Поздняя осень в Венеции - Райнер Мария Рильке

«я полагаю» — их вечное слово;

она же из-под чепца кружевного

смотрит, как попадают впросак,

частенько рады тщетным находкам;

устало трогает подбородком

белый коралл, и пример красоткам

впрок: сочетанье шали и лба.

Только порою два мгновенных

взора с улыбкою, два надменных,

извлечены, как два драгоценных

камня из тех, других, сокровенных

в ларце: наследство или судьба.

Ложе

Думают, что скорбь смиряют в личном,

внутренне усвоив этот гнет, —

но театр не в чувстве ли первичном?

Занавес откинь, и предстает

хор ночей, поющий песнь судьбе,

и минута счастья и печали,

хоть они вдвоем уже лежали,

рвет в слезах одежды на себе,

мучаясь из-за другой минуты,

так как и она не утолила

жажды и отчаянье продлила.

Больше нет опоры, кроме смуты,

так как лишь ценой потерь

найденное некогда в любимом

все еще грозит в неумолимом,

как скрывающийся в дебрях зверь.

Странник

Ближних покидая безучастно,

в неизведанный пускаясь путь,

и не думал, где бы отдохнуть;

ночи странствий предпочел он страстно;

от ночей любви держась вдали,

видел он в присутствии земли,

как средь сильных звезд ночные дали

изгибались, длились, пропадали

или дали, как сраженье, шли

и рассеивались под луною

деревнями, связаны одною

участью, и превращались в парки,

где сиденья серые для знати

и для путников усталых кстати,

пусть хоть на мгновение подарки,

но не постоишь ты в холодке,

ибо столько стран за поворотом,

где своим вверяются оплотам

города гордыни вдалеке.

Ничего другого не желая,

шел он с торжеством первопроходца,

чем-то большим все еще томим,

но и там, где суета жилая,

углубленье в камне у колодца

мог владеньем он считать своим.

Подъезд

Что это: поворот или порыв?

Там, где к барочным ангелам впервые

колокола качнулись голубые,

мы мчались в экипаже, не забыв

с тех пор, каков пленительный обхват

приветливого замкового парка,

где вдруг возникла перед нами арка

и мы, оказывается, у врат,

гостеприимных, звавших нас веками,

где высится фасад и где карниз,

когда скользят в дверях стеклянных тени,

и где по лестнице борзая вниз

бежит, минуя плоские ступени,

чтоб нас встречать радушными прыжками.

Солнечные часы

Где порою веет прелесть прели

каплями в луче благоуханном,

там колонна в мареве пространном,

сколько птицы бы ни пели

ей при кориандре с майораном,

призвана являть, который час.

Дама в шляпе (с ней слуга послушный)

часто здесь встречает вечер душный,

видя и на этот раз:

день в тени часов угас.

Но когда нахлынет ливень летний

и движение в листве заметней,

останавливаются часы в готовом

времени, которое годами

копится цветами и плодами,

зрея в белом домике садовом.

Мак снотворный

В саду пока еще не отцветал

зловещий сон под натиском любовных

видений скрытых, ненасытных, кровных

в соединеньи вогнутых зеркал

и грез, чьи обезумевшие маски

спешат расти, вставая на котурны,

которые возносят без опаски,

уже размякнув, семенные урны

(взлелеянные соками земными

в своих бутонах бывших), но отсюда

бахромчатые чашечки, а с ними

мак — марево, знобящий жар сосуда.

Фламинго

Jardin des Plantes, Paris

Лишь Фрагонар изобразить бы мог

их отраженья в пурпуре и в белом,

и можно их сравнить с цветущим телом

подруги, нежных прелестей залог

спросонья; как цветы среди куртины

на стеблях ярко-розовых стоят

и опереньем привлекают взгляд,

самих себя влекущие, как Фрины,

нечаянно, но бледные зеницы

в плодово-темно-красном прячут птицы,

при этом клювы погружая в пах;

завистливая завизжала стража,

и вдруг в своей вольере на глазах

подвижное подобие миража.

Персидский гелиотроп

Когда сравненьем с розой пренебречь,

подругу воспевая, ты готов,

один гелиотроп среди цветов

овеян ароматом тайных встреч,

и заодно бюль-бюль с цветком нарядным,

красой неведомой томим,

словам созвучен сладостно-отрадным,

благоухающим одно с другим,

и на лиловом бархате тогда

средь гласных этих со звездой звезда —

так небо, выстеганное шелками,

всё в звездных гроздьях, как за облаками,

сияющий потоп со всех сторон,

и в тишине ваниль и кинамон.

Песня на сон грядущий

Обретешь ли ты покой

без меня в истоме сонной,

когда липовою кроной

не шептать мне над тобой?

Разве ты заснешь, скорбя

без моей ночной опеки,

если слова мои — веки

глаз, ласкающих тебя?

Кто тебе скажет: «Проснись!» —

без меня, когда ограда

для тебя я, как для сада,

где мелисса и анис?

Павильон

Но не распахнутся двери снова,

не зеленые ли зеркала

прошлого, где жизнь была готова

счастьем просиять, но из-под крова

лишь подобие немого зова,

так как за дверями жизнь прошла.

Но и над неомраченной дверью

каменной гирлянды