Мари-Бернадетт Дюпюи - Доченька

За едой они оживленно беседовали. В качестве основного блюда Жан Кюзенак заказал жареную гусятину с трюфелями. Мари никогда не пробовала такого деликатеса.

— Как вкусно! Но и каштаны, которые жарит моя Нанетт, ничуть не хуже! — сказала она негромко и лучезарно улыбнулась.

Отец смотрел на нее с нескрываемым восхищением. И не он один: сидевший за соседним столиком элегантный молодой мужчина с белокурыми усиками и бородой не сводил с девушки глаз.

Мари, заметив, что на нее многие обращают внимание, смутилась.

«В публичных местах мы встречаемся с тысячами незнакомых людей, которых больше в жизни не увидим, — подумала она. — Сколько их сейчас в этом ресторане, в этом незнакомом городе!..»

Внезапно Мари ощутила острое желание оказаться в Прессиньяке, на ферме Нанетт и Жака или в Большом доме. Там она не чувствовала себя потерянной, и каждое дерево, каждый камешек были ей знакомы. Отец нарушил ее размышления:

— Дорогая, тебя весь вечер занимают какие-то мысли! Сейчас нам подадут десерт и шампанское. — И тихо, заговорщицким тоном добавил: — Ты заметила светловолосого юношу, он сидит слева от нас? Он не сводит с тебя глаз! Он очень симпатичный, правда?

— Папа, ты обещал, что расскажешь мне о Тюле и о его окрестностях. Мы не договаривались обсуждать других гостей ресторана!

Девушка смутилась и опустила голову. К их столику подошел метрдотель и, вступив в беседу с Жаном Кюзенаком, откупорил шампанское. Мари, несмотря на испытываемую радость, вдруг захотелось взлететь и очутиться возле чудотворного источника, под кроной дубов Волчьего леса…

Нанетт взбивала яйца со сладким молоком, собираясь приготовить флан. Она только что извлекла из печи несколько булок хлеба, их должно было хватить на целую неделю. Пока печь не остыла, в нее нужно было успеть сунуть сладкий пирог.

Щеки женщины раскраснелись, руки все были в муке. На доносившиеся с улицы шумы Нанетт не обращала никакого внимания. Ее мысли занимал единственный сын. Парень совсем отбился от рук. Не наколол дров, забыл напоить овец… В городке Пьер побил младшего Прессиго, когда тот попытался выгнать его из бистро своего отца… Перечень прегрешений был очень длинным, и несчастная Нанетт не знала, какому святому ей ставить свечку…

Жак взялся было за ремень, но сын рассмеялся ему в лицо, заявив, что, если ему будет что-то не по нраву, он подастся в солдаты. Семья переживала нелегкие дни.

Да и Мари задержалась в Бриве, и это немного беспокоило славную женщину.

— Еще надумают оставить ее у себя, знаю я этих горожан! — бормотала она себе под нос, помешивая молоко.

Кто-то дважды стукнул в дверь. Не дожидаясь ответа, гость вошел. Нанетт подняла голову и увидела Мари в красивом и теплом меховом манто. Под ним у девушки было богатое шелковое платье.

— Нан, дорогая! Мы с папой только что приехали! И я решила, что нужно заглянуть к вам. У меня прекрасная новость!

Следом за девушкой в дом фермеров вошли мсье Кюзенак и хорошо одетая девочка лет двенадцати, с огромным удивлением смотревшая по сторонам.

— Муссюр! — воскликнула Нанетт и принялась вытирать руки. — Если бы я только знала, что вы придете! А у меня пирог не готов…

Мари сняла манто, сдернула с гвоздя свой старенький фартук (Нанетт из суеверия оставила его на прежнем месте) и принялась ей помогать. Через пару минут стол был чистым, а пирог сидел в печи.

— А теперь, Нанетт, присядь, отдохни. Мне так много надо тебе рассказать! — сказала Мари с улыбкой. — Мы были в Тюле. Представь, там я познакомилась с мадам Жанной Десмонд, директрисой Эколь Нормаль. Она задавала мне разные вопросы, потом устроила что-то вроде небольшого экзамена с диктантом и задачами по арифметике. Мадам Десмонд — кузина матери-настоятельницы из Обазина. Она сказала, что, если я как вольный слушатель сдам экзамены и получу свидетельство об окончании средней школы, а потом смогу поступить в Эколь Нормаль, она посодействует тому, чтобы для меня сделали исключение, и тогда этой же осенью я начну посещать занятия! Мадам — замечательная женщина! Она даже пообещала, что поможет мне восполнить пробелы в знаниях, если я все-таки поступлю в ее институт. У меня появился шанс стать учительницей, представь себе! Ах, я так счастлива, мне так хотелось поскорее тебе все рассказать!

