Спецотдел - Андрей Волковский
— Очень удачно для «молодого Вертера», — заметил Максим.
Вика фыркнула, а Егор так и не сообразил, что имел в виду Кошкин. Видимо, что-то из классики. Как ни старался Макс делать вид, что он самый обычный рядовой «спец», воспитание давало о себе знать. Но, надо полагать, не понимал его отсылок только Егор. Однако к счастью для Б-четыре, это не смущало ни Кошкина, ни самого Егора.
Выпускать пациента раньше, чем через сутки непрерывного наблюдения, медики отказались категорически, так что Б-четыре пришлось оставить старшего в больнице.
…Как оказалось, в палате может быть так же тоскливо, как и в собственной квартире. В общем-то, неудивительно: в феврале нет разницы, где лежать без сна и пытаться не думать о том единственном, что имеет значение.
Високосный год
29 февраля
Вчера удалось отключиться почти на десять часов — измотанный бессонницей организм взял своё, так что в последний день зимы Егор вышел на смену.
Рабочий день прошёл без происшествий. Опросили свидетелей по текущему делу, проверили оказавшуюся ложной информацию о вызове ледяного существа в районе Лысой горы, заполнили бумаги и выслушали отчёт Азамата о росте популяции малых надснежников в Кирилловом лесу. Раз малые, то нестрашно. Собственно, Аз и отчёт выдал только для того, чтоб лишний раз поумиляться зубастыми «цветами».
После смены Егор развёз коллег по домам: сначала Аза, потом Вику, затем Максима.
Когда «форд» подъехал к пятиэтажке, в которой снимал квартиру Кошкин, тот спросил:
— Егор, а может в кафе? Проводим зиму, попьём кофе, клипы, которые там крутят, посмотрим? На музканалах иногда такое показывают, что ого-го!
Макс улыбнулся, но в его глазах светилось беспокойство. Конечно, Максим был в курсе, что именно двадцать девятое февраля значит для старшего. Все в Б-четыре были в курсе. Но Вика, как здравомыслящий человек, наверняка полагала, что навязываться Егору не стоит: если старшему понадобится компания, он даст знать. А Азамат, вполне вероятно, забыл, что памятная дата — именно сегодня.
— Нет, — ответил Егор. — Спасибо, Макс. Правда — спасибо. Но нет. Иди домой.
Максим вздохнул и вышел из машины.
Красный «форд» отъехал от дома номер восемь и свернул в соседний двор. Егор заглушил двигатель и задумался.
Куда теперь?
Возвращаться в отдел смысла не было: Иваныч строго-настрого запретил брать по две смены подряд. В первый год после инцидента Антон Иваныч отправил Егора отдыхать в самом конце февраля, но от тупой бездеятельности тот чуть не рехнулся и с тех пор из года в год выходил если не на дежурство — с бессонницей шутки плохи, то хотя бы в архив или на склад. Но только одну смену.
Домой? Рано или поздно придётся. Но не сейчас.
Он включил магнитолу. Салон заполнили тревожные аккорды «Восхождения чёрной луны».
Как наяву послышался голос Пал Палыча:
— Вот! Вот, что есть настоящая музыка! Не чета твоим «Фарадензам», Кит!
— Да вы что, Пал Палыч! — горячился Никита. — Да это же постмодерн! Деконструкция искусства! Свобода и стиль!
Они уже пару лет как нашли общий «музыкальный» язык, но всё продолжали подкалывать друг друга ко взаимному, насколько понимал Егор, удовольствию.
Пал Палыч нежно обожал «Оргию праведников», «Rammstein», «Led Zeppelin», «Deep Purple». Первые месяцы совместной работы он до хрипоты спорил с Никиткой, фанатом «Little Big», «Шесть часов» и всяческой альтернативы. Женька посмеивался над обоими меломанами, а Егор, совершенно далёкий от музыки, поначалу отмалчивался, боясь, что его сочтут тупым пеньком. Но коллеги, узнав, что в музыке Брянцев не сечёт, только обрадовались.
— О, неофит! — ликовал Пал Палыч. — Я тебя приобщу к старому доброму року!
— Старое и доброе — это, конечно, хорошо, — фыркал Никита, — но что такое настоящая бомба, ты узнаешь от меня!
— Вы его будто в секты заманиваете! — веселился Женька. — «Пс-с-ст, парень, не хочешь немного классной музычки?»
А Егор впитывал и музыку, и споры. Оказывается, можно спорить весело, а не шарахая кулаком по столу. Оказывается, чего-то не знать — это повод просветиться, а не «ты что, идиот?».
Оказывается, так бывает, что ты важен и как часть команды, и сам по себе.
Через полгода после первой встречи меломаны сошлись на том, что круто в музыке может быть по-разному и составили командный плей-лист, куда Женька добавил «Мумий Тролля», «Evanescence» и «Linkin Park».
Месяц за месяцем, год за годом командный плей-лист по чуть-чуть обновлялся, всегда по сути оставаясь прежним: дико разнородным и прекрасным в своей странной гармонии, понятной только П-четыре.
…С прошлого високосного года в плей-лист добавилась лишь одна песня «Электрослабости», последнего музыкального увлечения Кита. В апреле Егору приснился Никита, с горящими глазами повторяющий «хочу, хочу, хочу». Когда выяснилось, что у его любимцев вышел новый альбом, Егор закинул в плей-лист заглавный трек.
На смену Калугину пришёл Тиль Линдеман и запел о Германии.
П-четыре ещё рядом, пока последний из них слушает командный плей-лист.
Дичь. Глупость. Идиотия.
Егор прибавил громкость.
…Говорят, годовщины гибели можно встречать на кладбище. Но у П-четыре нет могил. Егор ходил к Сторожу, чтобы хоть что-то узнать, но тот лишь покачал головой в ответ на расспросы. Задавать вопросы Сторожу Иваныч, как и двойные смены, запретил, но в отличие от смен проконтролировать этот момент не мог.
Так странно, что у ребят первая годовщина, хотя прошло уже четыре года. Наверное, это по-своему забавно. Егор попытался улыбнуться, но губы онемели и не слушались.
…Ещё, говорят, помогает напиться, но, как и многие видящие, он не надеялся найти покой в алкогольном забытьи.
Конечно, любой из Б-четыре составил бы ему компанию, стоило только попросить. Но Егор не просил.
Вот и сидел теперь в машине, глядя в сгущающуюся темноту последнего февральского вечера.
Из полузабытья Егора вывел телефонный звонок.
Он глянул на экран: «Наташа».
Отвечать не хотелось. Что он мог сказать вдове в годовщину гибели её мужа? Ничего.
Егор принял звонок.
— Пливет, дядя Егол!
— Кир? Привет.
Почему звонит мальчик, а не его мама? Что-то случилось?
— Егол, а почему папа к нам не зашёл?
— Ты о чём⁈
— Плиходил папа. Он маму заблал, а в квалтилу не зашёл.
