Диана Килина - ИГ/РА
И что теперь с ней делать? Нельзя оставлять её одну в таком состоянии. Она же не в себе. Я видел, как она напряжена с тех пор, как мы переступили порог квартиры, но то, что произошло минуту назад вышло за рамки моего понимания. Подумав ещё секунду, я быстро прошёл в ванную, и открыл шкафчик над раковиной. Ничего, кроме той самой ароматной немецкой косметики, расчёски без единого волоска, пилочек для ногтей и целой сотни лаков чёрного, как гуталин, цвета. Я моргнул на крошечные баночки, и закрыл зеркальную дверцу, бросив удивлённый взгляд на своё отражение.
В ванной был ещё один шкаф, от пола до потолка. Нижняя дверца оказалась корзиной для белья – совершенно пустой. В двух шкафчиках над ней лежал фен для волос и какие–то хитрые бабские приспособления. За верхней дверцей были полотенца.
Значит, аптечка на кухне. Я пошёл в заданном направлении и порадовался, что шкафов здесь немного. Бегло осмотрев каждый, я нашёл заветную пластиковую коробку, и начал просматривать её содержимое; держа в одной руке мобильник, чтобы записать незнакомые названия.
Всё, как назло, было мне знакомо: ибупрофен, парацетамол, активированный уголь, эспумизан, но я нашёл несколько пачек таблеток и с кое–чем новеньким.
Экстрадиол.
Вбив название в блокнот, я сохранил заметку; и убрал мобильник в карман. Сложив всё так же, как и было, я убрал аптечку и вернулся в комнату.
Оля по–прежнему была на кровати, правда теперь она свернулась в клубок. Её босые ступни свисали с края, и я отогнул часть одеяла, накрыв её. Она резко вдохнула, и сжалась ещё сильнее, а у меня от этого болезненно защемило сердце, чего по определению не должно было происходить со мной.
Ольга, 2013
Я проснулась в полной темноте и абсолютной тишине, лёжа посередине кровати. Глаза почему–то пощипывало, и я потёрла их рукой, поморщившись от неприятного ощущения.
И когда я успела уснуть?
Свесив ноги, я дотронулась кончиками пальцев до холодного пола и потянулась. Моё движение отдалось ноющей болью в правом плече. Встав с кровати, я наклонилась к датчику подогрева пола, и настроила его на восемнадцать градусов.
На кухне что–то стукнуло, и я пошла туда.
Лазарев сидел на стуле, привалившись к стене и скрестив в лодыжках вытянутые ноги. Его глаза были закрыты, но едва пол подо мной скрипнул, он выпрямился и посмотрел на меня.
– Проснулась, соня? – его взгляд потеплел, и вызвал у меня лёгкую улыбку.
– Да. Как я уснула?
– Просто легла и уснула, – чуть помявшись, ответил он.
Прошлёпав к холодильнику, я открыла его и сокрушённо вздохнула:
– Есть охота, – обернувшись, я спросила у Игоря, – Ты любишь суши?
Он брезгливо поморщился и покачал головой, откидываясь обратно на стену.
– А пиццу будешь?
– Буду.
– Какую?
– На твоё усмотрение.
– Хорошо.
Вытащив телефон из кармана, я проигнорировала пропущенный сигнал о приёме таблетки; и набрала круглосуточный номер доставки пиццы.
– Pizzakoju, tere, – поприветствовала меня бодрым голоском оператор.
– Здравствуйте, можно сделать заказ, – протянув свободную руку, я открыла жалюзи и выглянула в окно на тёмную улицу, – Таммсааре теэ 63.
– Какую пиццу вы желаете?
– Пеетри, – прикрыв динамик рукой, я снова обратилась к Лазареву, – Тонкая, толстая?
– Толстая, – ответил он, разлепив один глаз.
– На толстом тесте, большую.
– Peopizza? – уточнила девушка.
– Да, она.
– Какие–то напитки?
Подумав пару секунд и припоминая свои скромные запасы алкоголя, я сказала:
– Колу зеро. Именно зеро, не лайт. Два литра.
– Ваш заказ принят, курьер будет в течении часа. Сумма полностью: двадцать два евро и тридцать сентов.
– Хорошо, спасибо.
Сбросив вызов, я налила себе стакан воды, и уселась напротив Игоря.
– Почему зеро, а не лайт? – вопрошает он.
– Лайт слишком приторная. Зеро с кислинкой.
– А если тебе нальют в забегаловке лайт вместо зеро? – он ухмыльнулся.
– Я смогу отличить.
Он открыл глаза и поднял голову. Удивлённо заломив бровь, он переспросил:
– Да ну?
– Да, – без раздумий ответила я.
Лазарев положил руку на стол и пригладил его поверхность ладонью. Затем он медленно поднялся, обошёл его и встал передо мной. Взяв мой локоть, он мягко поднял меня на ноги, а другой рукой обхватил затылок, зарывшись пальцами в моих волосах.
