Кузьма Петров-Водкин - Моя повесть-1. Хлыновск
Было ли это мое состояние молитвой или заклинанием стихий, или это был волевой экстаз, зарождающий племенные инстинкты вождя, но я знаю верно, что это была, может быть, моя первая настройка собственного организма для его встречи с планетным событием, чтобы суметь действие на меня классического ужаса сделать творческим…
В это время к нам подошел Андрей Кондратыч. Показывая к солнцу, он сказал:
- Смотрите, детушки, солнце возвращается.
Кондратыч был простой, всегдашний, и голос его, говоривший о столь волновавшем всех, был такой же, всегдашний, как если бы он говорил о ежедневном восходе или закате солнца. Но, сказав все это очень просто, Андрей Кондратыч залоснился, засиял своей лысиной и серебром волос, и торчком вздыбилась его козлиная бородка. Он не отрывался от солнца, и его маленькие мудрые глаза, казалось, хотели просверлить темный диск, нехотя застрявший на солнце и приоткрывающий его. Потом улыбка заиграла морщинами на лице старика, и он воскликнул:
- Ах, ты, в рот-те ситного пирога с горохом, - да ведь это месяцем солнце затемнило Смотрите, кругляш темный на солнышке - это же самый месяц и есть. Да и путь его верно идет… - И Андрей Кондратыч широким жестом, как бы повелевающим самой планете, повел рукой по небу:
- Вот где месяц ныне ночью будет…
В толпе пронесся не то удивляющийся, не то радующийся общий вздох.
Солнце высветлилось скоро - кругляш сполз с него и исчез.
Второе из такого рода событий, связанное с пролетом остатков кометы Биелы, произошло у Махаловых.
Кто-то из дворни, возвратившись с базара, сообщил за чаем о предстоящем хождении звезд.
- Будто дождик такой, огненный, будет… И что уже в бумагах об этом прописано, как есть…
- Когда? - спросили за столом.
- А вот-де на этих днях…
За обедом этот слух окончательно подтвердился, и уже называли день. За столом сейчас же приступили к обсуждению. Один находил, что ничего особенного в этом случае нет, потому что звезды падают часто: каждую ночь нет-нет да и скатится с неба.
- Так-то так, - сказал другой, - но если они все, сразу посыпятся, так тогда, пожалуй, и землю спалить могут, если, к примеру, которая на соломенную крышу угодит.
- Да, - безбрежно задумался следующий. - И что бы это такое значило?
По Феклиному выходило - либо к мору, либо к войне, но задумавшийся не слышит реплик Феклы, и о другом его недоумение:
- Какая это непонятнейшая агромадность - кумпол земной.
- Прочитай Библию - в ней все сказано.
- А ты читал? - подхватывает кто-то на слове сказавшего.
- Не читал, а так сказывают те, кто читали…
- Насчет Библии не говори, - наставительно замечает Стифей, - ее никто насквозь не дочитывал: не дано это уму человеческому Так, что ль. Иван Пактелеевич?
Дядя Ваня слыл за начетчика - он читал и Библию и хранил к ней болезненную неприязнь.
- Прочесть можно, - говорит он, - да уразуметь трудно. В Библии одно ниспровергает другое, и не за что ухватиться.
- Да, да, - сунулся в разговор Ерошка. - Как ее дочтут, так и с ума долой.
Старшие на него покосились, и Ерошка смутился, но чтоб не потерять смелости и не ударить лицом в грязь, продолжал:
- Вчера насчет этих звезд у амбаров говорили, что, дескать, подстроено это все.
- Ну?…
Ерошка просиял от этого "ну?".
- Будто народ подушные стал плохо платить, - так вот…
- Не бреши зря, парень! - обрезал Ерошку садовник многозначительно.
С утра этой замечательной ночи Андромедид дворня была настроена чинно. Сомнений в том, что звезды полетят, ни у кого не было.
С утра же было отмечено недомогание Васены. Молодая женщина проявляла озабоченность и хмурость. Всегда улыбающаяся, с ямочками на щеках, с сияющим носом пуговкой, на этот раз она была неузнаваема: побледневшая, осунувшаяся, рассеянная, забывавшая подать все нужное к столу. Сосредоточенная к себе, она не отвечала на шутки, обращенные к ней, и даже нужные вопросы часто оставляла без ответа. Когда очень сердобольная ко всем Фекла настойчиво стала выспрашивать о здоровье кухарки, последняя нехотя и с какой-то застенчивостью сказала:
- Ох, Феклынька, сон видала - купалась я, - вот мне и недужится… У меня всегда так бывает… Головушка моя не на месте, и под сердцем сосет… Это болезнь моя лихая…
Отправив обед, обратилась к Фекле:
- Голубушка, бабынька - сил моих не хватает, - лягу я… Помоги мне с чаем и с ужином, Христа ради.
