Филипп Янси - Где Бог, когда я страдаю
Но на этот раз Бог ответил на молитвы об исцелении, и Брайан постепенно вошел в свое прежнее состояние. К нему возвратились все его функциональные способности, кроме тех, которые были потеряны при переломе позвоночника. Еще одно я заметил, когда мы сидели и разговаривали: характер Брайана изменился. Он был спокойным, внимательным и не проявлял никаких симптомов неуравновешенности, которые я заметил в прошлый раз.
Очень тактично я спросил Стернбергов, изменились ли их убеждения по поводу физического исцеления. Они ответили, что нет. «Некоторые пытаются указать нам на все доброе, что родилось в результате происшедшего с Брайаном, видя в этом причину несчастного случая». Мы не можем с этим согласиться. Мы верим в любящего Бога и продолжаем верить, что Бог желает восстановить Брайана. Возможно, наши представления о времени исцеления не согласуются с Божьими. Становится все более явным, что Брайан, наверное, не будет исцелен в этой жизни. Помните, в книге Даниила описывается случай, когда к Даниилу в ответ на его молитву был послан ангел. Он добирался до Даниила в течении трех недель, но когда прибыл, то заверил Даниила, что Бог услышал его молитву в то самое время, когда тот ее произнес».
Мы беседовали, а солнце уже скрылось за горами. Я невольно сравнивал свое первое посещение со вторым. Слушая Стернбергов, я думал, что в их жизни медленно, шаг за шагом вошло чудо, которое они, возможно, и не заметили. Жестокий случай, который расколол бы многие другие семьи, напротив, сплотил их семью. Они не согласились пойти более легким путем и не поместили Брайана в дом для инвалидов или специальную больницу. В течение двух с лишним десятилетий они отдавали свою любовь сыну и, наблюдая за Брайаном, я видел, что их любовь принесла добрые плоды. Хотя Стернберги и противились страданию, они вынуждены были примириться со своим положением.
Глядя на крутой спуск улицы, на которой они жили, я вспоминал слова Поля Торнье, который сравнивал христианскую жизнь с выступлениями на трапеции. Можно сколько угодно раскачиваться на перекладине, тренироваться, укреплять мышцы, но, чтобы достигнуть успеха, все равно придется рисковать. И ты разжимаешь руки, зная, что под тобой ничего нет, в надежде вовремя схватиться за другую перекладину.
«Наверное, Брайану понравился бы этот пример», — думал я. Много лет назад Стернберги всей семьей отбросили всякие опоры и объявили миру, что будут верить Богу, невзирая... невзирая ни на что. Брайан видит в этом свое личное призвание. Не так много осталось зрителей, но Стернберги продолжают верить. Я уехал от них, вдохновленный их упорной верой.
Глава 10
Я танцую!
«Он может открыться только ребенку; в идеале — только чистому ребенку. Все страдания мира нужны для того, чтобы люди стали детьми и Бог моготкрыться им».
Джордж МакДональд «Сущность жизни»
Прошло немного времени после моего первого посещения Стернбергов, и я направился в Балтимор, чтобы взять интервью у замечательной девочки-подростка, Джони Эрексон. Конечно, теперь имя Джони известно многим. Она — известная художница и писательница, часто выступает на христианских конференциях. Но когда я встретился с Джони, она не издала еще ни одной книги и я знал о ней совсем немного.
История Джони во многом похожа на историю Брайана: и он, и она занимались спортом, затем — несчастный случай и жизнь парализованного человека. По пути в Балтимор я думал, что снова, как и у Стернбергов, окунусь в атмосферу нелегкой борьбы и сильной, несгибаемой веры. Но, прибыв в дом Джони, находящийся на другом конце континента, я заметил, что атмосфера здесь совершенно иная.
Я подъезжал к дому Джони по дороге, проложенной рядом с небольшой речушкой, текущей на запад от Балтимора. Извилистая дорога скользила вокруг скалистых, часто отвесных гор. Стена из крепких лесных деревьев ограждала дорогу с обеих сторон, до вершины самой высокой горы, откуда вдруг открылась захватывающая панорама — покрытые лесом холмы. На этой горе стоял дом Джони. Он был построен из огромных валунов и бревен, которые были прекрасно подогнаны одно к другому, — дом строил отец Джони.
Стеклянные стены мастерской художницы выступали над горой. Коричневый жеребец в лежащей внизу долине пощипывал траву, отгоняя хвостом мух. По поляне бегал датский дог. Многие художники мечтают работать в таких условиях, но условия работы Джони совершенно отличны от других. В мастерскую она не приходит — ее ввозят на коляске, а рисует она карандашом или кистью, держа их зубами.
