Домоводство. От сессии до сессии - Вероника Вячеславовна Горбачева
— Красивоу?
— Красиво, — выдыхаю я. — Бесподобно.
И чувствую, что подвешенное состояние ничуть не беспокоит. В какой-то мере оно привычно, похоже на парение в бестелесном виде: именно так мне чаще всего приходилось путешествовать в первых осознанных сновидениях.
— Тимыч, а я могу летать одна, без тебя?
Он фыркает.
— Конечноу. Тепер-рь можешь. Стоит телу один р-раз запомнить ощущенияу — и ты всегда сумеешь их повторить. Это и в р-реальности р-работает, толькоу медленнее. Пр-робуй!
И по очереди демонстративно отжимает свои пальчики с моего запястья.
У меня даже сердце ёкает… но вниз я не ухаю, вопреки опасениям. Просто остаюсь на месте и даже чувствую под ногами опору, будто воздух уплотнился. С замиранием в груди я, помедлив немного, делаю движение, чисто на рефлексах, как в большой воде — в море или бассейне — чтобы развернуться и… нырнуть, да? И у меня получается! Вязну в воздухе вниз головой, но не падаю камнем туда, к земной тверди, а снова висю… вишу. Видимо, для дальнейшего «погружения» чего-то не хватает.
— А тут у каждогоу свой способ! — мурлычет Тим-Тим. — Попр-робуй и дальше в тоум же духе!
Стоит мне сделать характерное движение руками, как при плавании кролем, вернее даже — обозначить его, как я легко продвигаюсь вперёд. Не на полметра-метр, как в воде, и не останавливаясь после «гребка», а плавно скользя в заданном направлении. Лёгкий толчок плечами, будто сама себя ускоряю — и да, движусь быстрее! Ийехоу! Сейчас тоже завоплю! Как здорово!
Раскинув лапы в гротескном движении, будто мультяшный кот, вообразивший себя вороной, меня догоняет Тимыч.
— Во-от! Видишь, как легкоу? В др-ругой р-раз на метлеу попр-робуй, увидишь — получитсяу! Можешь даже в ступе, если найдёушь…
Расхохотавшись, я делаю в воздухе кувырок — и отлично справляюсь! Будто всю жизнь акробатикой занималась.
— Ты меня не путай, я не ведьма и не Баба Яга, мне и так нравится! А что, любого можно научить летать? Я имею в виду — во сне?
— Если верит — полетит, — лаконично отвечает кот.
Особо пока не задумываюсь: полёт опьяняет, заставляя забыть обо всём. Делаю в воздухе несколько кульбитов. Ух, хорошо! И никаких неприятных ощущений вроде прилива крови к голове, никакой потери координации!
Наверное, обрети я такое умение наяву — довольно долго трусила бы, боясь рухнуть с небес и разбиться. Но сейчас в моей умной голове сидит твёрдая установка: это сон, я в нём всё могу! А если столкнусь с опасностью — надо всего лишь проснуться. Непреложный закон сновидения, такой же вечный, как смена времён года.
— Ну, ладноу, ладноу, хор-рош р-развлекаться! — ворчит, опять догоняя, Баюн. — Ишь, р-разр-резвилась… Погоди немногоу, сейчас ещё одно делоу доделаем — и кур-ролесь, сколькоу хочешь, заслужила. Вот покажу тебе ещё кое-чтоу…
Поманив за собой лапой, он забирает левее и идёт над лесом на бреющем полёте. Заинтригованная, лечу следом.
— А что это будет?
— Скор-роу увидишь!
Ага, должно быть, он несётся вон к той поляне, настолько большой, что видно её издалека, даже в предрассветных сумерках: обширная такая проплешина на кудрявости леса. И что там такого интересного? Какие-то сооружения, смутно что-то напоминающие… Однако на подлёте к цели мы минуем ещё один широкий прогал среди деревьев, не идеально круглый, как поляна впереди, а полосой. Вырубленной, зачищенной. Здесь тоже понатыкано множество разных штуковин. Брёвна, например, похожие на спортивные; но тут они натуральные, даже не ошкурены, разве что зачищены от сучков, да ещё ориентированы по всякому. Есть и строго горизонтальные, но чаще — наклонены к земле под разными углами. Столбы со скобами и без скоб, высокие и не очень, с непонятными рогатульками наверху, а некоторые — со смотровыми площадками. Барьеры, высокие и низкие. Щиты в рост человека и выше. Мостики через неглубокие канавы, заполненные песком или водой. Натянутая на колышки сеть, под которой, вероятно, надо проползать… Одним словом — настоящая полоса препятствий!
Но для кого? Не для престарелых же… простите, не для почтенного возраста уважаемых магов на покое? И не для заповедных животных, о которых вскользь упоминал кот?
Мы замираем над поляной.
С изумлением разглядываю небольшой амфитеатр со скамьями и кафедрой, с доской, похожей на школьную. Да тут целый класс уместится, или студенческая группа, например! Но нет, со студентами я поторопилась: подальше виден городок из игрушечных домиков, в которых с трудом поместится взрослый, зато ребёнку — благодать… Чуть в стороне — горки, настоящие детские горки, разве что выше и шире, чем на стандартной площадке. Столбы с качелями, причём не с сиденьями-перекладинами, а с основательными диванчиками. Небольшой бассейн с раскиданными вдоль бортов циновками, с вышкой и крохотным водопадом.
Что ещё?
За стволами елей проглядывает здание. Не особенно высокое, в один этаж, но как-то не совсем оно похоже на обычный дом. Скорее уж, на павильон, длинный, с высокими арочными проходами… Нет, с такого расстояния, да ещё за деревьями толком не разгляжу.
— Что это, Тим-Тим?
Вздохнув, он опускается на траву неподалёку от бассейна.
— Тс-с… тише! Они, видишь ли, толькоу угомонились…
— Да кто?
— Детёныши. Они же всеу, в основном, ночные жители, днёум спят, ночью игр-рают, учатся… Здесь детский сад, Ваня. Толькоу особенный.
* * *
По настоянию кота мы приближаемся к павильону тишайше, на цыпочках; но Тимычу этого мало. Надувшись, как лягушонок, он выдыхает целое облако цветного тумана, который тотчас окутывает нас плотным коконом, став изнутри прозрачным. Лишь едва заметная, похожая на плёнку мыльного пузыря, сфера свидетельствует о применённой магии.
— К чему это, Тим? — шепчу я и, чтобы поддержать его в игре в конспирацию, даже перехожу на мыслесвязь. «Мы же, в конце концов, во сне; дети нас не увидят и не услышат. Или… ты не просто так назвал их особенными?»
«Сейчаус-сейчаус… — бормочет он, осаживаясь на задние лапы, а передними проделывая какие-то пассы. — Сейчаус ты сама всё поймёшь… И пр-рекрати задавать вопр-росы,
