Скуф. Маг на отдыхе - Максим Злобин
— Ладно, — я хлопнул в ладоши. — Погнали!
* * *
— Летняя, — Фонвизина указала на табличку с названием улицы. — Нам сюда.
— Летняя? — уточнила Дольче. — Оль, ты уверена? Не Лесная?
Целительница задумалась, но лишь на секунду. Мысль о том, что в СНТ на двести домов могут одновременно существовать и Летняя, и Лесная улицы, показалась ей абсурдной. Она чётко помнила приказ Скуфидонского.
Ну а тем более, что он был восхитительно коротким и ёмким:
Идти на Летнюю двенадцать и вылечить всех, кого скажут вылечить.
— Уверена, — сказала Фонвизина и повернула за угол.
Вместе с Дольче они прошли чуть ли не всю улицу и остановились у участка, огороженного трёхметровыми листами профнастила.
— Дом двенадцать, — сказала целительница, мол, всё сходится, и постучала в дверь.
Открыл девушкам тот самый старичок-козловладелец, с которым они познакомились ещё вчера. Вот только сегодня Макар Матвеевич почему-то снял с себя всё золото и нарядился в строгий чёрный костюм.
— Ох, девоньки, — сказал дед вместо «здрасьте». — Ох-хо-хох, — и жестом поманил альтушек на участок.
— Он что? — шепнула Дольче на ухо подруге. — Плакал?
— Да не, — отмахнулась та. — У стариков всегда глаза слезятся. Как его, кстати, зовут? Не помнишь?
— Э-э-э, — задумалась Чертанова. — Макар Матвеевич!
— Да, дочки?
— А нам куда?
— Так вон туда, — дед махнул рукой в сторону амбара. — Вы уж меня простите, девоньки, но я с вами не пойду. Не могу я на это смотреть, сердце кровью обливается.
«Ну не может, так не может, — решила княгиня Фонвизина и уверенным шагом пошла туда, куда её послали».
— Фу, — сказала она, стоило ей перешагнуть порог амбара. — Тут как будто сдох кто-то. Так… И кого мне здесь лечить?
— Оль! — крикнула Дольче, перегнувшись через деревянное ограждение. — Я, кажется, нашла кого!
Сморщив нос и осторожно ступая по навозу, целительница подошла к подруге и поняла о чём та говорит.
— Корова⁈ — возмутилась она. — Я вам что, ветеринар⁈
— Оль, ну, Скуф сказал надо, — постаралась смягчить ситуацию Дольче. — Значит надо.
— Уъуъуъуъу!
Княжна нахмурилась, оскалилась и принялась сучить кулачками. Однако, как бы она ни злилась, реальность оставалась всё той же. Увы и ах, девушке пришлось пройти все стадии принятия экстерном; другого выбора у неё просто не было.
— Ладно, — сказала она. — Хорошо хоть, что я дистанционно умею. Кхм… Итак…
Целительница закрыла глаза и приступила к работе. Действительно, с Бурёнкой дело было плохо. Очень плохо. Очень-очень-очень плохо, и без магии здесь никак не обойтись. Самый гениальный врач с самым лучшим оборудованием, и тот не смог бы вытянуть животинку с того света.
«Пульс еле-еле пробивается, как она вообще до сих пор дышит? — удивилась Фонвизина. — Сильная скотина. Волевая. Странно, что дед вообще диагностировал ей кому вместо того, чтобы принять за мёртвую».
— У-ууууф, — протянула Ольга, сморщившись от напряжения.
— Тяжело идёт?
— Не то слово, — сквозь зубы процедила Фонвизина, а затем вдруг хохотнула. — Ещё пара минут, и пришлось бы вместо меня Ритку вызывать…
* * *
Тем временем на улице Лесной, дом двенадцать:
— Здравствуйте, — робко улыбнулась Маргарита Смертина. — Ну и где ваша дохлая корова?
Председатель СНТ сперва уронил челюсть и хотел было возмутиться. Мол, это вообще-то мать моей любимой женщины и бабушка моих детей, но…
— Мы правильно пришли? — испугано похлопав глазами, уточнила Смерть. — Мы от Василия Ивановича, он нас послал и…
— Да я уж понял, — хмыкнул председатель.
А про себя подумал, что Скуф в своём репертуаре. Бывший военный не упустил возможности разыграть новобранцев. Геннадий Яковлевич пускай и не служил, но по молодости успел поработать поваром, так что подобные приколы были ему не в новинку.
Вот, например, приходит к тебе официантик-стажёр и просит приготовить рыбу на пару. А ты ему тогда торжественно вручаешь пустую кастрюлю и отправляешь в бар за паром. Бармен наполняет кастрюлю паром, резко захлопывает крышку и говорит скорее бежать обратно. Но как бы быстро ты не бежал, пар всё равно осядет и тебя отправят по новой.
И это ещё лайтовый вариант. Могут ведь и в магазин за бутылочкой клиторного масла послать. И стой потом, доказывай голодной до мужчин тётечке-кассирше, что ты к ней не подкатывал.
— Н-да, — сказал председатель и тут:
— Гау-гау! — из своей будки на девушек вырвался пёс.
Московская сторожевая. Семьдесят с лихой килограмм шерсти, слюней, верности и бездумной протекции.
— Гау-гау!
Геннадий Яковлевич хотел уж было закричать «Фу! Свои!», но тут:
— Ути ша-баааа-ка! — протянула вторая, до сих пор молчавшая девушка и кинулась псу навстречу.
Пёс внезапно умерил свой боевой пыл, затормозил всеми конечностями, припал к земле и заскулил. А после и вовсе начал пятиться обратно в будку.
— Шабака какая шладкая! — но Юленька Ромашкина уже всерьёз настроилась тискаться. — Кто у меня такая шабака шладкая?
— Гау-гау? — сторожевая на всякий случай оглянулась.
— Ну, канешна, это ты у меня такая шабака шладкая! — крикнула Ромашка и в следующее мгновение стиснула слюнявую морду в объятия.
— Во как…
От такого Геннадий Яковлевич окончательно позабыл шутку Скуфа про «дохлую корову».
— Ну пойдём, — сказал он и поманил Смерть за собой. — Пойдём.
— Гена⁈ — раздался мучительный стон из глубины дома. — Гена, это ты⁈
— Это я, мамочка!
— Ох, Гена! Кажется, мне всё хуже и хуже!
— Надеюсь, что тебе не кажется, — буркнул себе под нос председатель, а потом обратился к Смертиной: — Проходи, пожалуйста, не стесняйся, внутри твоя корова. Тебя дожидается.
Бедная больная тёща — она же Валентина Ивановна — без сил распласталась по креслу. Мокрая повязка на лбу, отказавшие ноги обёрнуты в плед, охи, ахи, всхлипы и причитания. Неподалёку от кресла находился камин — тёмный и холодный по причине лета — а прямо перед камином лежала медвежья шкура.
— Вот, — махнул Геннадий Яковлевич в сторону больной.
Больная же закатила глаза и была не в состоянии поприветствовать альтушку.
— Простите, — неловко улыбнулась
