Очерки по теории сексуальности [litres] - Зигмунд Фрейд

Ганс: «Я ходил сам, а Берта мне разрешила. Это ведь не стыдно».

Я: «Тебе было бы приятно увидеть ее пипиську?»

Ганс: «Да, но я ее не видел».

Тогда я напомнил ему гмунденский сон об игре в фанты и спросил: «Тебе в Гмундене хотелось, чтобы Берта заставила тебя делать пи-пи?»

Ганс: «Я никогда ей не говорил».

Я: «А почему не говорил?»

Ганс: «Потому что не думал об этом. (Прерывает себя.) Если я обо всем напишу профессору, моя глупость скоро пройдет, правда?»

Я: «Почему тебе хотелось, чтобы Берта заставила тебя делать пи-пи?»

Ганс: «Не знаю. Потому что она смотрела на меня».

Я: «Ты воображал, как она кладет руку на твою пипиську?»

Ганс: «Да. (Отвлекается.) В Гмундене было очень весело. В огороде, где росла редиска, была песчаная куча, я там копал лопаткой».

(Это огород, где он делал пи-пи.)

Я: «А в Гмундене, когда ложился спать, ты трогал свою пипиську?»

Ганс: «Нет, еще нет. В Гмундене я так хорошо спал, что вообще об этом не думал. Только на старой квартире и теперь».

Я: «А Берта никогда не трогала руками твою пипиську?»

Ганс: «Нет, потому что я ее не просил».

Я: «А когда тебе этого хотелось?»

Ганс: «Кажется, один раз Гмундене».

Я: «Всего один раз?»

Ганс: «Ну, много раз».

Я: «Итак, она смотрела, как ты делаешь пи-пи. Может, ей было любопытно узнать, как ты это делаешь?»

Ганс: «Или узнать, как выглядит моя пиписька».

Я: «Но и тебе тоже было любопытно, верно? Ты подсматривал только за Бертой?»

Ганс: «За Бертой и Ольгой».

Я: «А еще за кем?»

Ганс: «Ни за кем».

Я: «По-моему, ты врешь. А как же мама?»

Ганс: «Ну, и за мамой, конечно».

Я: «Но теперь тебе больше не интересно, так? Ведь ты знаешь, как выглядит пиписька Ханны».

Ганс: «Но она же вырастет, правда?»[162]

Я: «Да, конечно… Но когда вырастет, она все-таки будет отличаться от твоей».

Ганс: «Это я знаю. Он будет такой же, как сейчас, только больше».

Я: «В Гмундене ты подсматривал, как мама раздевается?»

Ганс: «Да. А когда купали Ханну, я видел ее пипиську».

Я: «И мамину видел?»

Ганс: «Нет».

Я: «Почему тебе противны мамины панталоны?»

Ганс: «Не все, только черные. Когда она их купила, я увидел и плюнул. А когда она надевала и снимала другие, я не плевался. Я плевал потому, что эти панталоны черные, как ка-ка, а желтые – как пи-пи. Когда я смотрю на них, мне хочется делать пи-пи. Когда мама носит панталоны, я их не вижу, потому что сверху она надевает платье».

Я: «А когда она раздевается?»

Ганс: «Тогда я не плюю. Но когда панталоны новые, они похожи на ка-ка. А когда они старые, краска сходит и они становятся грязными. Когда их покупают, они новые, а когда их не покупают, они старые».

Я: «Значит, старые панталоны не вызывают у тебя отвращение?»

Ганс: «Когда они старые, они чернее, чем ка-ка, разве ты не знаешь? Чуточку чернее»[163].

Я: «Ты часто ходил с мамой в уборную?»

Ганс: «Очень часто».

Я: «Тебе там было противно?»

Ганс: «Да… Нет!»

Я: «Тебе нравилось смотреть, как мама делает пи-пи или ка-ка?»

Ганс: «Очень нравилось».

Я: «Почему?»

Ганс: «Не знаю».

Я: «Может, ты думал, что увидишь пипиську?»

Ганс: «Да, наверное».

Я: «Почему ты в Лайнце не ходишь в уборную?»

(В Лайнце он всегда просит, чтобы я его не водил в клозет. Один раз он испугался шума воды из сливного бачка.)

Ганс: «Потому что там, когда тянут ручку вниз, громко шумит».

Я: «И ты пугаешься?»

Ганс: «Да».

Я: «А здесь, в нашей уборной?»

Ганс: «Здесь – нет. Но в Лайнце я пугаюсь, когда ты спускаешь воду. Когда я внутри и вода стекает вниз, я тоже пугаюсь».

Чтобы показать мне, что в нашей квартире он не боится, Ганс заставил меня пойти в уборную и спустить воду. Затем объяснил: «Сначала идет громкий шум, потом потише. Когда шумит громко, я прячусь внутри, а когда тихо, я выхожу».

Я: «Потому что боишься?»

Ганс: «Потому что мне хочется увидеть громкий шум. (Поправляет себя:) Услышать громкий шум. Я остаюсь внутри, чтобы лучше слышать».

Я: «Что же напоминает тебе этот шум?»

Ганс: «Что в уборной надо делать ка-ка».

(Ровно о том же самом, о чем напоминают черные панталоны.)

Я: «Почему?»

Ганс: «Не знаю. Громкий шум похож на тот, какой бывает, когда делаешь ка-ка. Громкий шум напоминает о ка-ка, а тихий – о пи-пи».

(Сравните ассоциации с черными и желтыми панталонами.)

Я: «Скажи, а лошадь в конке не была того же цвета, что и ка-ка?»

(По его словам, она была черной.)

Ганс (изумленно): «Да!»

К этому отрывку нужно добавить несколько замечаний. Отец мальчика задает слишком много вопросов и следует некоему намеченному плану вместо того, чтобы дать высказаться ребенку. Вследствие этого анализ становится неясным и сомнительным. Ганс же идет по собственному пути и, когда чувствует, что его хотят увести в сторону, попросту умолкает. Очевидно, что его интерес ныне – непонятно почему – направлен на «ка-ка» и «пи-пи». История с шумом разъяснена ничуть не лучше истории с черными и желтыми панталонами. Допускаю, что тонкий слух мальчика уловил различие в шуме, который производят при мочеиспускании мужчины и женщины. Анализ довольно искусственно свел материал к различению мочеиспускания и дефекации. Читателю, который сам еще не приступал к психоанализу, я могу посоветовать не стремиться постичь все и сразу. Необходимо относиться к услышанному с беспристрастным вниманием и ожидать дальнейшего развития.

* * *

«Одиннадцатое апреля. Сегодня утром Ганс опять пришел в нашу спальню, и, как повелось в последние дни, его выпроводили.

Позже он рассказывал: «А я вот что придумал. Я сижу в ванне, тут приходит водопроводчик и отвинчивает ее. Затем он берет большой бурав и ударяет меня в живот»[164].

Отец переводит для себя эту фантазию так: «Я в кровати у мамы. Приходит