Восемь летчиков или хозяин Байкала - Александр Зубенко
Юрий Николаевич по случаю свободного вечера остался в вагончике слушать рассказ Семёновича о пропавшей на Байкале экспедиции. Пельмени были поданы, рюмки налиты. Нина была довольна.
И Семёнович, взяв в руку рюмку с коньяком, начал своё повествование.
- Давно это было, ребятки мои. Мне было в ту пору одиннадцать лет, когда моего отца занесло на Байкал в ходе очередной экспедиции (он был геологом-геодезистом), и поскольку мы с мамой путешествовали вместе с ним, то и там мы оказались вместе – я чуть позже расскажу о наших странствиях вслед за отцом. Сейчас речь пойдёт именно о Байкале.
Семёнович подмигнул всем и в ожидании уставился на Женьку, поскольку каждый знал, что неугомонный философ обязательно сейчас вставит что-то своё, научное, невзирая на подлетающий ботинок.
Так и произошло.
Сейчас же выдалась Женькина справка:
- Байкал. Можно? – он с запозданием бросил взгляд на своего старшего друга и тот кивнул: «Валяй. Что с тебя возьмёшь, с эрудита нашего».
Женька кинулся листать свой походный блокнот: все знали, что он почему-то никогда не пользовался ни планшетом, ни ноутбуком.
- Глубина 1620 метров. Впадает более 300 рек и мелких речушек с протоками, а вытекает одна – Ангара. Имеет 27 островов; из них самый крупный – Ольхон. Замерзает Байкал в январе; в мае месяце вскрывается, и начинается судоходство. Сплав леса, рыболовство, охота на кольчатых нерп, близких по виду к нерпам каспийским. Что ещё? – полистал страницы. - Ах да… вот, нашёл, всё касаемое Байкала. Пресноводное озеро, расположенное на высоте 456 метров и окружённое горными хребтами. Площадь тридцать один с половиной квадратных километров, - он всплеснул руками, - вот где лохнесское чудовище должно плавать, а не где–то там, в помойной луже. Живи, размножайся: и слова никто не скажет.
- Всё? – зевнул Юрий Николаевич, явно показывая философу, что пора закругляться со своей статистикой.
- Нет. Ещё впадают реки Селенга, Баргузин и так далее – уже более мелкие. Флора и фауна включает в себя более 1800 видов, из которых большее число эндемиков.
- Это кто? – спросила Нина, протирая стол.
- Это те виды, которые присутствуют только в данном ареале обитания и нигде более. Например, как лемуры на Мадагаскаре или кенгуру в Австралии. Подобью факты: байкальский тюлень, бычки, живородящая рыба голомянка. Промысел – омуль, хариус, таймень и прочее. Дальше, из географического: Байкало–Амурская железная дорога, или если быть ближе к народу – БАМ (наряду с Транссибирской магистралью). Тында – Волочаевка – Комсомольск. Кстати, Семёныч, ты в своём рассказе намерен проходить населённые пункты? Чтоб я ориентировался…
- Намерен, - Семёнович снисходительно кивнул, соглашаясь с теперь уже всем, что доводил до окружающих его всесторонне знающий друг.
- Ага, - воспрянул духом тот: - Тогда ещё Байкальск, Усть-Баргузин, Нижнеангарск… Иркутск, естественно. Где-то рядом на карте Улан-Удэ. Целлюлозные заводы на побережье. Охотничьи угодья, комбинаты, лесопилки, егерные клубы, баржи, лесосплавные цеха, даже катакомбы подземные, а так же знаменитый Баргузинский заповедник.
Женька прищурился и бросил взгляд на молчавшего пока рассказчика:
- Не о нём ли пойдёт речь?
- О нём, - кивнул Семёнович.
- Ого! Стало быть, будет очень интересно, друзья мои, - он обвёл всех взглядом. – Баргузинский треугольник - это вам…
- А ботинком не хочешь? – перебила его Нина.
- Ладно,- нисколько не обиделся тот. – Из полезных ископаемых – залежи руды, а посему и куча рудников с приисками, раскопки и добыча изумруда, берилла, а то и алмаза в некоторых местах – бери, не хочу: массив-то огромнейший! И при всём при этом, несметное количество больших и малых аномальных магнитных зон вдоль - если смотреть по карте – всего Байкала с любой его стороны, точно таких же или похожих, как обрисовал нам Семёныч мексиканскую зону отчуждения. А ведь Прибайкалье обширное! Если взять всю его территорию по карте атласа, то она будет соизмерима с любым средним государством Европы: Австрией, например, или Венгрией, а то и бывшей Югославией. Народ там проживает – коренные буряты, либо частично эвенки. Чуть ниже, ближе к Улан-Удэ идут уже монголы, а возле Читы вдоль Яблонового хребта обитают выселенные когда-то при Сталине немцы Поволжья, осевшие в этих местах, и пустившие корни своих семей. Что ещё, Семёныч? Я всю вводную сделал? Всё огласил?
- Всё – всё! – послышалось оживлённо со всех сторон.
Женька подскочил и принялся суетиться вокруг бригадира:
- Коньячок пожалуйте-с. Селёдочки, не угодно ли, барин? Байкальская, если что…
- Наливай, - барским жестом разрешил тот.
Семёнович между тем продолжил:
- Отец мой, Семён Борисович, будучи геологом и окончив Ростовский институт геодезии, в силу обстоятельств в возрасте 33- х лет попал на Байкал. Занесло его туда, минуя все необъятные просторы тогда ещё Советского Союза, вместе уже с семьёй: мною и мамой. Мне было тогда одиннадцать лет, и он за эти годы успел потаскать нас с собой, начиная от Приамурья (где, собственно я и родился под Хабаровском), от Якутии и Коми АССР, до Среднесибирского плоскогорья где-то в горах Алтая. Будучи геодезистом-топографом, где он только не бывал, оставляя нас с мамой в каком-нибудь очередном посёлке, сначала для того, чтобы я ходил в садик, а затем и в школу. Каждый новый учебный год я начинал в новой школе, а заканчивал его уже в другой, за сотню километров от предыдущей. С моей мамой он познакомился в Хабаровском крае, куда приехал после института по распределению практиковаться в качестве геодезиста. Там я и родился. А затем началась наша с мамой эпопея покорения советских просторов в качестве сопровождающих моего отца, куда его бы не заносило. Мальчишкой, я, образно говоря, прошёл с ним от Амура до Волги, от Енисея до Днепра, от Саянских хребтов до низменностей центральной полосы России. В детстве я катался и на оленьих упряжках, ездил и на гусеничных вездеходах, и на снегоходах «Буран», летал почти на всех грузовых и пассажирских самолётах, начиная от Ан-22 и кончая Ил-86, а уж о вертолётах и упоминать не буду.
Он отмахнулся рукой, видимо откидывая воспоминания, как сейчас ненужные. Проверил, слушают ли
