Сергей Уксус - Путь к жизни
Нет, происхождение, конечно же, сыграло свою роль: Рисхана, в отличие от сослуживцев, не придерживали в чинах и не зажимали с наградами. Но вот перстень Наследника, висящий на шее на шнурке, Его Высочество доставал только раз – когда переведённый из столицы бригадный интендант окончательно обнаглел, вообразив, будто его связей достаточно для прикрытия от чего угодно. Рис до сих пор помнил удивлённые глаза мерзавца, до самой смерти так и не поверившего, что это – конец… Само собой, родственники повешенного попытались потом предъявить королю претензии, однако никто их не поддержал: дураков и неосторожных не любят нигде. А Рисхана сначала на границе, а потом и по всему королевству солдаты стали называть «наш принц»…
Потом был перевод в полк. Тоже егерский, но занимающийся охотой на дорогах. Гоняющий банды. Как настоящие, так и организованные владельцами земель. Именно тогда наследник впервые столкнулся с разведкой: мало было разделаться с лихими людишками, требовалось ещё и выяснить, не имелось ли у них связей со всякими баронами, графами и тому подобными. Особенно там, где проходили караваны из долин Каменных Клыков.
Потом гвардия, потом Главный Штаб, должность помощника главнокомандующего и наконец…
– О чём мечтаешь? – средний брат, довольной физиономией напоминающий добравшегося до сметаны кота, нахально скалился с верхней ступеньки ведущей на второй этаж широкой лестницы из белого мрамора. – Кир решил поставить тебя ещё и верховным адмиралом при нашем флоте?
Старший фыркнул: пара десятков кораблей, патрулирующих единственную судоходную реку, протекающую через всё королевство, давно уже имелась. Командовал этими скорлупками, а также морской, то есть речной пехотой и всеми соответствующими службами самый настоящий адмирал. Вот только называть это безобразие флотом… Фыркнув ещё раз, Рисхан заговорил о другом:
– Одевайся, во дворец поедем.
– Во дворец?! – брови Арсхана приподнялись в удивлении.
– Угу, – вздохнул главнокомандующий. – Поможешь невесту выбрать. Папа решил заодно и меня женить.
* * *
Мир выглядел необычно. Площадку перед башней покрывал слой чего‑то непонятного, рыхлого. Неизвестно откуда взявшегося: никто ночью к башне не приближался и тем боле не поднимался на крыльцо – уж Гельд бы почувствовал. Он застыл в дверном проёме, пытаясь определить, насколько опасно это непонятное нечто и откуда оно могло взяться. Стоял, пока выглянувший из‑за плеча Хассрат не произнёс со странной интонацией:
– Вот и снег выпал…
Снег. Это слово было хозяину башни известно. Снег. Замёрзшая вода, падающая с неба. Сама замёрзшая и сама падающая. Как дождь. Снег – это замёрзший дождь. Ещё – снег идёт зимой. Снег холодный. Зимой холодно. Значит, сейчас зима?
На всякий случай сделав Хасси знак не выходить, мертвец осторожно спустился с крыльца и опять огляделся. Никого. Тогда он прислушался к себе. Тоже никаких новых ощущений. А почему? Должно же быть холодно! Или он просто не чувствует?… Хассрат тоже выглядит как обычно. Ему тоже не холодно? Значит, не зима? А тогда почему снег?
Гельд ещё раз присмотрелся к оборотню и уловил исходящее от него непонятное чувство. Может, как раз этот самый холод действует? Вряд ли. Оно, чувство это, и раньше мелькало. Только не у Хасси, а у Нисси. И не всегда на улице. На кухне тоже. А там тепло, там даже Рисси купают. Значит, не то? А что? И почему?…
Недолго думая мертвец вернулся к крыльцу и довольно быстро написал пальцем прямо по пороше: «Чувство. Почему?» Оборотень какое‑то время пытался сообразить, что интересует хозяина, а потом всё же спросил:
– Господин, а какое чувство?
Костлявый палец ткнул ему в грудь, а голова в капюшоне склонилась к правому плечу.
– Моё чувство?! – Хассрат снова задумался, а потом медленно, неуверенно проговорил: – Наверное, грусть. У нас… то есть там, где мы раньше жили, первый снег был праздником. Собирались, угощение собирали, веселились… Дети играли… Мы же в деревне жили, – пояснил он, – а в деревне морозная зима без снега – это голод.
Мертвец отступил на шаг, развернулся, и на белой поверхности появилась ещё одна надпись: «Холод есть?»
