Ирина Коваленко - Жизнь продолжается
- Я вырос не в России, - более мягко произнёс Давид, - и по-русски говорил только дома, с.. с мамой, - с большим трудом закончил он.
- Это была не твоя мама, Давид! - Тут же отреагировала Виктория, - Да, она выносила, родила, воспитала, но по крови она тебе чужой человек. Ты же...ты - клон моего сына, Ивана. А значит, ты тоже мой сын. Как и Ваня. Ты мне такой же сын, как и он.
- Я понимаю, - не стал с ней спорить молодой человек, - последние дни я очень много читал о клонировании в Интернете. Но, поймите, Виктория... - он замялся, пытаясь подобрать подходящие слова, чтобы объяснить ей свои чувства.
- Не волнуйся, мальчик мой, я всё понимаю, прекрасно понимаю! - Женщина дружелюбно улыбнулась ему, - Давай я покажу тебе твою комнату. Я не знаю твоих вкусов и оформила всё так, как понравилось бы Ванечке...
Нехотя Давид последовал за ней, при этом испытывая сильное желание опять напомнить ей, что он не Иван, и вкусы у него соответственно другие. Однако, зайдя в комнату, приготовленную для него, парень замер от удивления - цветовая гамма комнаты, обстановка и даже вид из окна -всё соответствовало его вкусам и пожеланиям. Больше всего его порадовали сине-бирюзовые оттенки, в которых было обставлено его будущее жилище. Это был его любимый цвет! Цвет моря, которого Давиду сейчас так не хватало! Также ему понравилось, что в комнате не было ничего лишнего - с одной стороны диван с огромными подушками, с другой - стол со стулом и плазменный телевизор на стене. В углу - небольшой шкаф с зеркальными створками, рядом с которым стояло кресло в такой же обивке, что и диван, а над креслом симпатичный светильник-бра, по форме похожий на морскую ракушку. Вид из окна открывался на широкую светлую улицу, а вдали был виден Кремль и Собор Василия Блаженного. Давид подошёл к окну, и отодвинув в сторону голубую занавеску, произнёс:
- Очень красиво! Вид просто потрясающий. И комната очень уютная, спасибо!
- Я старалась, - улыбнулась Виктория, которую ни мог не порадовать тот факт, что Давид оценил её труд, - кстати, ты ведь, наверное, проголодался? Тогда я сейчас же скажу Кире (это моя домработница), чтобы подавала обед.
Давид кивнул. Он действительно был голоден, так как последний раз он ел только в Мадриде, в аэропорту. Там они с Машей перекусили бутербродами и выпили кофе, а потом Давиду уже не до еды было. Только воды в самолёте выпил и всё. Так нервничал, что и крошки в горло не полезло из того, что в самолёте приносили на завтрак.
На обед подали борщ. Настоящий, со свеклой, чёрным хлебом и сметанкой! У Давида аж слюни потекли, когда Кира налила ему в тарелку. Конечно, Алла бывало тоже баловала его своими национальными блюдами, но там, на Коста-де-Эсмеральда такую вкуснятину попробовать ему не удавалось. Да и настоящий чёрный хлеб Давид доселе не пробовал.
- Мой Ваня тоже любил борщ, - произнесла Виктория, наблюдая за тем, с каким аппетитом Давид поглощает свой обед, - это было его любимое блюдо... Помню, как в детстве приходил с улицы голодный и сразу бежал на кухню. Я тогда сама готовила, прислуги у нас не было в то время. И он две тарелки за раз наворачивал, аж за ушами трещало!
- Расскажите мне об отце Ивана, - в свою очередь попросил Давид, - я очень мало нашёл о нём в Интернете. Знаю только, что он был из Сирии... Он сейчас жив?
- Нет, Анвар умер несколько лет назад. Да, он был арабом, родился в Дамаске, но последние годы свои жизни провёл в Германии. Он жил в небольшом городке, недалеко от Берлина. Там у него был свой бизнес, и он был женат на немке... Но детей у него больше не было, Иван был единственным его сыном.
- Но он никогда не приезжал к Ивану? Они не общались, так?
- Нет, Анвар приезжал только на похороны. Тогда он очень жалел, что так и не познакомился с Иваном. Не решался он приехать, боялся, что Иван его не примет. Хотя в том, что Иван вырос вдали от отца и его родных была отчасти и моя вина, Давид. Ведь в своё время Анвар очень хотел, чтобы я стала его женой и уехала с ним в Дамаск. Но мне не хотелось из родного Вильнюса, который в те, советские годы, считался почти что Западной Европой ехать в мусульманскую страну с их обычаями и традициями, которые были мне чужды. И ребёнка не хотелось в мусульманство обращать. Конечно, я была влюблена в Анвара, так как в молодости он был очень красив! И совсем не похож на литовских и русских парней, которые меня окружали в то время. Но потом-то до меня дошло, какую ошибку я совершила. А Анвару нужно было на Родину возвращаться. Не мог он в Вильнюсе оставаться после учёбы, даже ради нас с Ваней. Вот так наши дороги и разошлись...