Мари проговорила все это на одном дыхании. Нанетт с ошеломленным видом «переваривала» новости, что не мешало ей с интересом поглядывать на незнакомую девочку, неловко жавшуюся у печки.

— Я очень за тебя рада, моя крошка! Так значит, скоро ты уедешь в Коррез, будешь жить далеко от дома?

Мари обняла Нанетт за плечи.

— Самое раннее — в октябре, моя дорогая Нан! Это значит, что у нас еще полно времени! Но мне придется упорно учиться. Мадам Десмонд одолжила мне целую стопку книг. А сейчас я хочу познакомить тебя с Леони!

Леони, щечки которой порозовели от волнения, кивнула. Жан Кюзенак решил, что пришло время объяснений:

— Леони двенадцать. Это подружка Мари по приюту и ее подопечная. Раз уж Мари решила поступать в Эколь Нормаль, ей придется много времени проводить за книгами. Один бывший преподаватель из Шабанэ (он теперь не у дел) будет приезжать и помогать ей наверстывать упущенное. Мы сделаем все, чтобы она получила свидетельство о среднем образовании и поступила в институт. Кроме того, преподаватель будет заниматься с ней литературой, алгеброй и геометрией. Вы, Нанетт, не сможете в одиночку содержать в порядке два дома. Поэтому я подумал, что было бы неплохо взять Мари помощницу. К тому же Леони очень расстроилась, узнав, что ее старшая подруга снова уезжает. Девочка будет жить с нами.

Мари взяла Леони за руку. Говоря тихим, успокаивающим тоном, она показала девочке печь, ружье Жака, с которым он вскоре будет ходить на охоту, лестницу, ведущую на чердак, чан, в котором Нанетт месит тесто, низкую скамеечку…

— Смотри, Леони, по вечерам я обычно садилась вот тут, поближе к огню, а Нан рассказывала мне разные истории. Завтра мы придем сюда снова, и я покажу тебе коров, овец и моих курочек!

Леони молча кивала и все крепче прижималась к Мари. Девочке казалось, что ей все это снится — то, что она уехала из приюта, что отец Мари купил ей новую одежду, что они все вместе сели на поезд, а потом ехали в большом экипаже, запряженном парой лошадей! Теперь она воочию видела доброе лицо Нанетт, о которой Мари много рассказывала по пути, и собаку по кличке Пато, и столько всего интересного…

У Леони от радости замирало сердце. Выходит, чудеса и правда случаются! Мари вернулась и забрала ее с собой, именно ее, Леони Делапорт[20]. Эту фамилию девочке дали потому, что мать оставила ее на чужом крыльце.

А еще Мари рассказывала ей о Большом доме — «Бори», о конюшне и о библиотеке. Леони повторяла про себя магические слова «большой дом», и они звучали для нее, словно таинственная песня…

— Нанетт, Пьер не дома? — уже стоя на пороге, спросила Мари.

— Ох, этот парень совсем от рук отбился, это я, его мать, тебе говорю! Мари, скажи ему, чтоб одумался, иначе отец ему ребра переломает!

Жан Кюзенак нахмурился. Капризы и постоянные вспышки гнева «этого молодого шалопая» были ему не по нраву.

— Нанетт, когда Пьер вернется, скажи ему, что завтра к девяти я жду его в «Бори», — сказал он недовольным тоном. — Хочу с ним поговорить. Я полагаю, что юноша, которому посчастливилось завоевать любовь такой девушки, как Мари, должен перестать повесничать и взяться за ум! Ты знаешь, что я дал свое согласие на обручение и на брак. Пусть одумается, или я заберу свое слово назад!

— Только представь, Леони, в октябре я получу свою первую работу! Думаю, для меня найдется место в Бриве или в Тюле. Конечно, мне бы больше хотелось работать поближе к дому, чтобы чаще видеть папу, но нельзя желать невозможного!

Мари расставляла букеты красных роз в вазы в гостиной. Леони, которая превратилась теперь в симпатичную четырнадцатилетнюю девушку, сидела у распахнутого настежь окна, выходившего в залитый солнечным светом сад.

— Я так рада! — с энтузиазмом отозвалась она. — Ученики будут обожать тебя, Мари!

— Надеюсь, что так, Леони. А пока давай поедим белых грибов, которые принес Пьер!

Жан Кюзенак вошел в комнату в тот момент, когда девушки собрались уходить. Глядя на них, привычно держащихся за руки, он вздохнул с облегчением. Два года назад именно он принял решение забрать Леони в Прессиньяк. Причина была проста: он хотел, чтобы у дочери появилась подруга и помощница, к тому же было очевидно, что Мари очень привязана к этому ребенку.

Он навсегда запомнил выражение огромного счастья на личике Леони, когда они на обратном пути из Тюля вернулись в приют, чтобы забрать ее.

К тому же, частенько думалось ему, этот поступок — прекрасный способ искупить ошибки прошлого.