и облагораживая удовольствия повседневной жизни и семейного очага; и литература исполняет свою обязанность не тем, что заставляет нас тратить время на политические споры или на чтение праздных фантазий, а возвышая нашу фантазию до величия всего благородного, честного и дарующего счастье в этой жизни; доставляя нам, жалким и неизвестным, сообщество самых мудрых собратий всех веков и народов и содействуя обмену ясными мыслями и честными намерениями между отдаленными друг от друга нациями, чтоб, наконец, утишилось бурное море необузданных страстей и превратились в тихие дни бури мира, так чтобы птицы воздушные спокойно вили свои гнезда, а сын человеческий нашел, где преклонить свою голову.
Лекция X
Геральдические принадлежности
9 марта 1872 года
207. В последней моей лекции я старался иллюстрировать вам отношение искусства к физиологии и ту пользу, какую последняя может извлечь из него. Сегодня же я намерен ознакомить вас с элементарными формами физиологии, как представительницы науки об истории. История, точно говоря, есть физиология, или естественная история человека; она поистине должна быть историей его природы, а не только перечнем событий, случившихся с ним. Не слишком ли смешиваем мы несущественную часть этой науки с ее существенной?
Излагая естественную историю льва, вы нисколько не интересуетесь тем, где он был пойман и сколько овец съел он. Вы хотите знать, какими внутренними и внешними качествами он должен обладать. Но во всех наших книгах об истории человечества мы только стараемся рассказать, что случалось с людьми и как много своих собратьев они тем или другим способом поедают, когда являются тем, что Гомер называет δηµοβόροι[87], т. е. людоедами, так что мы едва понимаем теперь, каковы их истинные нравственные свойства. Мало того, я не уверен даже, что геральдика, главной задачей которой является искусство выразить существенные свойства нашего характера и, сохраняя летописи наших предков, насколько это возможно (или приятно с точки зрения современного дарвинизма) проследить происхождение их; что даже геральдика всегда ясно понимала свою задачу; хотя отлично знаю, что сама она не была понята в ее повествованиях.
208. Некоторые из вас, надеюсь, заглядывали в книгу Артура Хелпса о «Войне и Культуре»[88], о которой я не могу всего высказать, что хотелось бы, так как автор сделал мне честь посвятить ее мне; но вы в ней найдете рассказ, непосредственно относящийся к предмету нашей настоящей беседы, а именно следующий рассказ о геральдике:
«Один из
