Кино и кое-что еще. Неизвестные истории об известных фильмах - Шиа Серрано
Когда Чак Ноланд попадает в катастрофу над морем и его выбрасывает на необитаемый остров, он находит подобное обещание в обычном волейбольном мяче. Он дает ему имя — Уилсон (в честь компании-производителя), и вот часы на острове превращаются в годы, а Уилсон становится для Чака таким же спасением, как рыба или огонь, выполняя роль товарища. Он связан кровью с Чаком, будто родственник, выслушивает его горести, как друг, и утешает, как любимая женщина.
А потом пропадает. Чак просыпается на плоту, который несет его к цивилизации, и видит, что товарищ уплывает прочь. Он ныряет в воду и кричит вслед мячу, как кричал бы родному ребенку: «Уилсон!» Он видит, как мяч то исчезает из поля зрения, то появляется вновь, как его относит все дальше. Чак разрывается между надеждой и отчаянием («Мне очень жаль!»), но он должен держаться за веревку и за плот, должен остаться в живых. Иначе зачем все это? Однако остаться на плоту — значит пожертвовать любовью, которая позволила ему не только выжить, но и не потерять человечности. Это мучительная картина горя и безнадежности, напоминание о том, что, даже избежав смерти в море, мы можем утонуть в собственном отчаянии.
* * *
ДЖИА ТОЛЕНТИНО: ПРАБАБУШКА КОКО («ТАЙНА КОКО», 2017 ГОД)
Начнем с того, что кинематографу не так легко тронуть меня: до выборов 2016 года (когда мой мозг превратился в пюре, а сердце — в бомбу замедленного действия) я плакала над фильмом лишь дважды. (Прежде всего, когда Роберто Бениньи застрелили в «Жизнь прекрасна», а еще как-то раз, когда я была сильно накурена, смотрела «Властелина колец» и думала, что Арагорн и Боромир — это один и тот же человек.) После выборов я стала рыдать куда чаще. Однако все по-настоящему изменилось с выходом «Тайны Коко» — вероятно, величайшего достижения современной массовой культуры.
В «Тайне Коко» двенадцатилетний Мигель отправляется в Мир мертвых на поиски известного музыканта, которого считает своим прапрадедом. Впоследствии он обнаруживает, что музыкант — полный отстой, а его настоящий прапрадед — человек по имени Гектор, сомнительный оборванец с неукротимым сердцем. На протяжении десятилетий все члены семьи Мигеля верили, что этот склонный к музицированию предок хладнокровно бросил жену и дочку — прабабушку Коко. На самом же деле Гектора убили! Он никогда не хотел покидать семью! И с тех пор пытается вернуться к Коко!
Разумеется, это обнаруживается как раз когда после Дня мертвых встает солнце, а воспоминания Коко постепенно угасают: она вот-вот умрет, а это означает, что Гектор будет забыт и навсегда исчезнет. Мигель возвращается в Страну живых и играет Коко старую колыбельную Гектора. Она вспоминает отца и улыбается. Эта почти-смерть в фильме, который переполнен умершими, уничтожила меня. Как это ужасно и обыденно — потерять близкого безо всякой причины! И как замечательно было бы иметь возможность восстановить справедливость для тех, кого мы любим!
* * *
ШОН ФЭННЕС: ОБИ-ВАН КЕНОБИ («ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ. ЭПИЗОД 4: НОВАЯ НАДЕЖДА», 1977 ГОД)
До сих пор не знаю, умер ли Оби-Ван. Его определенно не стало: сраженный Дартом Вейдером, он превратился в призрак, однако само тело рыцаря-джедая вроде как… испарилось. Весьма сбивающее с толку зрелище для ребенка, который впервые смотрит «Звездные войны». Реакция была вовсе не «о боже, почему этот плохой человек убил его?», а ближе к «что этот парень только что сделал?». Если вы смотрите нечто подобное, будучи еще совсем маленьким, до того, как родители неуклюже растолкуют вам, что такое смерть, — эпизод теряет смысл. Так почему мы кормим детей этой ложью? Младенцев приносят аисты, тела джедаев исчезают, а вовсе не разлагаются, сила используется только во благо…
Оби-Ван в исполнении Алека Гиннесса — это фигура крутого, но жесткого дядюшки, духовного советника, военного лидера и иконы стиля. Красный клинок Вейдера пронзает его в тот самый момент, когда появляется Люк Скайуокер; одежда и световой меч Оби-Вана кучей обрушиваются на пол. В зрелом возрасте смотришь на его смерть совершенно иначе — как на разрешение конфликта поколений, метафизическое принятие, духовное завершение. Это и смерть, и возрождение одновременно. «Если сразишь меня, — говорит он своему ученику Вейдеру за несколько мгновений до конца — то я стану куда более могущественным, чем ты можешь себе вообразить». Вот его финальные слова. И они останутся финалом Оби-Вана, пока он не вернется.
* * *
МОНИКА КАСТИЛЬО: ВИКТОРИЯ ПЕЙДЖ («КРАСНЫЕ БАШМАЧКИ», 1948 ГОД)
Я впервые посмотрела «Красные башмачки» еще в детстве, но теперь для меня как для женщины смерть, завершающая фильм, значит совершенно иное. Этот фильм — переработка классической сказки Ганса Христиана Андерсена режиссерами Майклом Пауэллом и Эмериком Прессбургером. Он повествует о Виктории Пейдж (Мойра Ширер), балерине, которая вынуждена выбирать между любовью к композитору и требовательным импресарио, положившим начало ее карьере. Балет — ее истинная страсть, и потому, оказавшись между двумя мужчинами, она в ущерб себе выбирает танец. Грань между реальностью и иллюзией размывается по мере того, как на мистически проклятых балетных пуантах она шагает к настоящей смерти.
Когда-то я любила «Красные башмачки» за изысканный кинематографический стиль и великолепную игру Ширер, но теперь к восхищению примешивается грусть. В свете современных событий эта сказка выглядит аллегорией о женщине, которая мечтала и любить, и состояться в профессии. Ее погубили вовсе не пуанты, а нежелание мужчин увидеть в ней равную себе. И хотя сегодня мы в силах избежать подобного, я не могу не думать о целых поколениях женщин, которые пожертвовали призванием ради любви и о чьей судьбе мы никогда не узнаем.
* * *
УЭСЛИ МОРРИС: ЭННИ УИЛКС («МИЗЕРИ», 1990 ГОД)
Знаю-знаю, нас попросили написать о смерти, которая произвела наибольшее впечатление уже в сознательном возрасте. И хотя мне было всего четырнадцать, когда я впервые увидел смерть Энни Уилкс, и я никогда не забуду те двадцать минут чистого ужаса — я посмотрел этот фильм снова, уже будучи взрослым. Его кинематографический механизм всегда казался мне совершенным. Как скоро Пол, автор бестселлеров, которого Энни похитила и пытала, сможет сбежать? Сюжет закипает все сильнее и сильнее, пока не раздастся свисток. Но в 1990 году я рыдал по той же самой причине, что и на прошлой неделе, вновь пересматривая «Мизери». Этот фильм — история любви, нашей любви к тем, кто рождает культуру, и о том, как это прекрасное чувство может исказить, испортить и извратить человека.
Что до «Мизери», то
