Приключения Чикарели - Рубен Арамович Марухян
— Вот и ждите, все равно больше делать нечего, — было ответом.
— Благородные бездельники, — прохрипел микрофон, — а теперь пусть выскажется наш известный поэт Дуралей. Когда-то он был совсем непопулярен, потому что писал длиннющие стихи. Но он прогрессирует с каждым годом и пишет все короче и короче. Прошу вас.
— Братья-бездельники, сейчас я прочитаю вам свою последнюю поэму. Но прежде всего я должен в порядке самокритики признать, что когда-то писал очень длинные поэмы, надоедавшие вам. Сейчас я стал куда более лаконичным. Обещаю, что следующая поэма будет еще короче.
— Короче! — подал голос кто-то из лежавших. — Пора отдыхать.
— Короче так, — смущенно продолжил Дуралей, — поэма описывает то глубокое состояние души, которое может переживать лишь истинный бездельник. Итак:
Я под деревом лежу
И на грушу я гляжу,
Я хотел бы съесть ту грушу,
Лежа на своей подушке.
Нету ветра, очень жаль,
Он бы грушу оторвал,
Бросил бы мне прямо в рот.
Эту грушу первый сорт.
— Чудесная поэма, главное короткая, — прокомментировал оратор, взяв у Дуралея микрофон. — А было время, когда иные читатели думали, что этот парень — бездарь и рифмоплет. Видите, какие кадры растут в нашем городе? Мы дали миру… Впрочем, не буду утомлять вашего слуха, сейчас вам необходим покой. Но перед тем как вздремнуть, я хочу передать вам последнюю сводку из нашего статистического управления: по сравнению с прошлым годом сила нашего храпа увеличилась на тридцать децибелл. Вздремнем, братья!
— Ну и ну! — воскликнул я.
— Опять вы? — заныл хозяин дома. — Совсем совесть потеряли, не думаете о ближнем своем. Вам и в голову не приходит, что я, может, сплю, отдыхаю, а вы мне всю нервную систему изматываете.
— Нам нужно задать вам всего один вопрос.
— Задавайте. А я пока вздремну.
— Нет уж, будьте добры проснуться и сказать, как можно выбраться из вашего города.
— А зачем вам выбираться? Оставайтесь здесь, отдыхайте, бездельничайте на здоровье. У нас, слава богу, никто не заставляет умываться, учиться, работать. Тут просто здорово.
— Да ну вас! — возмутился Чикарели.
— А-а, — раздалось за окном, — я, кажется, догадываюсь, кто вы такие. А ну, погодите. — Наконец дверь открылась, и на пороге возник человек в засаленной пижаме, ночном колпаке и разных шлепанцах. — Так и есть, — сказал он, оглядев нас, — вы сбежали оттуда, — он указал в том направлении, откуда мы пришли. — Мы тоже когда-то кое-как унесли оттуда ноги. Каждый день учиться, каждый день умываться, каждый день рано вставать, прямо ужас какой-то! У меня при одних воспоминаниях слезы на глаза наворачиваются. — Он стащил с головы колпак и вытер слезы, черными ручьями текшие по немытому лицу. — Сколько лет прошло, а я по-прежнему вижу кошмарные сны: склонения и спряжежения, задачки по арифметике… Из пункта А в пункт Б… Нет уж, хватит, я нашел свой пункт и меня отсюда никуда не выманить.
— Дядя, у вас были родители? — поинтересовался Чикарели.
— Именно от них я и сбежал, чтобы не выслушивать их вечных укоров: читай, пиши… А чего ради читать, чего ради писать? Ну, день-другой еще можно потерпеть, но целых десять лет… Ладно, разговорился я с вами, а мне пора отдыхать после покоя.
— Постойте, — остановил я его, — скажите все-таки, как нам выбраться из города?
— Чего не знаю, того не знаю, — ответил он искренне, — я никогда не выходил отсюда с тех пор, как сбежал от родителей, — и он ушел, шаркая шлепанцами.
Мне стало страшно. Знаешь, отчего? Догадайся сам. Понял? Ну, конечно, ты понял, мой читатель: мне стало страшно оттого, что в этом отвратительном городе к тяжело больному человеку не придет даже врач, оттого, что умирающему от жажды здесь поленятся дать воды. А все потому, что лень — один из отвратительных пороков, превращающая человека в тупое, самодовольное животное. Мне хотелось крикнуть что-нибудь неприятное хозяину дома, но вспомнил слова отца о том, что самообладание украшает истинного мужчину. И, словно поняв, о чем я думаю, хозяин дома подал голос, не удосужившись даже выглянуть в окно:
— Если вам не лень, пройдите до конца улицы, спросите дом Ленивца, может, он подскажет, если не поленится.
— И на том спасибо, — ответили мы и пошли по улице, а городские репродукторы уже передавали беседу с врачом на тему о том, как излечиться от бессонницы: «Если вы спите меньше восемнадцати часов в сутки…»
Из дома Ленивца доносился мечтательный голос:
— Хорошо иметь папу, который все делает за тебя: учит уроки, причесывает…
Мы постучались.
— Кто там? — отозвались изнутри.
— Хотим посоветоваться с вами.
— Ах, почему у меня нет папы, с которым вы могли бы посоветоваться? — проворчали за дверью. — Ладно, входите, если не лень.
На диване валялся усатый небритый человек с всклокоченными волосами, в дырявой одежде.
— Это вы Ленивец?
— Я, а что, не видно? Вы, наверно, зашли посоветоваться по поводу пончиков? Садитесь, если не лень. Слушайте, однажды еще в шестом классе я зашел в кафе и купил пончики. Клянусь папой, это были ужасно вкусные пончики…
— Вы нас не совсем правильно поняли, — прервал я его, — мы хотели спросить, как можно выбраться из города?
— Только дуракам хочется выбраться отсюда. Куда вы пойдете — учиться, работать? Образумьтесь, зачем вам это нужно? Себя не жалеете — хотя бы ребенка пожалейте.
— Да ну его, — разозлился Чикарели, считавший себя вполне взрослым человеком.
Пришлось уйти от Ленивца, опять ничего не дознавшись.
— Может ли кто-нибудь показать нам дорогу из города? — крикнул я, когда мы вышли на улицу.
— Я могу, — раздался детский голос из соседнего дома.
Мы постучались.
— Ах ты бесстыжая, — раздался за дверью другой голос, — предательница, как ты посмела?
Не дожидаясь, когда нас пригласят, мы вынужденно вошли в дом без приглашения и увидели двух девочек: одна из них играла в шашки сама с собой, другая ругала ее, развалившись на мятой постели.:
— Не делай глупостей, слышишь, не вздумай делать этого! — угрожала она. — Все равно ни родители, ни учителя тебя не простят.
— Почему это? — решил заступиться я.
— Не слушайте ее, — сказала девочка, не вставая с постели, — она психованная.
— И вовсе я не психованная, просто мне опротивело здесь. Пойдем, я выведу вас отсюда.
— Тогда пошли скорее, — засуетился Чикарели, — а то нас догонят и не дадут уйти.
— На этот счет можете быть спокойны, — усмехнулась девочка, — пока они тронутся с места, пройдет три года. — Она вывела нас на широкую улицу, по которой мы пошли уже быстрее и веселее. — Скоро я сама сбегу отсюда.
