Стивен Кинг - Конец Смены
Больше для развлечения Брейди стал напускать своих собственных рыб в аквариум Сэйди Макдональд: маленьких ядовитых морских ежей, которые представляли собой всего-навсего несколько преувеличенные мысли, которые она сама пригрела в сумеречной зоне между сознанием и подсознательным.
Что это она его совратила.
Что ей на самом деле были приятны его знаки внимания.
Что она ответственна за его смерть.
Что если уж смотреть под таким углом — то это вообще было не самоубийство. Если смотреть на это так — то это она сама его убила.
Сэйди вздрогнула, схватилась за голову, она отвернулась от окна. Брейди почувствовал тошнотворное головокружение — и вылетел из ее головы. Она посмотрела на него: на ее бледном лице читалось отчаяние.
— Кажется, я потеряла сознание на пару секунд, — произнесла она и дрожащим голосом рассмеялась. — Но ведь ты никому не скажешь, не так ли, Брейди?
Ну, конечно нет — и поэтому ему стало все легче и легче залезать в ее голову. Для этого ей уже не надо было смотреть на солнечные отблески на окнах машин: достаточно было просто зайти к нему в палату. Она стала худеть. Ее деликатная красота начала блекнуть. Иногда она ходила в грязном халате и рваных колготках. А Брейди продолжал насаждать в ее лове свои обвинения: это ты сама виновата, тебе нравилось, ты отвечаешь, ты не заслуживаешь жить.
Черт, вот это уже дело!
Иногда больнице перепадала халява — и в сентябре 2012 года привезли с десяток игровых устройств, «Заппитов»: то ли от производителя, то ли от какой-то благотворительной организации. Администрация сложила их в маленькой библиотеке возле больничной универсальной часовни. Там санитар их распаковал, рассмотрел, решил, что это — глупые и устаревшие штуки, и задвинул на заднюю полку. Там их нашел Библиотечный Эл Брукс и взял один себе.
Элу понравилось несколько игр, например та, где надо безопасно провести искателя сокровищ Гарри мимо пропасти и ядовитых змей, но больше всего понравилась «Рыбалка». Не сама игра, которая была довольно тупая, а демо. Он считал, что если кто узнает, то будет с него смеяться, но для Эла это были не шутки. Когда его что-то расстраивало (на него кричал брат, что тот не вынес мусор в четверг, когда приезжал мусоровоз, или дочь звонила из Оклахомы и говорила неприятные вещи), эти рыбки, медленно плавающие под музыку, всегда его успокаивали. Иногда он терял счет времени. Это было нечто удивительное.
Однажды вечером, незадолго до того, как 2012 год перешел в 2013-й, на Эла снизошло вдохновение. Хартсфилд в палате 217 был не способен читать и не интересовался ни книгами, ни музыкой на дисках. Если ему одевали наушники, он срывал их, пока они не падали с него: они как будто ему мешали, давили. Также он не мог манипулировать маленькими кнопочками под экраном «Заппита», но смотреть на демо «Рыбалки» он мог! Может, ему понравится это или какое-нибудь другое демо. А если ему понравится, то, может, и другим пациентам тоже (к чести Эла, он никогда даже мысленно не называл их овощами) — и это будет хорошо, потому что некоторые из пациентов с мозговыми травмами в «Ведре» время от времени были склонны к насилию. Если демо их будет успокаивать, то врачам, медсестрам и санитарам — и даже уборщикам — будет значительно легче жить.
Может, ему даже премию дадут. Может, и нет, но мечтать не вредно.
Он вошел в палату 217 как-то вечером в декабре 2012 года, вскоре после того, как вышел единственный регулярный посетитель Брейди. Это был бывший детектив Ходжес, благодаря которому Брейди было обезврежен, хотя по голове дал ему не он и не он нанес ему травму мозга.
Визиты Ходжеса огорчали Хартсфилда. Когда он выходил — в палате 217 падали вещи, вода в душе включалась и выключалась, иногда резко открывалась и закрывалась дверь туалета. Сестринский персонал все видел, и никто не сомневался, что это дело рук Хартсфилда, но доктор Бэбино только отмахивался от одной мысли об этом. Он утверждал, что это именно такая истерия, которая бывает у определенного типа женщин (хотя в «Ведре» работало и несколько медбратьев). Эл знал, что говорят правду, потому что сам несколько раз видел такие проявления, а себя истеричной личностью не считал. Даже наоборот.
В один памятный день, проходя мимо палаты Хартсфилда, он услышал какой-то звук, приоткрыл дверь и увидел, что жалюзи отплясывают какой-то маниакальный пляс. Это произошло вскоре после одного из визитов Ходжеса. Это длилось почти тридцать секунд, а затем жалюзи затихли.