– Есть, – кивнул воин. – Холод есть. Только пока ещё слабый. Зима только начинается…
* * *
Три человека в чёрных рясах служителей Нурьена Милостивого медленно пробирались по заснеженному кладбищу. Впереди размахивал широкой лопатой младший жрец, расчищая путь, следом, немного приотстав, брёл с закрытыми глазами невысокий плотный старик, замыкал шествие ещё один младший, внимательно следивший, чтобы Наставник – так называли старика в храме – не упал, если, упаси Милостивый, споткнётся или поскользнётся. Иногда дорожку пересекали другие, идущие поперёк, и тогда передний останавливался и спрашивал, куда дальше. Чаще всего старший просто взмахом руки указывал направление, изредка – не открывая глаз поводил головой, как бы принюхиваясь, и тогда сопровождающие замирали, затаив дыхание.
Часа через полтора, изрядно попетляв, жрецы наконец‑то вернулись туда, откуда начали свой обход – к массивному зданию, сложенному из полированных блоков чёрного гранита, стоящему на границе между главным столичным кладбищем и территорией города. Обмахнув снег с сапог специально положенным на крыльцо веником, служители бога смерти собрались было посетить трапезную, где их наверняка уже ждали кружки с горячим отваром, когда из внутренних помещений прибежал послушник – парень лет пятнадцати‑шестнадцати на вид. Торопливо поклонившись всем троим по очереди, мальчишка протараторил:
– Наставник, вас отец‑настоятель спрашивает!
Один из молодых жрецов, услышав такое обращение, демонстративно кашлянул и показал нахалу кулак. Тот скривился, заявил, что должен сообщить о выполнении поручения, и исчез в одном из коридоров. Поглядев ему вслед, старик обернулся к сопровождающим:
– Идите, братья, попейте горячего. Я подойду позже…
Кабинет настоятеля, казалось, ничуть не изменился с того времени, когда старик увидел его впервые. Разве что стулья для посетителей довольно новые. Но и только. Всё те же два шкафа с бумагами, всё тот же малый алтарь Милостивого в углу возле широкого окна. И стол. Массивный деревянный стол. По слухам – ровесник кладбища, созданный давно уже умершим мастером ещё для прежнего храма.
Ещё настоятели менялись. Нынешний на памяти старого жреца был четвёртым. И вторым из его учеников, «доросших» до столь высокого поста. Его учеников. Его, когда‑то Тервиза Злоглазого, а ныне брата Тервиза. Некроманта, спрятанного от светлых магов на самом видном месте. «Где лучше всего прятать лист? – всплыло в памяти древнее выражение. – В лесу!»[5] Где лучше всего спрятать мага? В храме. Король и спрятал. Старый король, не нынешний. Чего это стоило Мудрому, Злоглазый не знал и не стремился узнать. Он просто согласился с ценой, которую назвали, и… прижился. Стал своим среди тех, кто охотился за ним и ему подобными. Вот только среди тех ли?…
Сначала были догадки, потом подозрения, а потом – факты. Храмы, оказывается, хоть и объединялись Синклитом, грызлись друг с другом хуже крыс в бочке – за прихожан, за подношения… За Власть! А тут ещё и Светлые… И особняком – Храм Милостивого. Почему? Да очень просто! Постоянное близкое общение с левой рукой Нурьена[6] любого сделает тёмным. Ну, почти любого. Светлого, например, сведёт с ума, раздувая тёмную искру и провоцируя конфликт Сил. И потом, кто из мирян захочет рисковать посмертием близкого человека, доверяя проводы его души не служителям того, в чьих руках это посмертие, а непонятно кому? И кто из высокопоставленных жрецов пожелает терять подчинённых?…
Конечно, пытались. Те же Светлые. Они же первыми и получили полной мерой. Здесь, в столице королевства, в городе, волею богов расположившемся над мощнейшим источником дикой магии, мёртвые упорно не желали лежать спокойно. И даже пепел тех, кого согласно обычаям их предков предавали огненному погребению, со временем преобразовывался в нечто неописуемое, но при этом неизменно опасное для живых. И ведь нельзя было упокаивать такое чем‑то убойным, потому как не поймёт простой люд неуважения к усопшим! А тут и другие Храмы сообразили что к чему и вмешались: попробуйте сунуть в упомянутую бочку руку – крысы тут же забудут о вражде.
Тервиз вздохнул. Он вздыхал каждый раз, когда вспоминал прочитанное о событиях тех времён: сообрази его коллеги предложить свои услуги жрецам Милостивого…
– Вас что‑то печалит, Наставник? – настоятель, встретивший Злоглазого стоя, поспешно вышел из‑за стола и, подхватив старика под руку, проводил к одному из стульев.
– Прошлое, – скрипуче отозвался Тервиз, усаживаясь. – Прошлое, брат Зорнис. То, чего уже не вернуть и не изменить.
