Вернуть дворянство - Дмитрий Крам
Та же капоэйра вполне себе здравствует в Бразилии. Национальная борьба многих народов имеется. Сумо в большом почёте.
Даже иногда, раз в сто лет, встречается одаренный рукопашным табуром. У нескольких родов есть гойле ближнего боя. Но это всё кустарщина и самопал.
Это не значит, что тебе никто в морду не даст. Даже в секции по фехтованию были умельцы, которые могли во время учебной схватки уронить тебя подсечкой или выбить опорную ногу.
А в реальной драке на холодном оружии по морде отхватить и вовсе раз плюнуть. Да и новичку в секции прописать смачный поджопник вообще что-то вроде традиции. По ощущениям и не скажешь, что не тайский боксер пробил.
Зато так запоминается лучше. Как показывает практика, всего после двух таких «уроков» новенькие переставали делать банальные ошибки, лишние движения, да и глупого пижонства становилось в разы меньше.
Я мог бы открыть здесь школу единоборств. Или даже несколько. Только вот времени это отнимет уйму. Мне ведь одному все придется на себе тянуть. Тренеров я смогу взрастить через… Так, если подумать…
В Тайланде, кажется, в зале Тайгер Муай-тай я в своё время прошел стодневные курсы джиу-джитсу. С нуля до синего пояса. Адские нагрузки. Две тренировки в день. Из всей группы нас дошло двое. Но местный народец не так испорчен интернетом. Сильнее держится за реальность. Доберутся до финала многие.
Смог бы я провернуть здесь что-нибудь подобное по всем дисциплинам? Нет. Разве что по одной. А если взять небольшое число людей, чтобы вырастить только тренеров? Точно!
Вводим единую систему поясов для всех дисциплин. Делим народ на группы, скажем, по десять человек. Через три месяца у меня будут заготовки под синие пояса. С ними я уже смогу развернуть сеть школ.
Это станет фундаментом для дальнейшего взаимодействия.
Если я пообещаю старейшинам прославить их остров на весь мир, как они отреагируют? Положительно, не иначе. Только разговаривать надо не с Минхе. И вообще для начала поломаться, пусть Джи-А меня поуговаривает. А там, глядишь, и госпожа Чон не захочет снова с дочерью расставаться, прибежит поговорить.
Решено!
* * *
Кабан словно чувствовал, куда мы собрались. Летать он еще не мог, поэтому сидел на плече как попугай, грозно зыркая на всех окружающих.
— Слушай, а я чего спросить хотел, — обратился я к Джи-А. — А та старуха-монголка. Имя запамятовал, — пощелкал я пальцами.
— Сарантуя Ананд. — кивнула помощница.
— Они что, прям все там натуральные монголы?
— Нет конечно. Но они ведут своё древо от первых монгольских завоевателей. И хотя бы у одного из поколения должна быть жена или супруг из Монголии. С женами сложнее, всё-таки экономические связи простроить непросто, учитывая географическое положение. А вот мужчин, хороших табурщиков, в стране кочевников хоть поварёшкой черпай. Клан Ананд один из самых сильных в плане живой мощи. И одаренных мужчин там больше, чем в прочих родах.
— Занятно, — только и оставалось добавить мне.
Нагрузки кроме прогулок мне пока противопоказаны, так что я занимался втайне от Джи-А, когда она уходила за продуктами на рынок Тонмун. При ней я только медитировал, гоняя энергию по телу и, как мне казалось, это помогало быстрее восстанавливаться.
Теперь, когда ей не надо было скрываться, её поведение изменилось. Она стала чаще показывать характер. Девушка, по сути, заново познавала мир и себя, а я был её проводником в этом.
— Я волнуюсь, — призналась Джи-А и взяла меня за руку.
— Я тебе уже объяснял. У тебя глубокая психологическая травма. Двадцать два года твоей жизни были посвящены одной цели. Но месть свершилась, и ты оказалась в подвешенном состоянии. Вот ты стоишь, — я даже остановился и взял её за обе руки. — А вот падаешь, — я сделал подсечку и удержал девушку, не дав приземлиться пятой точкой. — Твоя личность сейчас в этом состоянии. В невесомости. Сжалась в ожидании падения и будет в нем, пока не почувствует новую точку опоры. — я отпустил спутницу, и она плюхнулась на задницу.
— А теперь вставай.
— Помоги, — потянулась Джи-А ко мне.
— Ты сама должна найти точку опоры. Не через мою руку встать.
Она нахмурилась и скрестила руки, подобрав колени. Я улыбнулся. Поднял её словно капризного ребенка и отряхнул задницу. Увернулся от пощечины, засмеялся, схватил девушку, заблокировав руки, и поднял над землей.
— Пойми. Ты была в окружении врагов. Всегда в состоянии войны. А сейчас у тебя идет гиперкомпенсация. Ты расслабилась абсолютно. Но внутри у тебя есть стержень. Ты очень сильная. Страха в тебе нет после пережитого. А всё, что ты чувствуешь, это попытки внутренней маленькой девочки урвать хоть кусочек детства, которого у нее не было. Это хорошая реакция. Очень позитивная. Было бы хуже, если бы ты навсегда закуклилась в состоянии враждебности ко всему миру. Вечная двойная агентка, когда врагов уже не осталось.
Она вздохнула и ничего не ответила. Переваривала услышанное.
— Всё будет хорошо, — сказал я, ставя её на землю. — Что он нам сделает?
* * *
Лечебную палату Такеши Асакура организовали прямо в тюремной камере, только там были гасители Сахарова. Они негативно воздействовали на табур, лишая человека способностей.
Мальчишка лежал на кровати и глядел в потолок безразличным взглядом. Я такой последний раз у старого волка в зоопарке видел. Через левую половину лица шли четыре глубокие красные борозды свежих шрамов, пересеченные нитями швов. Одет он был в расстёгнутую больничную рубаху. Весь торс оказался забинтован.
— Откройте, пожалуйста, — попросил я полицейского.
— Вы уверены?
Я мог бы дежурно улыбнуться, но меня бесило повторять по два раза. Слово дворянина не конфетти, чтобы раскидывать их, где ни попадя. Если я сказал что-то, не стоит в этом сомневаться.
— Откройте! — требовательно повторила Джи-А, строго глядя на служаку.
Мужчина закивал, поклонился и провернул в замке тяжелый ключ. Такеши перевел на нас безучастный взгляд, но потом в глазах промелькнуло узнавание, и они вспыхнули калейдоскопом эмоций. Неверие, гнев, презрение, непонимание, недоверие и толика интереса. Но страха не было.
Он не спешил здороваться, хотя был младше. Что ж, ладно. Мы не гордые. Шучу, конечно, гордые, еще какие, но не в этот раз, так уж и быть. Больно специфичная ситуация.
Кабан грозно курлыкнул и выпятил грудь, надменно глядя на узника.
— Ну