Хотя он пытался быть дружественным — а таким он старался быть со всеми, — Элу не нравилось поведение Билла Ходжеса. Складывалось впечатление, что этот человек наслаждается состоянием Хартсфилда. Радуется этому. Эл знал, что Хартсфилд — негодяй, который убивал ни в чем не повинных людей, но какая, к черту, разница, когда человека, который делал такие ужасные вещи, уже нет? Остается только оболочка — практически только она. Ну и что с того, что он умеет тарахтеть жалюзи или воду включать-выключать? Это же никому не вредит.
— Здравствуйте, мистер Хартсфилде! — сказал тем декабрьским вечером Эл. — Я вам кое-что принес. Надеюсь, вы посмотрите.
Он включил «Заппит» и ткнул в экран, вызывая демо «Рыбалки». Начали плавать рыбки, зазвучала мелодия. Как всегда, Эла это успокаивало, и он на мгновение засмотрелся, наслаждаясь. Не успел он развернуть прибор экраном к Хартсфилду, как вдруг обнаружил, что катит библиотечную тележку по крылу А — совершенно в другой части больницы.
«Заппита» как не бывало.
Это должно было бы расстроить Эла, но не расстроило. Чувствовал он себя вполне нормально. Немного уставшим, с разбросанными мыслями, но, в целом, хорошо. Счастливо. Посмотрел на левую руку и увидел там большую букву Z, написанную той ручкой, которую всегда носил в кармане рубашки.
Z — это Z-Мальчик, подумал он и рассмеялся.
Брейди не принимал решение залезть в Библиотечного Эла — не прошло и нескольких секунд, как этот старый хрен посмотрел на экран в руках, как Брейди уже оказался в нем. Не было и ощущения, что он пришел в чужую голову. Теперь это библиотечное тело принадлежало Брейди, так, как седан от Герца был его машиной, пока он считал нужным им управлять.
Ядро сознания Библиотечного Эла оставалось на своем месте — где-то там, — но оно присутствовало лишь в виде спокойного гудения: да в холодный день котел в подвале гудит. Однако у него был доступ к воспоминаниям Элвина Брукса и запасу его знаний. Второго было немало, ибо до того, как этот человек в возрасте пятидесяти пяти лет вышел на пенсию, он работал электриком и назывался Электрическим Бруксом, а не Библиотечным Элом. Если бы Брейди захотел спаять любую схему, то он мог бы с легкостью это сделать, хотя и осознавал, что в собственном теле эту способность, наверное, потеряет.
Мысль о теле пробудила его от раздумий, и он наклонился над мужчиной, который лежал в кресле. Его глаза были полузакрытые и закатились, так что видны были только белки. Язык вывалился изо рта. Брейди положил искореженную руку на грудь этого человека и почувствовал, как она слегка поднимается и опускается. Так что с этим все было нормально, но, Боже, ну и ужасный же у него вид. Кожа и скелет. И это с ним сделал Ходжес.
Он вышел из палаты и прошелся по больнице, чувствуя какую-то безумную радость. Он всем улыбался, ничего не мог с этим поделать. С Сэйди Макдональд он боялся себя как-то выдать. Сейчас он тоже опасался, но не так. Ему было лучше. Библиотечный Эл сидел на нем туго, как перчатка. Проходя мимо Анны Кори, экономки крыла А, он поинтересовался, как ее муж там держится на радиотерапии. Она сказала, что Эллис в порядке, насколько это может быть, и поблагодарила, что спросил.
В коридоре он поставил тележку возле мужского туалета и рассмотрел «Заппит». Как только посмотрел на рыбок, Брейди понял, что, вероятно, произошло. Те придурки, которые создали эту игру, вероятно, случайно, придали ей гипнотические свойства. Восприимчивы к ним не все, но Брейди думал, что таких людей немало, и не только те, у кого бывают небольшие нервные срывы, как у Сэйди Макдональд.
Он вычитал еще там, в своей подвальной комнате управления, что некоторые электронные и видеоигры могут вызывать приступы или легкие гипнотические состояния у вполне нормальных людей, поэтому производители вынуждены писать (только очень мелким шрифтом) на многих инструкциях: не играйте подолгу, не сидите ближе, чем в метре от экрана, не играйте, если у вас в анамнезе эпилепсия.
Этот эффект самими видеоиграми не ограничивался. По меньшей мере, один эпизод из сериала про покемонов был сразу запрещен, потому что тысячи детей жаловались на головные боли, размытость зрения, тошноту и эпилептические приступы. Вину возлагали на тот момент, где запускают много ракет, от чего возникает стробоскопический эффект. Определенная комбинация плавающих рыбок, и мелодии работала подобным образом. Брейди удивлялся, что компанию, которая производила «Заппиты», не завалили жалобами. Позже он обнаружил, что жалобы были, только мало. Он пришел к мысли, что причин у этого две. Во-первых, сама тупая игра в рыбалку такого эффекта не давала. Во-вторых, мало кто эти «Заппиты» покупал. Выражаясь жаргоном компьютерной коммерции, они были «кирпичами».
