Холли Блэк - Черное сердце
Тогда я более или менее исчезну из ее жизни.
Лила издает резкий смешок. — Наверно, теперь я понимаю, каково тебе было — я повсюду следовала за тобой, умоляла обратить внимание, навязывалась тебе — словно я была твоим наказанием. Кажется, я даже испортила твои отношения с Одри — ну, когда вы пытались помириться.
По-моему, я их сам испортил.
Лила хмурится. Сразу видно, она мне не верит. — Но почему, Кассель? Почему ты говорил, что любишь, потом попросил Данику надо мной поработать, чтобы все мои чувства к тебе пропали, а потом опять завел речь о любви? Зачем ты пришел сюда и целовал меня, прижав к стене? Может, просто голову мне морочишь?
Я… нет! — Хочу сказать что-то еще, как-то оправдаться, но Лила неумолимо продолжает:
Ты был для меня лучшим в мире другом, но потом вдруг из-за тебя я стала животным в клетке, а ты вел себя так, будто тебе на это плевать. Знаю, у тебя забрали воспоминания, но тогда-то я об этом не догадывалась. И ненавидела тебя. Желала тебе смерти. Потом ты освободил меня из неволи, и, даже не успев с этим свыкнуться, я была вынуждена отчаянно в тебя влюбиться. А теперь, когда вижу тебя, все эти чувства обрушиваются на меня одновременно. И я так больше не могу. Может, ты был прав. Может, было бы лучше, если бы я вообще ничего не чувствовала.
Не знаю, что ответить. — Прости,
вот и все, что мне удается выдавить.
Нет, не надо. Я не требую извинений,
шепчет Лила. — Хотела бы, чтобы этим все ограничивалось, но нет. Я сейчас хуже любого психа.
Вовсе нет,
говорю я.
Лила смеется:
Не пытайся меня обмануть.
Хочется ее обнять, но мешают ее сложенные на груди руки. Вместо этого направляюсь к лестнице. Подойдя к ступенькам, останавливаюсь и оглядываюсь на нее. — Что бы ни случилось, что бы там я ни чувствовал, во что бы ты ни верила — надеюсь, ты всегда можешь считать меня своим другом.
Уголок ее губ приподнимается:
Хотелось бы.
Спускаясь, вижу Захарова — он стоит возле камина и разговаривает с каким-то парнем. Сразу узнаю эти пряди, торчащие над головой, словно рога, и проблеск золотых зубов. Парень глядит на меня темными бездонными глазами и приподнимает безупречно выщипанные дуги бровей.
Застываю на месте.
Сегодня он одет не в джинсы и толстовку, как в тот раз, когда я его преследовал по улицам Квинса. На нем лиловая мотоциклетная куртка и джинсы, а в ушах болтаются золотые серьги. Глаза у него подведены черным карандашом.
Гейдж. Так он тогда назвался.
Должно быть, Захаров заметил, как мы друг на друга смотрим. — Вы что же, знакомы?
Нет,
спешу ответить я.
Ожидаю, что Гейдж начнет возражать, но нет. — Кажется, я его не знаю. — Он обходит вокруг меня, берет рукой в перчатке меня за подбородок и приближает к себе мое лицо. Он немного ниже меня. Отшатываюсь, сбрасывая его руку.
Гейдж смеется. — Не мог же я забыть такое лицо!
Сообщи-ка и Касселю свою новость,
говорит Захаров. — Кассель, садись.
Замираю в нерешительности, косясь на лифт. Если побежать, то, скорее всего, удастся до него добраться, но кто знает, как долго будут открываться двери. А если и смогу спуститься на первый этаж, выйти из здания все равно не получится.
Садись,
повторяет Захаров. — Я пригласил сюда Гейджа, потому что чем больше думаю, что твой брат работает на федералов, тем больше склоняюсь к мысли, что если это и так, ты будешь его прикрывать. Особенно после того, как я угрожал его жизни. Беру свои слова обратно. Но раз уж выяснилось, что Филип был крысой, думаю, мы оба понимаем, чем нам придется поплатиться, если твой брат сделается стукачом.
Втягиваю в себя воздух и опускаюсь на диван. В камине мерцает пламя, наполняя огромную комнату странными танцующими тенями. Чувствую, как у меня потеют ладони.
Лила смотрит вниз, перегнувшись через перила. — Папа! В чем дело? — Ее слова эхом разносятся по просторной гостиной, отражаясь от обшитого деревом потолка и каменного пола.
Вот, Гейдж заглянул,
отвечает Захаров. — Насколько я понимаю, на днях у него были какие-то сложности.
Гейдж поднимает глаза на Лилу и ухмыляется. Интересно, давно ли они знакомы. — Я все сделал, как ты и хотела. Получилось быстро. Всего в одно местечко заглянуть пришлось — сразу его нашел.
Лицо Лилы в тени. Не поймешь, какое на нем выражение.
Выходит, с Чарли Уэстом проблем не было? — Спрашивает Захаров.
Лила начинает спускаться вниз.