Будучи подростком, Джони, бывало, носилась на лошади по лесным тропам с бешеной скоростью, плескалась в речке вместе со своим датским догом и играла в баскетбол на площадке рядом с коттеджем. Иногда она вместе с другими даже охотилась на лисиц — на этой же горе. Но теперь ее ежедневные упражнения включают в себя куда более слабые движения. С помощью приспособления, прикрепленного к бицепсу и плечевому суставу, она способна перевернуть движением руки страницу книги. А рисование требует множества точных и утомительных движений головы. Проходит немало времени прежде, чем на холсте образуются какие-то узнаваемые формы.
Неосторожное движение за две секунды полностью изменило жизнь Джони, но не убило ее оптимизм. Когда я впервые познакомился с ней, меня поразила ее полная жизни улыбка и свет в глазах. Зажигательность ее духа была настолько поразительной, что мне пришли на память курсы, проводимые бывшими мисс Америка под названием типа: «Люби себя и думай о хорошем!» Однако, в отличие от большинства из них, дух Джони формировался под воздействием трагедии.
Роковой прыжок
«Лето 1967 года было необычайно жарким и влажным. В июле стояла духота. С утра я занималась с лошадьми и так перегрелась, что освежить меня мог только залив Чейз-пик. Вместе с сестрой Кэти мы поскакали на пляж и окунулись в темную воду.Поплескаться там, где мелко, или поплавать в бассейне — это было не для меня. Я любила свободно поплавать там, где дна не достать. Паром, находившийся метрах в шестидесяти от берега, манил нас, и мы с Кэти поплыли к нему наперегонки. Мы обе были девочками спортивными и иногда безрассудными.
Подплыв к парому, я взобралась на него и нырнула на другую сторону, ни о чем не думая. Сначала я почувствовала, как вхожу в воду, а затем — сильнейший удар — я стукнулась головой о лежащий на дне камень. Мои конечности болтались. В ушах стоял оглушающий звон, будто по мне проходил электрошок с сильной вибрацией. Но боли не было.
У меня не было сил пошевелиться! Я уперлась лицом в крупный песок на дне и не могла всплыть. Мозг заставлял мои мышцы двигаться, чтобы подняться на поверхность воды, но они не реагировали. Я задержала дыхание, молилась и ждала, болтаясь в воде вниз головой.
Прошло около минуты, и я услышала далекий, приглушенный голос над поверхностью воды — меня звала Кэти. Голос приближался и становился яснее. Наконец, я увидела тень сестры прямо над собой. «Ты тут ныряешь? Здесь же мелко», — донеслось до меня.
Кэти наклонилась и попыталась меня поднять, но оступилась. «Боже, сколько же можно ждать?» — подумала я. В глазах темнело — еще секунда, и я бы потеряла сознание. Наконец, моя голова поднялась над поверхностью воды, и я сделала жадный, глубокий вздох. Мне хотелось ухватиться за Кэти, но мышцы не слушались. Она перекинула мое тело через плечо и поплыла к берегу.
Мне казалось, что мои руки и ноги были привязаны к груди, как вдруг я с ужасом обнаружила, что они безжизненно висели на спине Кэти. Я перестала чувствовать свое тело».
«Скорая» доставила Джони из тишины пляжа в полную движения городскую больницу Балтимора. Она лежала в небольшой палате, за занавеской. Одна из медсестер расспрашивала ее об истории болезни. Другая сняла с нее новый купальник, и теперь Джони чувствовала себя незащищенной и беспомощной. Врач длинной металлической иглой определял чувствительность ее тела, укалывая ноги, туловище, руки. «Здесь чувствуешь?» — спрашивал он. Джони всеми силами пыталась почувствовать уколы, но ответить на вопрос утвердительно могла только тогда, когда тестировали ее плечи.
После короткого консилиума, один из врачей, доктор Шерилл, остриг ее волнистые светлые волосы, после чего медсестра обрила девушке голову. Теряя сознание, Джони услышала визжащий звук электродрели. Последнее, что она помнила — это то, как кто-то держал ее за голову, пока доктор сверлил две аккуратные дырки — с двух сторон головы.
Зеркало
Проснувшись, Джони обнаружила, что она пристегнута к раме «Страйкер» (похожей на раму «Фостер» Брайана Стернберга). Металлические клеши, вставленные в просверленные в черепе отверстия, были прикреплены к специальной пружине, которая оттягивала голову от тела. Лицо ее было видно через небольшое отверстие, прорезанное в натянутом полотне, к которому она была пристегнута. Каждые несколько часов медсестра переворачивала раму. В течение дня вид перед Джони менялся несколько раз: то потолок, то пол. Невзирая на недостаток движения и депрессивную атмосферу реанимации, первые несколько недель настроение у Джони было нормальное. Боль была сносной, и врачи надеялись, что некоторые нервы срастутся сами по себе. В те первые дни ее палата была полна посетителей, цветов и подарков. Сестры раскладывали на полу журналы «Семнадцать», чтобы она могла читать их, лежа лицом вниз.
