Гусейнова Ольга - Сумеречный мир

      — Спасибо тебе за помощь, — глубоко вздохнув, произнес Сава, не глядя на меня.

      Большой сильный мужчина явно неловко себя чувствовал, не привык, чтобы его женщины из беды выручали, а некоторые еще и наставляли.

      — Не за что, — я тоже тяжело вздохнула и срочно приняла меры по спасению душевного спокойствия тигра: — Вы меня в клан взяли. Работу дали. По сути, от авантюриста Келя избавили. — Аккуратно свесила ноги с кровати и села. — Выходит, мы сочлись.

      — Думаешь, это равноценная сделка, — мотнул рыжей лохматой головой Сава. — Одно слово — светлая.

      — Никто мои туфли не видел? — уныло спросила я, рассматривая поцарапанные грязные ноги в синяках и потрепанный запылившийся костюм, который еще утром по-прежнему радовал меня. А сейчас расстроил окончательно: если лопнувший по шву рукав можно зашить, грязь — отстирать, то мелкие и крупные прорехи…

Охо-хо, без красивой дорогой вещи осталась. Жалко до слез. Я отвернулась, чтобы мужчины мои заблестевшие глаза не заметили, и увидела свое нечеткое отражение на глазурованной поверхности кафельной плитки.

      — Святые светлые, это что? Я? — потрясенно схватилась за голову и попыталась пригладить торчащие в разные стороны волосы. Ведьма-ведьмой, какими их изображали в сказках на светлой стороне.

      — Ну извини, — усмехнулся Алекс, почесав свою вздыбленную шевелюру. — Не расстраивайся, скоро пройдет.

      Нет, вселенная точно задолжала мне белых полосок. Я повернулась к Саве и, сконфуженно улыбаясь, предложила:

      — Хорошо, давай сочтемся по-другому. Рассчитаешься бальзамом для волос... Можно сразу два флакона, а то мало ли...

      Сначала заржал Кох, следом, охая от боли и хватаясь за грудь, захихикал Сава, выдавив: «Идет!», и даже у Егора дрогнули губы, а потом я услышала его каркающий хриплый смех, запечатленный в памяти. Но в этот раз мне было не страшно, а легко и весело.

                              ***

Накрыв руками волосы и опираясь локтями на стол, я уныло смотрела перед собой. Мои локоны, превратившиеся в мочалку и не поддававшиеся ни расческе, ни описанию, расстроили окончательно. Надеюсь, с ними удастся справиться водой и шампунем, и они недолго будут «радовать» меня в зеркале. А то как с такими работать? На глаза посетителям показаться?

Полчаса назад ногу немного в сторону отставила и чуть не свалилась: каблук на новой туфельке сломался. Прямо-таки преследующая меня неприятность — обувь. Эх, кто бы подумал, что секретарская работа окажется настолько напряженной? Вот изящная вещица и не выдержала. Надо бы у Пелагеи Павловны узнать, где можно отремонтировать.

       — Совсем плохо? — неожиданно услышала я мягкий грассирующий голос. И пока выпрямлялась, гадая, что за нелегкая женщину в эту резиденцию тестостерона принесла, та проявила искреннее сочувствие и заботу: — Как ты себя чувствуешь? Может, лучше к себе пойдешь? Полежишь?

Наконец, я подняла глаза и в недоумении осмотрела приемную, но кроме Глеба, который спокойно смотрел на меня, по обыкновению явившись бесшумно, никого не обнаружила.

— А где она? — еще раз огляделась я, отметив, что Глеб волнуется.

       — Кто? — теперь он удивился и тоже оглянулся.

       — Да женщина, она меня о самочувствии... — начала пояснять я, но внезапно до меня дошло: это же Глеб говорит тем самым голосом! — А вы разве, не немой?

Поджав тонкие губы, он хмуро уставился на меня:

        — А с чего ты решила, что я немой? — голос у него слишком мягкий, мурлыкающий, скорее характерный для кота, чем пса, грудной и похож на низкий женский, хотя, тембр больше мужской. И главное — завораживает до мурашек на коже у любого пола.

Я виновато пожала плечами, мол, брякнула, не зная, и пояснила недоразумение:

       — Так вы же постоянно жестами разговариваете. Я впервые услышала, честно.

Серые глаза волка неожиданно блеснули в насмешливой ухмылке. Хотя я ощутила его досаду, злость и стыд. Но очень быстро те эмоции сменились другими, связанными с хорошими воспоминаниями. Глеб присел на диван, вальяжно откинувшись на спинку, закинул ногу на ногу и поведал:

— Парни меня пацаном в лесу подобрали, в снегу, избитого, голодного и замерзающего. Выходили бедолагу, но я в том возрасте был, когда организм перестраивался, взрослел. Обморожение даром не прошло: связки голосовые повредились. По молодости стыдился своего воркующего голосочка... больше помалкивал, да жестами общался. Глеб и Савка меня с полуслова понимают, а другим все равно, я с ними мало говорю, работа у меня... неразговорчивая.

