Короткие истории - Леонид Хлямин
Теперь объясню, почему продукция вся эта стояла на улице, за забором. Дело в том, что на территории завода ставить трактора было просто некуда, их производство выполняли с перевесом плана. Тогда людьми двигали совсем другие вещи. Какие? Нам уже вряд ли понять. Страна моя гудела свистками заводов, пыхтела колесами поездов, выполняла планы, строила, а я – ее один из многочисленных новых сынов наблюдал за ее производством с окраины рабочего поселка.
Еще выпускали трактора марки «ВТ» – трактора сельскохозяйственные, общего назначения, тягового класса. Номера 100, 150 и 175. Эти трактора были однотипными по конструкции и различались только эксплуатационной мощностью двигателя: 120, 150 и 170 лошадиных сил. «ВТшек» было меньше.
Нижний поселок всегда считался криминальным местом. Даже сейчас считается таковым. Заселили его бывшими зэками и переселенцами в 50-е годы. Первые как не работали, так и продолжали не работать, и периодически «шли на посадку», последние работали на заводе.
Во дворе нас, детей, было всегда много. С разных домов. С соседних. Я был один из самых младших. Дети делились по возрасту примерно так: те, кто ходит в детсад, младшие школьники, и так далее – по возрастающей линии.
Наша, «нижанская» местная шпана называла меня – Ленявый. Узнав, как меня зовут, ребята чуть постарше, недолго думая, переделали мое имя в понятное местному народу прозвище, производное от имени. Ленявый. Я сейчас думаю это что-то между «ленивый» и может быть: «линять» – так ребятам было проще, так как здесь наблюдается привязка к этим глаголам, известным всем. Нет, ну а что еще могли придумать простые, не шибко, как говорится, грамотные шкеты с поселка. Так что это мое первое погоняло.
Когда я выходил на улицу с отцом, подбегали наши дворовые друзья, ребята постарше.
– Здарова, Ленявый!
– О, Ленявый!
– Привет, Ленявый!
Я тоже здоровался своей, совсем детской лапкой с ними – жал им их руки. Я был их подшефным. Отец шел домой, или сидеть на лавочку, или кататься на велосипеде (у него был велосипед), а я тусовался со своими первыми корешами, и всегда знал, что никогда в обиду меня здесь не дадут. Младших товарищей у нас опекали.
Потом, когда я через очень много лет встречу в троллейбусе знакомого парня с поселка, то он меня как раз окликнет фразой – «Здарова, Ленявый…» Я буду ехать со Спартановки.
К сожалению, я совершенно не знаю, как сложилась судьба моих самых первых друзей по поселку. Лишь иногда, очень редко от общих знакомых и родителей до меня доходили отрывочные сведения о ком-то из них. Сведения эти не пестрели разнообразием: этот сел, того судили, тот – полез куда-то, разбился и умер.
Рассказывали, что раньше, в послевоенные годы, в особо жаркую погоду люди с поселка выносили летом раскладушки на улицу и спали. И никто не боялся – что его обворуют или еще что-нибудь сделают.
Отец с матерью рассказывали мне, как и им приходилось неоднократно попадать в интересные ситуации на поселке. Я уже родился к тому времени.
Однажды, сожитель по коммуналке нашей, алкаш, долго орал, а я в соседней комнате не мог заснуть, вышел отец и дал ему пиздюлей, но так – не сильно, чтоб не шумел, тогда соседушка, пригрозив «это дело так не оставить», побежал за дружками, сидевшими во дворе. Те, выслушав «кореша», надавали ему пиздюлей сами. Типичная рядовая история для конца 80-х окраинного рабочего поселка.
Потом, спустя какое-то время, тот же сосед-алкаш, придя домой и не найдя ключа от своей комнаты, взял топор и вырубил внизу двери себе лаз, после чего заполз внутрь как собака, – открыл замок изнутри, смог уже по-человечески выйти, и, торжественно объявить жителям коммуналки: «А ключ-то вот! В штанах-то лежал! Вот – ключ-то!», – и, нащупав его в кармане брюк, победно вытащил и показал.
Дырку ту в двери я отчетливо помню. Помню бордовым цветом дверь их комнаты. В дырку эту, ради спортивного интереса и я слазил.
Отсюда две поселковые морали вытекает. Первая: не бегай жаловаться – это не по понятиям. Вторая: семь раз отмерь – один раз отрежь.
У соседа было двое детей, старше меня на несколько лет. Андрюшка и Сережка. Они, переезжая, оставили мне своих нескольких солдатиков, боевую игрушечную технику и кубики. Больше я, кажется, их не видел с того момента как они уехали. Видел лишь Сережку, который однажды заехал к нам, отслужив в армии – мы с родителями жили уже на новой квартире. Он служил на флоте, привез, и подарил мне, как младшему корешу – тельняшку без рукавов. Майку. До сих пор лежит у меня в шкафу. Где-то это уже было ближе к середине 90-х.
С отцом мы ездили на дачу. На его велосипеде. Он приделал впереди на раму детское сиденье, и мы ездили; по первой продольной, вдоль тополей по перегону между Тракторным и Спартановкой, затем сворачивали на станцию «Новая Спартановка», и дальше, перебравшись через жд пути, держали путь на поселок Забазный за которым находилась наша дача. За Забазным располагались дачные участки вдоль реки Сухая Мечетка. Сухая Мечетка – та самая известная на всю Россию тем, что именно здесь был открыт археологический памятник времен чуть ли не палеолита. Нам об этом рассказывали в универе на парах археологии. Да и в Интернете полно информации – я думаю легко можно посмотреть.
Дачу, как земельный надел (а это и есть земельный надел, участок, проще говоря) дали моему деду, Борису Порфирьевичу Маленко. Еще через овраг – у него была своя, а эту, напротив, на другой стороне оврага он отдал моим родителям. Случилось это в год моего рождения в 1986 году.
На своей даче у деда росла его гордость – огромная груша. Человек с Украины, он очень ценил две культуры: груши и вишни.
Даже когда дед мой умер, а дачу его бабушка продала, груша возвышалась над той стороной оврага. Потом новые хозяева забросили этот участок, домик сожгли, а грушу спилили.
Дача наша для меня до сих
