Галина Гордиенко - Гран-при за лучший прикол
Если можно считать обыденными драные старые джинсы, изрезанные бессовестной Машкой вдоль и поперек, ― для подруги старалась! ― и колючий балахон из мешковины, изображающий рубашку. Настоящее средневековое рубище, Лелька такие в фильмах видела.
Лелька поежилась, до того странный вид имела худенькая глазастая девчонка в зазеркалье, она ничем не напоминала вчерашнюю грозную «индианку». Лишь пепельные Лелькины косички Маша сохранила прежними как «фирменный знак» Оленьки Лисичкиной.
Лелька поправила странное ожерелье с грубо выточенными из дерева фигурками животных и грустно пробормотала:
― Если б меня сейчас Сережа увидел…
― А что Сережа? ― тут же вскинулась Маша. ― И ничего особенного, обычный повседневный прикид! Вот если б вы вчера столкнулись лицом к лицу…
Тьфу на тебя!
Маша засмеялась. Лелька задумчиво сказала:
― Знаешь, Мишку вчера дважды расспрашивали обо мне…
― Кто?!
― Не знаю. По телефону ж разговаривали. Просто спрашивали Ольгу Зимину. Мол, не подойдет ли?
― Просто! ― прошептала Маша. ― Просто так ничего не бывает.
Лелька пожала плечами. Маша морщила лоб, размышляя. Потом подошла к телефону и предложила:
― Слушай, давай Наливайко звякнем, вдруг Света уже вернулась? Ведь дурацкая совершенно история с этим конвертом, алмазы там якутские или твой дурацкий компромат ― без разницы.
Лелька виновато улыбнулась:
― А если не вернулась?
― Да куда б она делась, лохушка!
― Маш, что за слова?
― Так все говорят!
― Ах, все…
― Чего ты цепляешься?!
Лелька промолчала. Маша сердито засопела, недовольная и собой, и подругой. Настенные часы пробили восемь, она вздрогнула и схватилась за телефон. Набила номер и промурлыкала в трубку:
― Светочку можно?
Лелька подошла поближе. Вдруг почудилось: Светлана уже дома, все нормально, а конверт Стаса она машинально сунула к старым бумагам. Заявит сейчас Машке обиженно ― было б из-за чего шум поднимать…
Лелька не слышала, что именно Маше сказали. Зато видела, как мгновенно изменилось ее лицо.
Машину вечную ухмылку будто ластиком стерли! И глаза стали вдруг прозрачными, холодными, светлыми, словно густую зелень в них разбавили ледяной водой.
― Спасибо, ― пробормотала наконец Маша. ― Извините.
Лелька молча ждала. Ей почему-то не хотелось расспрашивать подругу, ясно ведь ― Светланы все еще нет, и где она ― неизвестно.
Маша покрутила в руках трубку. Аккуратно положила ее на стол и медленно сказала:
― Светки нет. А ее мама в больнице. Вчера увезли.
Подруги мрачно переглянулись. Лелька шепнула:
― Сердце прихватило?
― Не сказали. Я со Светкиным отцом разговаривала. Он… пьян, по-моему. Или… ночь не спал. Буркнул только, что Светик все еще не вернулась, и где она, он не знает. Я только открыла рот, спросить, может, мать подойдет к телефону, а он мне ― и Маши, мол, тоже нет. В больнице она, вчера увезли. И все. Трубку бросил. Я «спасибо» да «извините» уже так бормотала, в воздух, от растерянности.
Лелька села прямо на палас. Брезгливо посмотрела на голую коленку ― ну и дыр же Машка понарезала в штанинах! ― и угрюмо бросила:
― Теперь меня начнут икать всерьез.
― Почему это? ― вяло запротестовала Маша.
― Раз Светы до сих пор нет, значит, судьба конверта никому не известна.
― Ну и что?
― Кроме меня. Как ОНИ считают.
― Черт возьми!
― Вот именно. Мы же до сих пор не представляем, что в нем.
― Алмазы!
― Это тебе так хочется.
― Не трясти же Кожаного в открытую, мол, из-за чего шухер подняли? ― фыркнула Маша.
― Маш, опять!
― Да ладно, сейчас не до этикета!
Леля нахмурилась, но спорить не стала. Маша заложила руки за спину и сделала круг по комнате. Василий, вполглаза дремавший на подоконнике, вдруг встрепенулся и пробормотал:
― Ловля на ж-живца… Обож-жаю р-рыбку!
Маша споткнулась и замерла посреди спальни. Ее глаза засветились как у кошки, рот приоткрылся, она взволнованно засопела. Потом подняла палец и торжествующе крикнула:
― Эврика!
― Ну, привязалась к новому слову, ― печально улыбнулась Лелька. ― Вообще-то оно произносится в исключительных случаях.
― Нет, именно эврика, ― упрямо повторила раскрасневшаяся Маша. ― Сейчас как раз такой случай. Исключительный!
Она подошла к окну и нежно пощекотала под клювом у попугая. Василий, не открывая глаз, басисто заурчал от удовольствия.
― Прямо котище, ― буркнула Лелька, ― а не попугай.
