Эйнемида III. Надежда на весну. - Антон Чигинёв
– Убьёшь, мой дорогой убьёшь, всех убьёшь. Но сперва выпей-ка это, –иерофантида Ида поднесла к губам раненого деревянную чашу с зельем. Тот проглотил, поперхнулся, на мгновение затих, а затем крики «Убью!», «Мерзавец!» зазвучали с новой силой. Ида досадливо покачала головой и подошла к Кинане.
– Как он? – спросила царица. Она сидела неподалёку на мшистом камне, обхватив руками ногу и опершись подбородком на колено. Непристойно задравшийся хитон девушка точно не замечала, да и никто не замечал.
– Плохо, – твёрдо ответила иерофантида. Высокая, светловолосая женщина манерами и даже внешностью напоминала Филомену, и всё же это была не она. – Колотая рана в грудь и резаная в бок. Не так уж и опасно, но если человек сам не хочет жить… Кого он грозится убить?
– Своего дядю, – бесцветно ответила Кинана. – Мы могли победить, но он испугался атаки гетайров и решил сменить сторону. Обычная история.
– Понимаю, – кивнула Ида. – Мне жаль.
– Всем жаль, а что толку? Но раз он так хочет его убить, как он может не хотеть жить?
– Дело в чём-то другом. Юноша недавно пережил какую-то утрату?
– Пережил, – царица резко встала, небрежно одёрнув хитон.
– Ясно. Боюсь, надежд мало… – Ида печально покачала головой – А твои раны?
– Рука и бедро – царапины. Могло быть хуже. Сильно хуже.
Ей вспомнилась схватка, в которой пал старый Левикон и получил рану Гриел. Они бежали, но их настигли. Щит Кинаны треснул, копьё выпало из раненой руки, и беззащитная царица обернулась навстречу своему убийце… Он не ударил, тот всадник в тёмно-голубом. Жгуче-чёрный взгляд встретился с полубезумными серыми глазами Кинаны, и воин опустил копьё. Их тут же развела битва, Келесс, перехватив поводья Оникса и гриелова Весельчака, вытащил друзей с поля боя, так и не дав Кинане понять, действительно ли она узнала того, кто её пощадил.
– Царапины могут загноиться, ты это знаешь. Дай посмотрю…
Не слушая, Кинана обвела взглядом Лесную крепость. Широкий, обрамлённый лиственницами и соснами прогал на окраине селакской чащи, поросшие мхом развалины ‒ ненадёжное пристанище её разбитого войска. Измождённые бойцы разместились на поляне и дальше, под деревьями, а меж ними сновали серые сёстры с зельями и перевязками. Искусство дочерей Даяры было велико, но раненых было много, слишком много.
У самых ступеней Кинана заметила Аркиппа и его, с недавних пор, неразлучного товарища Эола – теперь экатонтарх-иполохага и начальника сотни бойцов. Парни хлопотали возле грузного, могучего, непрерывно ругающегося и с притворной строгостью распекающего бывших подчинённых ветерана – того самого декадарх-эпистата Тилема, что, на свою голову, помог царице бежать из Ордеи. Хоть этим удалось пережить бездарно проигранную ею битву, но сколько осталось там, на поле её поражения?
Отряд усталых, заляпаных кровью всадников, разношёрстно одетых и столь же разношёрстно вооружённых, въехал на поляну с юга. Командир – худощавый русоволосый парень с фиолетовым платком на шее – спешился и, слегка прихрамывая на украшеную кровавым рубцом ногу, заспешил к Кинане.
– Ну что, Хресий? – бесцветно спросила царица. – Как наши дела?
– Не так уж плохи! – нарочито бодро ответил жених Феано. – Белен собрал кого мог и повёл к Сарпену, он жив и здоров, передаёт тебе привет и клянётся в преданности.
– А Пселл? Диметон? Этеокс?
– Мертвы, – нехотя ответил Хресий, слегка ссутулившись.
– Скольких мы потеряли?
Хресий замялся было, бросив тревожный взгляд на царицу, но решил говорить правду.
– У Белена две тысячи человек… – сухо промолвил он.
– И здесь около тысячи. Семь тысяч человек. Мы потеряли семь тысяч…
– Многие разбежались – их не преследовали. Может кто ещё вернётся. А у нас три тысячи воинов – не так уж плохо. Что ты намерена делать дальше?
– Что я намерена делать? – Кинана горько усмехнулась, покосившись на хлопочущих подле Гриела Алкета с Келессом. – Какая разница? А вот вам всем советую над этим подумать. Педзетайрам лучше сдаться Сосфену, он, наверное, не причинит им вреда, Алкету с Келессом тоже, а ты, Хресий… Не знаю, тебя вряд ли простят. Лучше собери желающих и уходи к гисерам, сёстры покажут дорогу через горы…
– Кинана, ты… сошла с ума? – Хресий оторопело уставился на подругу.
– Это ты сошёл с ума, если думаешь, что есть иной выход, – скривилась царица и с жаром заговорила. – Мы разбиты наголову, понимаешь?! Три тысячи из семи, а скоро и их не станет! Они уже идут сюда, войско в лесу не спрячешь. Кто будет сопротивляться – очутится на суку! Уходите все, спасайте себя! Никакого другого выбора нет!
По бледным щекам Кинаны текли солёные, злые слёзы. Воины, слышавшие разговор, в испуганном молчании смотрели на неё. Хресий сглотнул вмиг пересохшим горлом.
– Я не брошу тебя, – твёрдо сказал он. – Я выбрал тебя вождём и другого мне не нужно. Твоя судьба – моя.
– Вождём?! – Кинана полубезумно рассмеялась, долго сдерживаемые разочарование и боль рвались наружу, будто вода сквозь проломленную плотину. – Не говори глупости, Хресий! Никакого вождя нет! Меня больше нет! Всё кончено!
Повисло тяжёлое молчание, нарушаемое лишь шелестом листвы, стонами раненых и исступлённым шёпотом беспамятного Гриела: «Я убью его, убью, убью…».
– Твоё утверждение противоречит истине, – произнёс глубокий сильный голос, звучный, мелодичный, переливающийся, точно журчание горной реки. – Ты стоишь здесь, перед нами, а значит ты есть.
Аэльмеоннэ вступила на поляну величественно, словно часть леса сдвинулась с места, снизойдя до забот смертных. Воины расступались перед дриадой, с благоговейным испугом взирая на ожившую легенду.
– Каждое существо стремится к жизни, невзирая на обстоятельства, – тёмно-зелёные, светящиеся изнутри глаза, казалось, пронизают Кинану насквозь. – Иное противно естественному ходу вещей. Ты забыла об этом, сестра?
– Бывает, что обстоятельства сильнее, – мрачно ответила царица, выдержав взгляд дриады. – Это тоже естественно.
– Так и есть. Но неестественно считать себя мёртвой, когда ты жива, и обстоятельства непреодолимыми, если не уверена, что это не так.
– Не уверена?! – царица непочтительно зашлась полубезумным смехом. – В чём же ещё быть увереным? Моё войско