Его лицо наклонилось, и он провёл носом по моей правой щеке, а потом поцеловал её. Я попыталась отпрянуть, но хватка на моей голове усилилась, не давая двинуться с места. Его мягкие губы нашли мои и прикоснулись к ним лёгким, мимолётным движением.
– Что ты делаешь? – прошептала я, цепляясь за его предплечье, чтобы не потерять равновесие.
– А на что это похоже? – он ухмыльнулся в своей манере и снова меня поцеловал, на тот раз смелее, воруя у меня короткий приглушённый стон.
Его руки переместились мне за спину и погладили мой позвоночник, пробравшись под ткань футболки. Он как будто считал каждую косточку своими пальцами, медленно перебирая их, словно я – флейта, а он – духовик. Возможно, он смог бы сыграть какую–то мелодию, но, увы, я не могла позволить ему это сделать.
Он почувствовал, что я напряглась и отстранился, прерывая контакт чуть солоноватых губ.
– В чём дело? – хрипло спросил он у моего лица.
Сглотнув, я ответила:
– Я не могу.
– Ты не можешь, когда к тебе прикасаются, – сухо сказал он, убрав руки.
Я кивнула и отошла от него в сторону.
– Сделай так, как ты можешь, – Игорь не дал мне уйти, обхватив моё запястье.
– Ты не поймёшь, – вырвалось у меня.
– Я не пойму, пока не попробую, – настойчиво твердил он, удерживая мою руку, – Попытка – не пытка, Оля.
Я застыла, пытаясь переварить его слова, придать им какой–то смысл и значение.
– Покажи мне, как ты можешь, – тихо сказал он, убирая волосы с моего плеча.
– Если я тебе покажу, то ты уйдёшь, – прошептала я.
– Я не уйду.
Не думая, я потянула его за собой в спальню. У шкафа, я остановилась и раздвинула двери. Пробежав глазами по вешалкам, я остановила свой выбор на классической серой юбке–карандаш и светло–голубой шёлковой блузке. Моё нижнее бельё хранилось в ящиках под одеждой, и я вытащила один из своих любимых комплектов, который надеялась надеть по особому случаю.
Что ж, похоже, этот особый случай наступил.
– Жди меня здесь, – сказала я Лазарю, направившись в ванную, – И сними футболку.
Прикрыв за собой дверь, я посмотрела на своё отражение и сделала несколько глубоких вдохов. Открыв кран, я пустила холодную воду и сполоснула руки по локоть, шею и лицо. Когда моя дорожная одежда легла в корзину, я надела на себя новое бельё, оторвав этикетки, юбку и блузку. Пригладив волосы, я взглянула на себя ещё один раз, и вышла из ванной.
В спальне горел яркий свет. Игорь стоял напротив окна, наполовину обнажённый. Знакомые кривые буквы на его спине вызвали у меня улыбку, а изображение гор на груди, когда он повернулся, заставило сердце забиться чуть чаще, пропуская удары.
Он действительно очень красив. В каждом изгибе читалась сила, ровная светлая кожа, упругие голубые вены, проступающие под ней. Лицо точёное, с изогнутыми чёрными бровями, с прекрасными ясными глазами, которые – огромная редкость для мужчин, прошедших сквозь ад. В них горел белый свет, такой похожий на ту жизнь, о которой я всегда мечтала. И я поймала себя на мысли, что в другой реальности, если бы она была возможна, я могла бы смотреть на него часами, не в силах оторвать взгляда.
Подойдя к прикроватной тумбочке, я открыла нижний ящик и взяла наручники. Ключ от них я положила под подушку, а сами браслеты показала Лазареву.
– Других у меня нет, – запнувшись сказала я.
Он только кивнул и спросил:
– Что я должен делать?
– Ложись на кровать с краю и вытяни руки над головой.
Он сделал, как я сказала, уверенно пройдя небольшую комнату, чтобы встать рядом со мной, и на секунду коснувшись моего плеча своей рукой. Я потянулась к нему, когда он лёг, и просунула один наручник через металлический прут на изголовье, а затем обхватила им его запястье. Он вздрогнул, когда холодная сталь коснулась кожи, и мне пришлось извиниться:
– Прости. Но так надо.
– Всё в порядке, – мягко ответил он, вынуждая меня посмотреть на него.
Я снова чуть не утонула в его глазах, но лёгкое покалывающее предвкушение на коже заставило меня вернуться ко второму браслету. Когда очередной щелчок раздался под моими руками, я выпрямилась и отошла от кровати на несколько шагов.
Зачем я это делаю? Я сама не знаю. Мы не должны заниматься сексом, потому что это разрушит ту, возможно, единственную ниточку, которая нас соединяет. Я понимаю, что после он уйдёт, и никогда не вернётся. Я понимаю, что я должна его отпустить, или закончить начатое.
Но я не могу этого сделать. Отпустить, почему–то, проще.
ГЛАВА 14
