Ив Греве - Мето. Остров
Ева держится со мной запросто. Я уже не боюсь ее. Вдруг она опускает голову мне на грудь и слушает биение моего сердца.
— Я часто вот так же слушала, как стучит сердце моего Жиля, когда он был совсем маленьким. А ты… уже делал это?
Я мотаю головой: нет. Она ложится рядом со мной, и я прижимаюсь щекой к ее груди. Она мягко притягивает меня к себе. Теперь я слышу стук ее сердца. Невольно краснею, ощущая щекой округлую грудь (которая так волнует меня с тех пор, когда я впервые увидел Еву). Голова моя пылает, по всему телу пробегает дрожь. Я мягко высвобождаюсь и несколько мгновений избегаю ее взгляда. Наконец успокаиваюсь и спрашиваю:
— Можно, я продолжу читать твой дневник?
— Да, я хочу, чтобы ты знал обо всем. Уверена, что ты меня поймешь.
Как и накануне, все время, пока читаю, я чувствую на себе взгляд ее зеленых глаз.
8 января 1976 г.
Мы с Гарри ищем способ попасть на судно, которое отправляется на остров Гелиос. Это не так-то просто, потому что остров находится в частном владении и тщательно охраняется. Тот, кто возьмет нас на борт, подвергнется большому риску и захочет получить немалое вознаграждение. Гарри решает потратить на это остаток своих денег. Он делает одному типу предложение, и мы ждем ответа.
9 января 1976 г.
Я тоже хочу посмотреть, как выглядят наши перевозчики. Гарри раздобыл мне мальчишескую одежду, чтобы я не привлекала внимания. Эти люди разговаривают с нами по-хамски. Уверена, что они прохвосты, и доверять им нельзя. Но Гарри считает, что выбора у нас нет. Когда я предупредила, что мы можем остаться ни с чем, он расплакался и попросил, чтобы я поддержала его и не мучила своими опасениями. Я проворочалась всю ночь без сна и к утру решилась ехать с ним. Я должна попытаться спасти моего брата, а другого случая может не представиться никогда. Мы возьмем с собой ножи на тот случай, если нам придется защищаться. Отправление назначено на следующую ночь. Я злюсь на своих родителей, которые ничего не предпринимают. И почему рисковать приходится их шестнадцатилетней дочери? Никогда к ним не вернусь!
15 января 1976 г.
Я жива. Я прячусь в пещере, где живет какой-то обкуренный тип, который спит, почти не просыпаясь. До сих пор у меня не было времени для записей. Я никогда не чувствовала себя настолько одинокой и думаю, что мое положение не скоро изменится.
Сейчас расскажу все по порядку.
Мы, как и было условлено, сели на суденышко. Все шло нормально, пока мотор внезапно не затих. Эти типы набросились на нас и перерыли все наши вещи, чтобы убедиться, что у нас действительно больше нет ни гроша. Я оцепенела от страха: они могут обнаружить, что я вовсе не парень. Когда они вытряхнули из Гарри все его жалкие сбережения, то успокоились. Потом они с дружным хохотом высадили нас на остров и пожелали успехов. Понятно, они вовсе не собирались делать крюк на обратном пути, чтобы забрать нас, как было условлено.
Гарри притулился в расселине между скал и тихо заплакал. Я вскарабкалась на дерево, чтобы оглядеть окрестность. Вдруг я услышала крик Гарри. К нему привязались какие-то гнусные типы. Я услышала, что он просит их не убивать его. А они орали ему в лицо:
— Вас было двое. Где твой приятель?
— Мы тебя прибьем как собаку, если будешь отмалчиваться! Ну-ка идем с нами!
Так они увели Гарри. Я в отчаянии спустилась из моего убежища. Подхватила сумку, забрела в кусты, упала там ничком на землю и пролежала не один час. То мне хотелось утопиться, чтобы не попасть в лапы этим подонкам, то, наоборот, хотелось дождаться, чтобы они меня нашли. Когда стемнело, я встала и пошла искать место для ночлега. Я увидела расселину между скал и заглянула в нее. Это был какой-то потайной ход, длиной около тридцати метров, который вывел меня к просторной пещере. Я сразу поняла, что это не совсем обычная пещера. Какой-то нелепо одетый парень спал прямо на земле. На столах было множество непонятных предметов, вырезанных из кости. Я притаилась в темном углу. Прошло еще около часа, и появился другой тип, сгорбленный настолько, что борода его мела по земле. Он оставил на столе еду и молча удалился, не глядя по сторонам. Он казался очень робким и напуганным, и я поняла, что попала к местному божеству или к кому-то в этом роде. Я услышала снаружи крики: «Ищи! Обшарьте все вокруг! Найдите его живым или мертвым!» И охота на незваного гостя — то есть на меня — началась.