― Ага, ― кивнула Маша. ― Сама знаешь, терпеть его не могу, но сегодня лично бананы куплю, заработал паразит.
Васька, услышав про бананы, вздрогнул и проснулся. Чрезмерная близость Маши ему пришлась не по душе. Он снялся с подоконника и тяжело перелетел на шкаф. Повозился там, устраиваясь поудобнее, и проворчал:
― Зар-работал не зар-работал, пар-разит не пар-разит, а хде ж бананы?
Маша нервно хохотнула и заявила:
― Нет, пущу на окорочка, точно пущу, чтоб не пугал. Ишь, гад, шпарит как по писанному!
Василий оскорбленно нахохлился, но в дебаты вступать не стал. Маша ему откровенно не нравилась, да и день сегодня выдался на удивление пасмурным, попугая клонило в сон.
Лелька молча смотрела на подругу, ждала объяснений. Маша, помолчав, просила:
― Хочешь, отведу от тебя подозрение?
― Не поняла. Каким образом?
― Васька подсказал. Нечаянно. Хоть и дурак.
― Да-а?
― Помнишь, он брякнул про ловлю на живца?
― Васька?
― Ну, когда дрых на подоконнике!
Лелька пожала плечами.
― Вечно спишь с открытыми глазами, ничего не слышишь! ― возмутилась Маша. ― Зато стоило мне нечаянно «шухер» сказать…
― Это слово из воровского жаргона!
Маша пренебрежительно фыркнула. Лелька смотрела непреклонно, и Маша сердито сказала:
― Да у нас в стране через одного воры, особенно наверху. Правда, каждый считает себя честным, что есть, то есть. Вчера был нищим, сегодня миллиардами ворочает, и все по-честному. А тут…
― Маш, пустой разговор! И потом…
― Ах, да! Ловля на живца!
Лелька кивнула. Маша торжествующе воскликнула:
― Я прикинусь тобой!
Лелька открыла рот. Василий прекратил притворяться, что спит, и едва не свалился со шкафа.
― Ну, прикинь! Что они помнят про дамочку в синем? ― взволнованно забегала по спальне Маша. ― Аж ничего, я уверена! Только цвет костюма, твои дурацкие очки и пучок на затылке. Образцовую секретаршу они помнят, вот кого! И если я оденусь точно так же, поклясться готова, меня примут за тебя!
― Но, ― пролепетала Лелька, ― мне совсем не нужно, чтоб вместо меня начали охотиться за тобой.
― Ага-а, ― Василий упал Лельке на колени и возбужденно завертел головой. ― Не нужно!
― Я не собираюсь подставляться, ― отрезала Маша.
― Тогда… как же?
― Сама не сообразишь?
― Волнуюсь слишком.
― Ладно. Поясню для особо тупых.
― Уж постарайся.
― Итак, я сегодня появлюсь в твоем офисе…
― Уже сегодня?!
― Куда тянуть? Хочешь, чтоб ОНИ к вечеру у тебя в квартире появились? А если Кожаный тебя узнает, не дурак же он? Все-таки начальник охраны, этот… как его… за безопасность отвечает.
― Ладно, пусть сегодня.
― Значит, появляюсь я у тебя в офисе. И фамилию называю громко и четко. Вначале для охранника, пусть доложит Кожаному, тот же ему телефон оставил. Томка говорила. А потом твоему шефу представлюсь, хоть посмотрю на чокнутого еврея, я и не слышала, что такие есть, ишь, экзотику ему подавай, а уж пари какие заключает…
― Маш, не отвлекайся, какую фамилию?!
― Уж не свою, не переживай!
― А чью?
― Чего ты такая нервная?
― Ну, Маш, время!
Маша посмотрела на часы и поморщилась: почти половина девятого.
― Подумаешь, опоздаешь сегодня немного!
― Маш, не тяни!
― Короче, есть на примете одна зараза, ― послушно зачастила Маша. ― Она сейчас в Америке, вернется только через год, моя бывшая одноклассница, чтоб ты знала. Ох, и стерва ж редкостная! И живет площадкой выше, удобно, да? Так что пусть ищут, гады, меня уж до подъезда всяко проследят, я постараюсь…
― Маш, а вдруг она вернется завтра-послезавтра? Ну, мало ли что случится…
― Подумаешь!
― Но, Маш…
― Во-первых, не вернется. Во-вторых, Ленка ― рыжая, толстая, ее с тобой и слепой не спутает. Кожаный мгновенно поймет ― подстава. И потом, ― Маша нервно хохотнула, ― ты просто не представляешь, какая она сволочь! Столкнись Густелева на узкой дорожке с Кожаным, я б знала на кого ставить!
― Ох, Маша…
― Не дури. Я знаю, что делаю. Сама прикинь ― зачем им искать непонятно кого с «зимней» фамилией, если они уже нашли даму в синем? Они ж за ней охотиться начнут, не за тобой!
― Но…
― А я, чтоб не расхолаживались, изредка им на глаза попадаться буду. Раза два-три, не больше, не бойся. Чтоб покрепче крюк заглотали!