- Как же не помочь, - ответила Фекла.
Дворне было не до Ваеениной болезни. Все мысли наши были захвачены событием предстоящей ночи, у всех по этому поводу было приподнятое настроение.
Обыденные дела клеились плохо.
Стифей, сколько ни возился возле Матки, не мог по-всегдашнему отполировать широкую спину своей любимицы, и лошадь не блестела подобно крылу ворона.
Васильич с утра сумел уже где-то выпить, и его, вечная зимой и летом, шапка еле держалась на затылке, оголяя бронзовую лысину. Несмотря на веселое, добродушное настроение, Васильич нет-нет да и вскидывал здоровым глазом на хитро спокойную синеву неба.
Иван, вычищая конюшни, раздраженно доказывал лошадям возможность мировой катастрофы и что все пойдет в тартарары… А у него, у Ивана, и жены даже не имеется… Ерошка то и дело бегал на вершину садового грота для обозрения неба, чтоб не прозевать, если на нем что-нибудь начнется…
От нетерпения мне стало тесно во дворе и в саду. Я побежал на базар понаблюдать центр города.
С близлежащих от нас мясных рядов начало постигать меня разочарование - так обыденщина не связывалась с величиной предстоящего события.
Мясники развлекались привязыванием к хвосту забежавшей собаки бычачьего пузыря, после чего обезумевшее от хлопавшего по бокам сфероида бедное животное неслось улицами Хлыновска, сопровождаемое улюлюканьем и камнями мальчишек. Мясники от удовольствия ржали, как лошади.
В красном ряду хозяева и приказчики с потными лицами, цвета их медных чайников, пили чай.
Опершись о грузные зады, переругивались обжорщицы.
У мостков тротуара, ведущих в трактир, мирно спал Семка-пьяница на своих перегоревших изрыганиях, а домовитая свинья базарника с розовым детищем заботливо очищала Семку, хрюкая наставления своему еще неопытному зверенышу.
На каланче кружил пожарный, изредка перекликаясь приветствиями с проходящими знакомыми. И только один из этих прохожих, задрав кверху к пожарному голову, полюбопытствовал;
- Ну что, Гаврюша, не видно ли чего у тебя сверху?
Пожарный зевнул и отрицательно покачал головой.
Как только наступила ночь, спокойного, с застывшими на местах светлячками купола не было и следа. Небо резалось, пересекалось струйками звезд. Они катились, падали к горизонту.
Небо двигалось, оно казалось катящейся полусферой, способной вот-вот раздавить город, а струйки огня зажгут и испепелят землю.
Когда, утомленный до головокружения, перевел я глаза на строения, деревья и фигуры людей, я испытал поразившую меня вещь: строения и люди вращались вместе с почвой, уплывающей из-под моих ног… Мир катился, бежал из-под купола неба… Неуютно и страшновато моему телу, а имеете с тем бурная радость от окружающей мировой оживленности охватывает меня…
Звезды сыпались без конца. Как ударами огненных кнутов, секлось небо, оставляя на себе следы круговых отрезков, вспыхивающих и потухающих.
Движение имело какую-то систему, как будто гигантская спираль штопором в определенном направлении винтила и небо, и землю.
По мере наблюдения в меня входила какая-то согласованность с окружающим, я, подобно матросу в бурю, начинал учитывать каждым мускулом качку этого мирового корабля, и бившаяся где-то в грудной ямке кровь казалась пульсирующей по-иному, перестроившись в новую ритмику самозащиты…
У меня начала кружиться голова. Двор был пуст. Я побежал в кухню. Дворня была в сборе. Люди сгрудились возле дяди Вани, склонившегося над книгой под лампой. Тени разбросились стенами и потолком. Лица были сосредоточены. В тесном кругу путались бороды и жилистые руки, подпиравшие головы. Дядя Ваня читал:
- И после скорби дней тех - солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются… Тогда явится знамение Сына Человеческого…
Среди застывших в тишине слушателей и негромкого чтения дяди слышны были стонущие вздохи Васены. Дядя Ваня читал:
- …И соберут избранных Его от четырех ветров, от края неба и до края их…
На этом месте чтения Васена взметнулась на кровати, облокотилась в подушку и отрывисто, с визгом залаяла в сторону стола.
Слушатели шарахнулись со своих мест по направлению к выходу, давя один другого.