Тот, что был, по всей видимости, здешним шаманом или колдуном, проснулся и с трудом дотянулся до низкого столика, с которого стащил пакет с белым порошком. Потом он лениво поклевал принесенную еду и снова завалился спать. Я убедилась, что он спит, и уговорила остатки его ужина. На полке я обнаружила таблетки, с помощью которых могла без труда отправиться на тот свет. Однако проплакав не один час со стаканом яда в руке, я решила не торопить своей гибели. Не зря же я пожертвовала всем, что у меня есть, ради спасения своего брата.
Шли дни, и у меня было вдоволь времени, чтобы осмотреться и понять, какую жизнь ведет этот странный тип. Он почти все время спит, выходит из пещерки только с закрытым лицом и в плаще, под который набивает какой-то ветоши, чтобы казаться качком (на самом деле он худющий). Вчера он лечил одного парня с переломом запястья. Видно было, что тот очень страдал, но боялся даже пикнуть. Они все дрожат перед этим Шаманом (как они его называют), и он может делать все, что ему заблагорассудится, ничем не рискуя. Он завел правило: никто не имеет права смотреть на него под страхом смерти. Прекрасно понимаю, зачем он это придумал: когда он под наркотой валяется как половичок, то едва ли может кому-то внушить священный трепет. Если он и встает, то передвигается с трудом, к тому же по нескольку раз в день у него случаются судороги. И выворачивает его гораздо чаще, чем он ест. Думаю, долго он не протянет.
Сегодня ему принесли мертвеца. Здоровенные детины, которые притащили труп, обливались слезами, а шаман-наркоман бормотал слова на незнакомом языке, и слова эти отпечатались у меня в памяти. Потом он нанес на глаза покойника какую-то пасту с резким запахом.
Вечером я приняла решение: как только он умрет, я займу его место. Мне бы лишь успеть узнать, как он добывает медикаменты. От Гарри ни слуху ни духу.
17 января 1976 г.
Прошлой ночью мы вошли в крепость, где живут в заточении дети. Мой дорогой брат наверняка спит за одной из этих бесчисленных дверей. У шамана были ключи, и он двигался без особых предосторожностей. Я тайком кралась за ним следом. Он был под таким кайфом, что ничего вокруг не замечал. Не могу понять, как ему удаются такие вылазки. Либо он умеет вычислять благоприятный момент, либо стражи попросту делают вид, что не слышат его.
19 января 1976 г.
Теперь я знаю все, что мне нужно, и скоро займу его место. Вот тогда и приступлю к поискам брата.
20 января 1976 г.
Сегодня он умер. Никогда раньше не думала, что буду желать человеку смерти. Плохо устроен тот мир, в котором приходится с нетерпением ждать чьей-либо гибели.
Я спрятала труп в углу. Еще не придумала, как от него избавиться.
24 января 1976 г.
Сегодня я впервые вылезла из норы. Убедилась, что правило моего предшественника действует железно: никто даже не смотрит в мою сторону, не говоря о том, чтобы встретиться со мной взглядом. Эти неотесанные парни входят, только когда я им позволяю, и в определенное время приносят мне еду. Сегодня вечером я впервые лечила больного. У него был сильный жар, но он выжил. Провожу много времени за чтением книги по оказанию неотложной помощи. Интересно, где мой предшественник ее откопал?
27 января 1976 г.
Ночью я оттащила труп шамана на берег. Надеюсь, его смоет прилив, и я избавлюсь от него окончательно.
30 января 1976 г.
Сегодня утром мне принесли молодого парня в бессознательном состоянии. Я не сразу узнала Гарри. Он был сильно изувечен. Изредка приходя в сознание, он жалобно стонал. Я дала ему большую дозу снотворного, села рядом и долго на него смотрела. Ближе к вечеру он умер. Теперь я знаю, чего ожидать, если эти варвары меня разоблачат.
На следующих страницах своего дневника Ева рассказывает, как она день за днем изучала уклад жизни Рваных Ушей, которых она награждает новыми кличками: вонючки и дикари. Она описывает их иерархическую общину и жестокие правила, по которым они живут. Она пишет о своих неудачных попытках спасти некоторым из них жизнь. Пишет и о том, что ей частенько хотелось убить самых мерзких членов общины, когда они оказывались в ее руках. С каждым днем она теряла надежду отыскать брата: ее регулярные походы в спальню к детям в Доме не давали результата. Она злилась на весь мир: и на своих родителей, и на космачей, по чьей вине она играет глупую роль шамана, и даже сердилась на те двери в Доме, которые ей никак не удавалось открыть. А за какой-то из них, быть может, плачет ее брат. Последние тетради заполнены в основном рабочими записями: она подробно описывает то, чему научилась, исцеляя своих пациентов. И почти ни слова о себе: жизнь ее здесь «чертовски тоскливая». Самую последнюю тетрадь она запретила мне читать — вероятно, потому, что там написано обо мне.
