Нагибатор Сухоруков - Василий Кленин
А они? Хотят ли эти вожди бесславной смерти? Вместо богатой добычи и жирных земель.
В такие непростые мгновения многие тявкающие пасти затыкаются. И говорит всегда один — у кого хватает духу ответить за всех.
— Володыко, — спокойно, но мягко начал Пятый Коготь (как бы убаюкивая вспыхнувший костер). — Мы не знаемо виновнутых. И те не скажутся сами-то.
Я понимал, что, если стану казнить всех, кто участвовал в грабеже — мне придется перебить практически три сотни наемников. Да и кое-кого из золотых. Но кто-то должен был пострадать, иначе мое войско быстро превратится в озверевшую орду, которое режет, грабит и ни во что не ставит своего предводителя. То бишь, меня. Давать заднюю нельзя.
— Если предводитель поклялся служить мне, — медленно начал я подводить оцколи к жуткой мысли. — И если его люди нарушили условия клятвы… То понести наказание должны либо виновные, либо…
Предводитель горцев вскинулся, сжав кулаки. Он понял, куда я клоню — и все поняли! Смятение на лицах вождейчиталось крупным шрифтом. Да, они все враждовали друг с другом и нередко строили козни, но здесь разом вспыхнула «классовая солидарность». Сегодня казнят Когтя, а завтра? Во что это четланский «император» хочет их превратить?.. А с другой стороны: обещание богатых земель, добычи, которую уже видели, практически в руках держали…
Пятый Коготь только взглядом скользнул по «коллегам» и сразу понял: за него не встрянут. Покосился на меня, хмыкнул, гордо выпятил грудь — и шагнул вперед.
Прямиком в легенду. Которую горцы будут пересказывать друг другу: как смелый вождь отдал себя, но не выдал храбрых воинов, служивших ему верно, на расправу злобному Недоноску.
— Вождь отвечает за дела своих людей, — спокойно сказал он. — Я их вождь. Я отвечу.
Стало мучительно стыдно. Неужели придется казнить того единственного, кого убивать совершенно не хочется?
— Ты благородный вождь, если готов принять на себя вину твоих воинов. Можешь передать оружие своим людям, чтобы его вернули в семью. Если хочешь, я предам тебя благородной смерти, во славу Змея…
— Харковать мне на твойную змеюку! — сплюнул вождь, которому уже нечего было терять. — Казни как хошь. Токма в водяну телово не бросай. Сожжени, хочу к дедовьям вознесться.
— Как скажешь. Реши сам, кого оставишь вместо себя, чтобы людьми командовать?
— Некож, — покачал головой Пятый Коготь. — Врядко моейные воины остановятся с тобой… Володыко. Ежель сможешь — выпусть евон с миром.
Белые увели вождя, я же повернулся к остальным.
— Грабежи прекратить. Теперь мои люди сами будут искать виновных… Раз уж вам не видно. Награбленное вернуть. Или на дележ добычи можете не приходить. Утром жду всех у лодок.
Развернулся и ушел. Вряд ли все отреагируют должным образом, но, надеюсь, масштабы грабежей и мародерства снизятся. Если что, я готов казнить и поболее одного человека. Белым уже рассылался приказ высматривать нарушителей.
До конца дня оставалось еще одно важное дело: переговорить с местными шишками. Глыба нашел переводчика из своих и отвел меня в хижину, где сидели более двадцати старейшин местных родов. В Толимеке селения, подчиненные князьям, не могли иметь вождей, ибо вожди имели склонность сами становиться князьями. Так что местными делами рулили патриархи больших семей — по нескольку от каждого рода.
— Перед вами — наследник владычного рода, избранник Золотого Змея Земли, сын Сытого Орла Сухая Рука! — зычно рыкнул Глыба, сказав по-толимекски только «перед вами».
«Хуакумитла, Хуакумитла» — зашептали старики знакомое четланское имя. Большинство принялось, кряхтя, вставать на ноги и неловко кланяться, но некоторые оставались сидеть, «глядя в вечность».
— Вели принести старейшинам еды и питья, — велел я генералу, зная, что войска уже начали готовить ужин.
А потом через переводчика начал заготовленную речь.
— Родич вашего князя оскорбил меня в моем доме. И, вместо того, чтобы понести справедливое наказание, трусливо сбежал. Я пришел сюда, чтобы наказать его и весь род преступников и трусов. Знайте: у Тепеапили отныне нет власти над Куалаканой. Теперь на этой земле правлю я. Я и мой бог — Золотой Змей Земли.
Я прошел ближе к старикам и сел рядом. Вапачиро стоял за моей спиной тихой тенью, хотя, вряд ли кто из этих дряхлых старцев решится на нехорошее.
— Завтра вас отпустят домой. Отпустят, если вы отдадите мне в качестве заложников своих старших сыновей и поклянетесь в верности именем Золотого Змея. Знаю, вы не почитаете этого бога и можете не придавать клятве значения. Но Змею всё равно, власть его велика, и он уже карал многих моих врагов… После клятвы верности вашим родам оставят ваше имущество и вашу землю (либо выделят другую). Вы сможете жить согласно своим обычаям, чтить своих духов. Если ваши роды будут исполнять мои приказы, вовремя платить подати, то с вашими сыновьями будут обращаться, как с почетными гостями. Если же вы нарушите мою волю, то заложников грязно убьют, а тела их сбросят в воду без должного погребения. Мятежные же роды лишатся всего.
Брать заложников для обеспечения верности предложил я сам, вспомнив, что так поступали казаки в Сибири. Причем, я, действительно, хотел относиться к ним, как к гостям. Построить для них удобные общежития, показать наш уровень комфорта, обучать языку, традициям. Потворствовать женитьбе на четланских девушках. Потом эти заложники вернутся домой, сменят отцов — и будут проводниками четланского образа жизни. И моей власти.
— Владыка Сухая Рука! — просипел один из стариков. — Ты говоришь, что станешь нашим правителем. Но глаза мои видели другое. Я видел, как твои воины врывались в наши дома, как враги. Убивали мужчин, насиловали женщин, брали то, что им нравится.
«Сейчас главное не оправдываться» — мысленно приказал я себе.
— Я знаю. Мне уже передали, что часть воинов не подчинились моим приказам. Шли сюда, как в набег. И их командир будет наказан. Его кровь заберет Змей. Ты, старик, можешь присутствовать при жертвоприношении.
Хлопнув ладонью по бедру, я пружинисто встал.
— Думайте.