Закончив свою фразу, женщина встала из-за стола и куда-то вышла. Спустя некоторое время она вернулась и протянула Давиду фотографию, с которой на него смотрел очень красивый молодой мужчина с восточными чертами лица. Присмотревшись, Давид вдруг понял, что у него есть много общего с этим мужчиной - разрез глаз, форма носа, губы, ямочка на подбородке - всё это он (а точнее Иван) унаследовал от своего биологического отца. "Мой биологический отец, как странно это звучит" - пронеслось в голове у парня, который испытал очень странное, доселе незнакомое ему чувство. Ведь всю его сознательную жизнь Давида мучил вопрос - почему он не похож на своих родителей, на Аллу и Рафаэля? Он вдруг вспомнил, как в детстве друзья частенько дразнили его, говорили, что раз он не похож на родителей, значит, его подменили в роддоме. А Давид смеялся над ними - нет, такое бывает только в скучных мыльных операх, которые целыми днями смотрит его мама. А в жизни всё проще! И похож на своего прадеда, чистокровного испанца - папа показывал ему портрет дедушки Педро, который был настоящим кабальеро! Правда, глядя на этот портрет, Давид опять же не замечал у себя особого сходства с прадедушкой Педро, но тогда он проще смотрел на вещи - это же портрет, нарисованный каким-то не очень талантливым художником. Скорее всего в жизни прадед выглядел немного иначе, и папе, который застал своего деда живым, виднее, на кого он, Давид, похож. И по сей причине не спорил с отцом.
...После обеда Давид отправился в свою комнату, хотел отдохнуть, но заснуть так и не смог. Ему вдруг стало одиноко в этой далёкой и такой непохожей на его родные края стране. Да, его родиной была Россия, но он её совсем не помнил, и потому он считал своей настоящей родиной именно Коста-де-Эсмеральда, где прошла вся его жизнь. Давид смотрел из окна на Москву, восхищаясь её красотой, но при этом он испытывал сильную тоску по более привычным его взгляду пейзажем. И в этот момент его взгляд упал на мобильный, лежавший на столе возле окна. Взяв его, Давид, недолго думая, набрал номер Маши...
Они встретились около дома, где жил Давид, и хотя Маша совсем не опоздала на встречу, он уже успел продрогнуть до костей в своей лёгкой курточке, которую купил перед отъездом в Москву, и в таких же лёгких, не очень подходящих для сегодняшней московской погоды, кроссовках.
- Пойдём в магазин! - Почти приказала ему Маша, - Купим тебе что-нибудь потеплее, иначе ты с непривычки подхватишь воспаление лёгких!
Давид не стал с ней спорить, так как он уже сильно замёрз, и потому сам боялся простудиться - прежде ему никогда не доводилось гулять при такой низкой температуре. Но выставил условие - заплатит за всё он сам. Маша согласилась, и они, завернув на широкий проспект, тут же нашли магазин с мужской одеждой, где сразу же попросили услужливую продавщицу подобрать более подходящую для Давиду одежду. Через полчаса проблема была решена - на Давиде была элегантная кожаная куртка, пушистый вязаный шарф и зимние ботинки на толстой подошве. Также ему купили тёплый свитер и пару новых джинсов. Выходя из магазин, Давид вдруг почувствовал себя счастливым - в новой одежде было совсем не холодно, а морозный воздух и неожиданно посыпавшийся с неба снег предали очарования этому прохладному весеннему вечеру.
- Как же красива Москва! - Воскликнул Давид, когда они, пройдя пешком совсем немного, вышли к Красной площади, - В реальности всё выглядит ещё круче, чем на фотографиях! Всё такое огромное, особенно Собор Василия Блаженного! Какая же вокруг красота, у меня слов нет!
Он радовался, как ребёнок, который наконец-то воочию увидел то, что прежде знал только по фотографиям. Схватив Машу за руку, он потащил её к собору, по пути рассказывая ей, что такой красоты он не видел нигде, даже в Санта-Исабель! Там, конечно, тоже есть интересные архитектурные сооружения и невероятной красоты места, но таких впечатлений от тамошних красот он точно никогда не получал. Молодой человек так увлёкся осмотром собора, что поначалу не заметил толпу, которая открыв рты, стояла и фотографировала его, при этом повторяя, как заклинание, одно и то же:
- Иван Милерис! Это он... Он! Он жив! Он вернулся...
Маша, которая вовремя обратила внимание на окружавшую их толпу, поспешно схватила Давида за руку и потянула за собой. Тот же, ничего не понимая, пытался остановить её, а когда до него тоже дошло, что люди, которых вокруг них почему-то становилось всё больше, фотографировали вовсе не красоты центра Москвы, а его, Давида, при этом повторяя имя Милериса, было уже поздно. Люди, которые были на грани истерики, тянули к нему руки, падали на колени, умоляли дать им автограф и сфотографироваться с ними. Положение спасла Маша, которая быстро сообразила, как быть в такой ситуации:
