Андрей Ерпылев - В когтях неведомого века
Заглушив удар судейского молотка, зал взорвался овациями и кинулся качать «приговоренного» на руках. Даже пострадавшая сторона, потратившая на услуги хирурга раза в два больше той суммы, которая ей причиталась по строгому приговору, криво улыбнулась…
* * *
– Еще бы не рад! – Леплайсан, как всегда, знал все и обо всем. – Король ему милостиво повелел весь тот бред, который он несет на каждом углу, свести в один научный труд и отпечатать большим тиражом в королевской типографии за счет казны. Я слышал, собираются распространять по всей Европе, привлекая наши посольства и дип‑представительства. Вот уж тогда дураками окажутся те, кто считает, что Константинополь брали пятьдесят лет назад казаки‑атаманцы, а не сто пятьдесят назад турки‑оттоманцы, что Китай находится в Москве, а не на Дальнем Востоке, а в египетских пирамидах хоронят русских царей, а не каких‑то мифических фараонов, повымерших тысячи лет назад…
Друзья снова, как и в тот памятный вечер, ехали по вечернему Парижу, направляясь в свою новую квартиру, находящуюся уже не в трущобах, а на приличной улице Абр‑Сек. Щедрость Генриха, хотя и несколько урезанная в размерах по причине перманентной пустоты в казне, теперь позволяла им эту роскошь.
– Если бы я знал, – с раскаяньем произнес Георгий, – то не стал бы Гайку рассказывать все это в том трактире… Или в каком‑нибудь менее людном месте рассказал бы.
– Знал бы, где упасть… – сермяжной мудростью ответил на запоздалое покаяние Леплайсан. – Не переживайте, шевалье, этот Скалигер настолько настырен, что непременно добился бы своего, причем и с целой задницей. Так что считайте, что Гайк своим метким ударом восстановил хоть какую‑то справедливость в вопросе хронологии… Зато теперь он счастлив.
– О да… – вынужден был признать очевидное Арталетов.
– Так чего же мы горюем? Пусть горюют те школяры, которым и сотни лет спустя после издания этого бреда придется заучивать наизусть россказни господина Скалигера! А погоревать им придется: тысячу лет лишних будут зубрить, не шутка…
Жора почесал в затылке: «А ведь прав шут. Как всегда, прав…»
– Вы лучше подумайте, Жорж, о намечающихся празднествах в честь коронации нового монарха, – вернул его с небес на землю Леплайсан. – Вы что, в этих отрепьях будете присутствовать на Церемонии и танцевать на королевском балу?..
16
Шпаги звон, как звон бокала
С детства мне ласкает слух.
Шпага многим показала,
Шпага многим показала,
Что такое «прах и пух»!
Вжик‑вжик‑вжик‑ах!
– Уноси готовенького!
Вжик‑вжик‑вжик – ах!
– Кто на новенького?
– Кто на новенького?
Ю. Энтин. «Песенка о шпаге»
Д'Арталетт осторожно, словно она была сделана из тонкого драгоценного хрусталя, вел в танце свою избранницу, чувствуя, как замирает в сладкой неге сердце…
А вдруг вот сейчас, именно сейчас он запнется, шагнет не с той ноги или, не дай боже, наступит на подол платья партнерши, чем вызовет насмешки и издевательства со стороны многочисленных приглашенных и недовольство Жанны, его Жанны… Тогда остается только одно – дуэль со всеми, без исключения, насмешниками! Поочередно протыкать их шпагой во дворе, под раскидистыми каштанами до тех пор, пока не останется ни одного живого в длиннющей очереди либо – мишени их насмешек…
Но странное дело, фигура танца сменялась фигурой, мимо проплывали пары с сосредоточенными или, наоборот, беззаботными лицами, а Георгий выполнял все требуемые па с ловкостью мастера и даже подмечал краем глаза мелкие погрешности в движениях других танцоров, чего никак не мог себе представить ранее… Видел бы его учитель танцев, приглашенный Серегой! Он уже не морщился бы, отворачиваясь при каждом ляпе своего подопечного!
А партнерша! Партнерша вообще была вне всяческих похвал: блистательна, полувоздушна, смычку волшебному послушна…
Тем временем танец подошел к концу, музыка стихла, зал наполнился шуршанием дамских туалетов и шарканьем ног, покашливанием и сморканием, сдержанными смешками и откровенным гоготом разгулявшихся гвардейцев…
– А теперь, господа и дамы! – раздался громкий голос распорядителя танцев, разряженного, словно новогодняя елка. – Гавот!
Грянула музыка, и пары снова закружились в танце…
– Чего же вы встали, Жорж? – смеялись глаза Жанны в прорезях черной шелковой полумаски, усыпанной бисеринками, коловшими тысячью острых лучиков. – Веселее, веселее… Проснитесь, сударь, проснитесь!..
Что‑то слишком уж погрубел голосок милой графини… Неужели виновато ледяное бургундское с Фруктами?..
– Проснитесь, д'Арталетт, проснитесь!.. Жорж! Вы слышите меня?..
Арталетов неохотно разлепил веки: Жанна, его смеющаяся милая Жанна еще была здесь, рядом, он чувствовал нежный запах ее духов, ощущал под ладонью мягкую упругость талии… Стоило снова закрыть глаза и…
– Если вы сию минуту не проснетесь, я оболью вас из кувшина! – Голос Жанны окончательно превратился в Леплайсанов. – Причем не гарантирую, что это будет кувшин для умывания! Под вашей кроватью тоже имеет место быть некая посудина…
– Людовик! Какого черта? – подал голос Жора. – Неужели опять оборотни или вампиры? Вы прервали такой прекрасный сон…
Угроза шута была более чем реальной: на двор, тем более на лестницу его после пережитого в ночлежке позора теперь было не заманить и калачом, но новое жилье относилось к разряду «all inclusive»[38] – постояльцу полагалась даже вместительная «ночная ваза» для неотложных нужд. И хотя острый на язык Леплайсан сразу же высмеял это достижение цивилизации в грубоватой манере обожаемого им Рабле, бургундского вчера было выпито немало, а действует оно, как известно, ничуть не хуже жиденького общепитовского пива…
– Выслушайте меня и можете снова продолжать дрыхнуть без задних ног, – отрезал безжалостный мучитель, энергично встряхивая не желающего просыпаться друга. – Будто я не знаю, кого именно вы видели в своем сне!.. Вам хотя бы удалось на этот раз?.. – хмыкнул он, подмигивая другу самым фривольным образом, отчего в лицо заспанному Арталетову тут же бросилась краска (не зеленая, надо понимать).
– Из вас, месье Леплайсан, – ответил он, – экстрасенс никакой… Сон мой был совершенно целомудренным…
– Экстра… кто? – ухмыльнулся шут. – Секс? Слыхал я это словечко от проезжих англичан… Неужели вы в своем сне даже не…
– Еще одно слово, господин шут, – не выдержал Жора, – и я вас вызову…
– Молчу‑молчу!.. Ну, раз грозитесь дуэлью, значит, вы совсем проснулись, – посерьезнел наконец Леплайсан. – Извините, Жорж, но я сей момент должен откланяться. Поживите недельку без меня…
– Как? – воскликнул Георгий, продирая глаза: только сейчас он разглядел в полусумраке нарождающегося утра, что его друг полностью одет и экипирован для дальней дороги – даже вечный свой берет он сменил на широкополую шляпу, а к шпаге у бедра присоединился кинжал из того же гарнитура, лишь на пару ладоней короче. – Вы покидаете меня?
– Ничего не поделаешь, – пожал плечами Людовик. – Я ведь не столько шут его величества, сколько доверенное лицо, чиновник для особых поручений… Весьма щекотливых порой, уверяю вас, Жорж… хотя характер поручений редко отражается на размере командировочных… Кстати, о деньгах…
Как всегда, когда речь заходила о «презренном металле», тон Леплайсана разительно менялся.
– Поскольку король, по своему обыкновению, позабыл, отпуская меня, милостиво черкнуть своей августейшей десницей пару слов казначею и, главное, аппетитную цифирку с двумя‑тремя нулями, я позволил себе произвести некоторый перерасчет в нашем с вами общем бюджете…
Затянутая в грубую дорожную перчатку рука шута, нет, теперь королевского курьера, указала на стол, где возвышались два мешочка, явно неравные по весу.
– Так как путь мне предстоит неблизкий, а по дороге возможны некие непредвиденные расходы, я надеюсь, дорогой друг, что вы не будете на меня в обиде, если я заберу две трети нашей казны. Пятидесяти золотых экю и всего нашего серебра (я уже не говорю о подлой меди), думается, вам вполне хватит на неделю‑другую безбедной жизни, если не слишком шиковать…
«О чем он говорит, – пронеслось в еще несколько туповатом спросонья мозгу Арталетова, – если на жалкую щепотку каких‑то паршивых “серебрушек” я умудрился накушаться у папаши Мишлена до положения риз? Что, интересно, означает в лексиконе добрейшего Леплайсана словечко “шиковать”? Устроить заплыв кролем в бассейне, полном фалернского, не на голодный желудок оно будь помянуто?..»
– В крайнем случае, у вас еще остается ваша цепь! – воскликнул шут, сгребая со стола меньший по размеру мешочек, весело звякнувший при этом. – Цепь, на которую я не вправе посягать. Продадите пару звеньев, в случае чего… Если только вас опять не посетит блажь возвратить ее королю, – добавил он осуждающим тоном, до сих пор не в силах простить другу давешнее безрассудство.