Гейдж презрительно щелкает языком:
Я ему не дал шанса проблемы устраивать.
Лила ступает на черно-белый мраморный пол. Ее босые ноги движутся почти бесшумно.
А Касселю стоит все это слышать?
Меня вдруг осеняет мысль: а ведь когда-то я считал ее одной из избранных, наделенных магией. Я знал, что есть обычные люди и есть мастера, и мастера куда лучше, чем простые люди. Именно так полагали все жители Кэрни — или, по крайней мере, так мне говорили. Когда я был маленьким, кузен Лилы, лучший друг моего брата, не позволял мне даже приближаться к ней, потому что думал, будто я не мастер.
Но даже среди мастеров роли бывают разные. Лила унаследует власть Захарова и сможет заказывать убийства, не марая при этом руки. Ей не придется браться за пистолет — можно просто отдавать команды.
Пусть Гейдж сам расскажет,
говорит Захаров. — Мы же доверяем Касселю, да?
Лила поворачивает голову ко мне. Отблески пламени освещают овал ее лица, подчеркивают линию подбородка. — Конечно, доверяем.
Как-то раз Захаров спросил меня, не возражаю ли я против того, что мне придется выполнять приказы его дочери. Я тогда сказал, что нет. А теперь задумался, каково это на самом деле. Не пришлось бы пожалеть.
Гейдж откашливается. — Ну, я к нему прикоснулся, а тут какой-то ненормальный доброхот решил погнаться за мной и чуть руку мне не сломал. — Он смеется. — Схватил он, значит, доску, да и выбил у меня пистолет. Еще пара секунд, и он получил бы пулю.
Изо всех сил стараюсь не реагировать. Изображаю слабый интерес.
Судя по твоему описанию, он весьма походил на Касселя, да? — Спрашивает Захаров.
Гейдж кивает, устремив взгляд на меня. Глаза его смеются. — Точно. Черные волосы, смуглая кожа, высокий рост. Красивый. Спер мой пистолет.
Захаров подходит к Лиле и кладет руку на ее плечи. — Может, это был его брат? Они очень похожи.
Баррон вовсе не доброхот,
говорю я.
Гейдж качает головой:
Без фотки не скажу, но вряд ли.
Захаров кивает:
Рассказывай дальше.
Чтобы сбежать, пришлось перелезть через забор,
продолжает Гейдж. — Через пару кварталов меня схватили ребята в штатском. Запихнули в машину, я уж решил, мне каюк, но они сказали, что если скажу им, что произошло, они не станут расследовать убийство.
И ты рассказал? — Спрашивает Захаров — хотя я вижу, что он уже слышал эту историю и знает ответ.
Лила высвобождается из объятий отца и присаживается на край дивана.
Ну, сначала я отказывался, сказал, что я не стукач, но, как выяснилось, им плевать, кто заказал убийство — да и на само убийство плевать. Их интересовал только тот псих-доброхот. Отпустили меня, когда я рассказал о парне, с которым пообщался пару минут. И еще сказал, что он взял мой пистолет.
У меня как-то странно кружится голова. Будто я падаю с высоты.
Они хотели знать, знакомы ли мы с ним. Спрашивали, не предъявлял ли он удостоверение федерала. Я ответил, что ни то, ни другое. Когда они отпустили меня на все четыре стороны, я пошел к мистеру Захарову, потому что решил: может, он знает, в чем дело.
Как-то все это не похоже на моего брата,
говорю я, стараясь выглядеть как можно спокойнее.
Лишняя осторожность не помешает,
отвечает Захаров.
Пардон, больше ничем помочь не могу,
говорит Гейдж. — Если что понадобится, зовите.
Мне тоже пора,
я встаю. — Так мы закончили?
Захаров кивает.
Направляюсь к лифту. Подошвы ботинок отстукивают четкий ритм по каменным плитам пола. Вдруг я слышу, что за мной кто-то идет.
Погодь,
говорит Гейдж. — Спустимся вместе.
Оглядываюсь на Захарова и Лилу — они смотрят на нас. Лила слабо машет мне рукой.
Захожу в лифт и, когда двери смыкаются, закрываю глаза.
Убьешь меня? — Спрашиваю я, нарушив повисшее молчание. — Ненавижу ожидание.
Что? — Когда я открываю глаза, Гейдж хмурится. — Это ведь ты тот самый псих, что на меня напал.
Ты — мастер смерти,
вздыхаю я. — Зачем ты это сделал? Почему не выдал меня Захарову?
Очень надо. Ты же меня отпустил, вот я и вернул должок. — У него резкие, можно сказать точеные черты, но он довольно мускулист. Это сразу видно по его широким плечам. — Только пистолет отдай. Это ж «Беретта» 1943 года. Фамильная ценность. Принадлежал моей бабушке. А она получила его после войны от какого-то любовника-итальянца и подарила мне, когда родители выгнали меня из дома. Пока ехал в автобусе до Нью-Йорка, спал, спрятав его под куртку, которую использовал вместо подушки. Так было спокойнее.
