Диана Килина - ИГ/РА
ГЛАВА 13
Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне,
Нарисуй мне портреты погибших на этом пути.
Покажи мне того, кто выжил один из полка,
Но кто–то должен стать дверью,
А кто–то замком, а кто–то ключом от замка.
Виктор Цой и Кино «Война»
Ольга, 2013
– Отдохнёшь с дороги? – спросила я, поворачивая ключ в замке входной двери, – Ты устал, наверное.
– Я осмотрюсь, – Игорь отодвинул меня в сторону сильной рукой и первым вошёл в мою квартиру.
Я проследовала за ним, и скинула обувь на пороге. Включив свет, я пошла на кухню, чтобы поставить чайник. Едва электронный прибор начал издавать шипящие звуки, в помещении нарисовался Лазарев.
– Ну что ты за человек, – вздохнул он, – А если бы тебя кто–нибудь поджидал?
– Зачем? – я удивлённо моргнула, уронив чайные пакетики на пол.
Присев на корточки, я схватилась за несчастный Greenfield, но на мою руку легла тёплая ладонь присевшего передо мной Лазаря:
– Оль, в тебя стреляли. Мы не выяснили кто. Тебя вполне могу попытаться убрать ещё раз.
– С чего такая забота, Лазарев? – я смотрела на него как заворожённая, отмечая тот факт, что сегодня утром он побрился и сейчас, даже несмотря на пятичасовую дорогу, от него приятно пахло каким–то ненавязчивым мужским лосьоном.
Его лицо было совсем другим без короткой бороды, которую он носил последнее время. Она была густой, чёрной и курчавой, прибавляя ему несколько лет и какой–то брутальности. Гладкое лицо, конечно же, по–прежнему осталось мужественным, но стало мягче. Правда, отголосок жестокости в холодных глазах всё равно заставлял замирать, если Лазарь двигался слишком резко. Как, например, сейчас, когда он обошёл крошечную кухню в три шага, и выглянул в окно, раздвинув жалюзи.
Поднявшись, я взяла две белые кружки из сушилки возле раковины, и бросила в них чай, предварительно вытащив их из золотистой обёртки. Поворачиваться к Игорю я не хотела, поэтому просто застыла на месте.
– У тебя мило, – сухо произнёс Лазарев, шваркнув ножками стула по полу.
Скрип половиц дал мне знать, что он уселся за стол, а стук пальцев по деревянной поверхности только подтвердил мою догадку.
– Я снимаю эту квартиру, – тихо отозвалась я, изучая незамысловатые разводы на ламинированной под светлый мрамор столешнице, – Хочу отложить немного денег, чтобы купить что–то своё.
– Ты могла забрать деньги у Ратного и его людей, – продолжая барабанить по столу, сказал Лазарь, – Они им точно больше не пригодятся.
В его голосе был короткий смешок, и меня передёрнуло. Чайник вскипел, выключившись со звонким щелчком.
– Я не хочу иметь ничего общего с их деньгами, – мой голос проскрежетал под аккомпанемент льющегося кипятка из носика, – Тебе разбавить холодной водой?
– Нет, я люблю горячий.
Взяв его кружку, я повернулась и поставила её на стол, слегка расплескав обжигающую жидкость. Свой чай я разбавила водой из–под крана, и села напротив Игоря. Он поморщился, глядя на мои телодвижения.
– Здесь хорошая вода, – пояснила я с улыбкой.
– Поверю тебе на слово, – сделав глоток, ответил он.
И как не обжёгся?
– Можешь поспать, если хочешь, – из вежливости предложила я.
Он отрицательно покачал головой, продолжая сверлить меня глазами. Я допила свой чай под его пристальным взглядом, а потом решила пройтись по квартире и навести порядок.
За время моего отсутствия на полках и всех плоских поверхностях собрался приличный слой пыли, поэтому я взяла щётку–статик и быстро прошлась ей везде, куда могла достать. Открыв окно в спальне, я вдохнула свежий воздух и улыбнулась. Странно, живу здесь всего полтора года, а чувствую себя дома.
Услышав тихий шорох за спиной, я обернулась и обнаружила Игоря в дверях.
– Порядок наводишь? – он улыбнулся, подпирая косяк, и убрал руки в карманы брюк.
– Вроде того, – я тоже невольно улыбнулась, водрузив пушистую разноцветную штуковину в корзинку на подоконнике, где я держала принадлежности для уборки.
– У тебя редко бывают гости, – констатировал он, кивнув на широкую кованую кровать в центре комнаты.
– Я не люблю гостей, – честно ответила я, поправив держатели для бумаги и подставку для письменных принадлежностей на столе.
– Ауч, это было больно, – шутливо поморщился он, – Ты мне здесь предлагала поспать?
– Да, – тихо ответила я, прикидывая, получится ли у меня сменить постельное бельё с подстреленной рукой.
– А я–то думал, это будет просевший диван, – Игорь широко улыбнулся и подмигнул мне.
