Лекарь Империи 8 - Александр Лиманский
— Жаропонибающее помогло? — резко перебил Шаповалов.
— Нет! — в голосе жены отчетливо прорвались слезы. — Я дала ему сироп парацетамола, потом через час — ибупрофен… Температура только на полградуса упала и сразу же опять поползла вверх! Сейчас уже сорок и два!
«Не сбивается стандартными антипиретиками. Плохой признак. Очень плохой. Но еще не приговор. Бывает при тяжелых вирусных инфекциях, при гриппе…»
— Алена, спокойно. Сделай глубокий вдох, выдох. Ты лекарь, помнишь? Мне сейчас нужна четкая, объективная информация, а не паника. Что еще за симптомы? Есть катаральные явления — насморк, боль в горле?
— Насморка нет… Горло я посмотрела — красное, но не сильно, обычное… Игорь, он… он кашляет…
Пауза. Долгая, тягучая, звенящая пауза, в которую, казалось, уместилась целая вечность.
— Как он кашляет? — голос Шаповалова чуть дрогнул, но он тут же взял себя в руки. — Опиши кашель.
— Сухо… Надрывно… Так странно, как будто… — ее голос сорвался, — как будто он стеклом давится… Как те больные, которых к тебе в последние дни привозили… Игорь, это же не…
«Стеклянный» кашель. Патогномоничный, мать его, признак. Тот самый звук, который он слышал сотни раз за последние дни. Характерный, ни с чем не спутаешь — сухой, лающий, разрывающий легкие, действительно похожий на то, как если бы человек пытался откашлять из себя горсть битых осколков.
Но Шаповалов все еще отчаянно цеплялся за последнюю, тающую надежду.
— Что-нибудь еще, Алена? Есть еще какие-нибудь симптомы?
— На груди… — голос жены задрожал еще сильнее, почти переходя в шепот. — Игорь, у него на груди появилась какая-то… сыпь… Мелкая, как крошечные точки… Голубоватая… Как будто под кожей что-то… светится…
Кристаллическая сыпь.
Поздняя стадия.
Крайне плохой прогностический признак. Появляется примерно у тридцати процентов заболевших, и летальность в этой группе, по их предварительным данным, достигает пятнадцати процентов.
Шаповалов медленно, очень медленно, поставил эмалированную кружку на стол. Рука не дрожала — хирургическая выучка не подвела даже сейчас. Но внутри у него все оборвалось, рухнуло, провалилось в черную, бездонную дыру.
Его сын болен 'стекляшкой".
— Скорую вызывала? — спросил он, удивляясь тому, насколько ровно и безжизненно звучит его собственный голос. Профессионализм — это вторая натура, она работает даже тогда, когда первая натура кричит от ужаса и бессилия.
— Вызвала! — в голосе жены наконец-то прорвались открытые, истерические рыдания. — Я час назад вызвала! Сказали — все бригады на вызовах, ожидание несколько часов! В городе же эпидемия, все болеют! Игорь, что мне делать⁈ Он же… он задыхается! Он дышит так часто, так поверхностно!
«Тахипноэ. Частота дыхания резко повышена. Начинающаяся дыхательная недостаточность. Если не оказать квалифицированную помощь в ближайшие часы…»
Шаповалов замер посреди своего убогого кабинета, сжимая телефон с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
Вокруг него была целая областная больница, флагман региональной медицины, до отказа набитая самым современным медицинским оборудованием. Аппараты ИВЛ, кислородные концентраторы, тонны лекарств, стерильные операционные.
Он был Мастером-целителем, заведующим хирургическим отделением, лекарем с тридцатилетним стажем.
Но все это было абсолютно, чудовищно бесполезно.
Его ребенок, его маленький сын, умирал в трехстах километрах от него, а он ничего — НИЧЕГО! — не мог сделать.
— Игорь? — голос жены, тонкий и испуганный, вернул его в реальность. — Игорь, ты слышишь меня? Что мне делать⁈
Он сделал глубокий, судорожный вдох. Потом еще один. И еще.
«Стоп. Паника — это враг номер один. Я видел, как паникующие молодые лекари убивали пациентов своими необдуманными, истерическими действиями. Я — лекарь. Я знаю эту болезнь лучше, чем кто-либо в этом городе — я видел сотни случаев за последние дни. Я знаю, что делать. Я не могу быть рядом физически, но я могу и должен руководить дистанционно. Алена опытный лекарь. Она справится, если я буду четко и хладнокровно ее направлять».
— Алена, слушай меня очень внимательно, — его голос стал стальным, командирским — тот самый тон, которым он отдавал приказы в операционной, и от которого у интернов подкашивались ноги. — Сейчас паниковать нельзя. Я запрещаю. С этой минуты ты должна стать моими руками и глазами. Ты — лекарь. Помни это! Педиатр с двадцатилетним стажем. Ты справишься. Ты понимаешь меня?
— Да… да, я поняла… — она с трудом, но пыталась взять себя в руки, в ее голосе появились профессиональные нотки.
— Хорошо. Возьми бумагу и ручку. Записывай все, что я сейчас скажу. Каждое слово, каждую цифру. Это критически важно.
— Взяла… Я готова… Диктуй…
Глава 12
Я шел по полупустому коридору старого административного крыла, где располагались заброшенные кабинеты и кафедры времен основания больницы.
Здесь было непривычно тихо — никакого надсадного кашля больных, стонов, суетливой беготни медсестер. Только жалобный скрип старых дубовых половиц под моими ногами.
Интересное место.
Как музей медицинской истории, случайно законсервированный во времени.
Фырк восседал на моем плече, явно возбужденный предстоящей «экспедицией». Его пушистый хвост нервно подергивался от нетерпения, а маленькие острые коготки то и дело вцеплялись в ткань моего халата.
— Наконец-то, двуногий! НАКОНЕЦ-ТО! Сколько можно было тянуть эту резину! Я уже думал, ты вообще забыл про кабинет моего бывшего хозяина! Столько времени прошло с нашего последнего посещения!
— Я не забыл, Фырк, просто было немного не до того, — мысленно ответил я, сворачивая в боковой коридор, еще более узкий и темный. — У нас тут, знаешь ли, эпидемия на пороге, менталисты-манипуляторы под ногами путаются, тайные заговоры имперского масштаба… Немного не до археологических раскопок было.
— Археологических раскопок⁈ — Фырк аж подпрыгнул от возмущения, едва не свалившись с плеча. — А… ты все шутишь. А я уж напрягся.
Я усмехнулся про себя. Фырк иногда напоминал мне восторженного ребенка, для которого пыльный чердак дедушкиного дома — это пещера Али-Бабы, полная несметных, волшебных богатств. Хотя, конечно, учитывая специфику этого мира, где магия абсолютно реальна, а древние артефакты действительно обладают силой… может, он в чем-то и прав.
Мы прошли мимо обшарпанной двери с полустертой табличкой и наконец… вот она.
Массивная дубовая дверь, обитая потрескавшейся кожей, с потускневшей бронзовой табличкой.
Я остановился, вглядываясь в выгравированную надпись. Буквы едва читались под толстым слоем зеленоватых окислов и въевшейся пыли: «Кафедра патологической анатомии. Профессор В. С.