       — Прости... те, пожалуйста, — я поспешила исправить недоразумение, сделав вполне заслуженный комплемент. — А голос у вас невероятно приятный, необыкновенно чарующий, но не бабский, а какой-то нереальный, и потому подсознательно предположила, что мужчина так разговаривать не может.

       — Чарующий? — удивился довольный Глеб.

        — Да! — я улыбнулась с облегчением.

       — По-твоему, на уродство не тянет? — с наигранным веселым безразличием поинтересовался он.

Забыл Глебушка, что я чувствую, как он замер в ожидании ответа.

       — Нет, конечно. Особенность такая, женщинам, как правило, нравится, — похвалила я и тут же выдала почти ошеломляющую мысль: — Вы с Варей поэтому не разговариваете? Думаете, она откажет из-за голоса?.. — и опять чуть язык не прикусила.

       Глеб вздрогнул, хотел ответить резко, но осекся, наверное, вспомнив о том, что перед ним светлый эмпат. Посверлил меня изучающим взглядом, под которым стало холодно, но своей проблемой поделился:

— Варя... очень застенчивая. Боится всего. Жестами с ней много не поговоришь, а вдруг бы мой голос ее... оттолкнул. Я же не знал.

       — Это точно, — я кивнула, невольно поморщившись: чего только в голову не придет, похоже, влюбленному мужчине, — она всех боится, кроме вас.

— Думаешь? — навострил уши волк, чуть подавшись ко мне с горящими глазами. — Ты ее эмоции прочитала, да?

Я смущенно кивнула:

 — Не специально, просто вы с ней слишком «громкие», особенно когда рядом друг с другом.

Глеб секунду переваривал мои слова, затем расслабился, довольно развалившись на диване.

— А почему Варя такая пугливая? — осмелилась я полюбопытствовать.

Местный палач вновь напрягся, передернул плечами от неприязни и ярости, но быстро взял свои чувства под контроль:

— Ее отец — игрок, задолжавший кругленькую сумму не только своему клану, но и другим. Остался гол как сокол, на очередной игре поставил на кон дочь и проиграл. Мне.

— Какой ужас!.. — я прижала руку ко рту.

— Варя узнала об этом от организаторов игры, когда ее забирали от дальней родни по матери. В общем, она их потрепала немного, сопротивляясь, а не убили ее тогда, потому что она мой выигрыш.

Я прижала кулаки к груди и выдохнула потрясенно:

— Но ведь ты... вы, не станете... и не предъявите...

Глеб усмехнулся так зловеще, что морозец по коже пробежал, не смотря на начало сентября:

— Естественно, предъявил, я долгов никому не прощаю! — зато неестественно прозвучал грудной, почти мурчащий голос, звеневший ледяными нотками.

— Но... — обомлела я, — это неправильно, не достойно мужчины. Я думала, вы не такие. Вы...

Глеб поставил обе ноги на пол, оперся локтями на колени и, сцепив руки в замок, холодно заявил:

— Мы как раз именно такие, Ксения. Не заблуждайся на наш счет. Мы можем простить, забыть, понять, но лишь друг другу, да парочке живых в этом мире. — Я покорно вздохнула, проглотив очередное разочарование, а он добавил: — Ты уже второго из нас спасла, стала одной из тех, кому простить можно многое. А еще — пояснить какие-либо вещи или поступки.

— Спасибо, порадовали, — уныло ответила я.

Глеб снова хмыкнул и флегматично сообщил:

— Я нашел Вариного отца и отправил в карьер долги отрабатывать. Многие туда на вахту летают зарабатывать, а он там еще лет десять без права на отпуск и выходные пахать будет в оплату долгов.

       — Он вам много должен?

       — Нет, мой выигрыш на кухне работает, — грустно улыбнулся Глеб, блеснув хищными клыками, — но Беленький другим должен достаточно. Даже если я отпущу Варюху, ей в Песочном на свободе долго не жить. Поэтому ее папаша сейчас усердно отрабатывает свободу дочери и свои грехи замаливает перед богами.

— Беленький? — не поняла я.

Глеб нахмурился, посмотрев на меня:

— Разве можно быть настолько невнимательной? Ты две недели живешь в доме и даже не знаешь фамилию девушки, с который вы уже почти подружками стали. Да, Беленькая.

       — Сама — черненькая, а фамилия — Беленькая, — хихикнула я и уточнила. — А вы ее в клан приняли?

Причем, подумала в этот момент, что в Сумеречном не мне единственной достается по полной. Я-то свободна, безусловно, относительно, но никому денег не должна. И пусть снова босая. Почти. А вот Варя, оказывается, даже за пределы резиденции выйти не может и целиком зависит от доброй воли палача клана Хмурых.