В воздухе витала какая–то осязаемая неловкость. Я переступила с ноги на ногу, и прошла мимо него в прихожую за сумкой. Вернувшись обратно, я открыла шкаф с раздвижными дверьми, и достала из корзины с пустыми вешалками несколько штук.
– Здесь была только кухонная мебель, когда я арендовала её, – залепетала я, словно оправдываясь, – Хотелось спать с комфортом.
Пока я развешивала вещи, купленные в Питере, я ощущала настойчивый взгляд у себя на затылке, и мне постоянно хотелось потрогать зудящее место. Чтобы как–то избавиться от напряжения, я спросила:
– Ты поедешь поездом или на автобусе? Можно забронировать билет по интернету.
– Прогоняешь? – раздалось прямо за моей спиной.
Так неожиданно, что я взвизгнула и от страха нырнула в шкаф, аккурат между вещами. Мои руки зацепились за одежду, и она полетела вниз, образуя разноцветную кучу под моими ногами.
– Чёрт, я не хотел тебя пугать, – Игорь дёрнулся в мою сторону и дотронулся до моего плеча, но механизм был запущен.
Я сжала в руках тёмно–синюю блузку до хруста в костяшках пальцев.
– Мои вещи, – прошептала я, разглядывая бесформенные тряпки, которые стали были бесповоротно испорчены, упав на пыльный пол.
– Я помогу, – он наклонился, и поднял что–то, а потом повесил обратно на плечики.
Меня тряхнуло, и я дёрнула это обратно вниз.
– Они испачканы. Здесь пыльно, – прорычала я, смерив его гневным взглядом.
Лазарев, похоже, такой реакции от меня не ожидал и отступил на шаг.
– Оль, у тебя стерильная чистота, – осторожно протянул он, всматриваясь в моё лицо, – Ничего они не испачканы.
– Ты не понимаешь, – я закрыла глаза и глубоко вздохнула.
Потерев виски, я вышла из шкафа и пошла на кухню, чтобы взять мусорный мешок.
– Всё придётся выбросить, – заныла я, собирая одежду в чёрный пластиковый пакет, – Даже страшно представить, какие это деньги.
– Сладкая, – я снова почувствовала руку на своём плече, и стряхнула её с себя.
– Всё выбросить, – повторила я, и для убедительности кивнула.
– Оль, ты, на хрен, меня пугаешь.
– Выбросить, к чёртовой матери! – заорала я, забираясь в шкаф на четвереньках, чтобы посмотреть, не пропустила ли я ничего, – Почему ты портишь всё, к чему прикасаешься, ну почему, – прошептала я, глотая слёзы и ругая себя.
Мои нервы были оголены до предела. Я знала, что вот–вот должен наступить тот самый момент: удар, рывок за волосы или пинок под зад. И от того, что он не наступал становилось только хуже.
– Я всё уберу, я должна всё убрать, – бормотала я, стирая ладонями пыль с пола в шкафу, – Сейчас всё будет чисто, Ратмир.
– Оля! – крикнул какой–то смутно знакомый голос, и я вскинула голову.
Высокий мужчина присел передо мной на корточки, и хмурился, смотря на моё лицо. Я забилась в угол, не понимая, кто он такой и почему он находится в моей комнате.
– Оля, – чуть мягче сказал он, – Всё хорошо.
– Всё хорошо, – повторила я, обхватив колени руками.
– Вылезай оттуда. Я тебя не обижу.
– Я должна убраться, чтобы он не видел, – я покосилась куда–то в сторону. Понизив голос, я прошипела, – Он убьёт меня за бардак.
– Сладкая, он мёртв. Ратмира больше нет, – тихо сказал мужчина, посмотрев на меня своими голубыми глазами.
Они такие красивые… Как небо, проткнутое вершинами гор. Чистые, ясные, с какими–то светлыми крапинками и аккуратным серым ободком по краю. Когда–то я видела такие глаза, но я не могу вспомнить, где и когда…
– Оль, вылезай, – настойчиво повторил он, протягивая мне руку.
Я снова вжалась в угол и покачала головой:
– Нельзя прикасаться. Я – грязная, ты испачкаешься.
– Да твою ж мать, – он уронил голову на грудь, а потом резко двинулся в мою сторону.
Последнее, что я помню – это мой собственный крик, приглушённый тёплой ладонью, которая накрыла моё лицо.
Лазарь, 2013
Сладкая перестала вопить и обмякла. Я убрал руку с её лица, и откинул мокрые пряди с раскрасневшихся щёк. Подхватив её на руки, я в два шага уложил её на кровать и выпрямился.
«Мда» – подумал я, потирая лицо.
В общем–то, этим «Мда», пожалуй, всё сказано.
Задвинув двери шкафа, я снова бросил взгляд на Олю. Она была без сознания, и просто лежала поперёк кровати, раскинув руки. На её лице застыла гримаса ужаса, отчего её практически невозможно было узнать, но всё же – это была она.