Белорусская литература - Плот у топи
***
– Ну, пускай будет конец истории…
КОНЕЦ
***
– Научно-развлекательная галлюцинация про жестокости Средневековья… от первого лица… Что скажете? – спрашивает инквизитор.
– Ужас. Ну и дерьмовая же была эпоха! – отвечает приговоренный.
– А сейчас что, лучше?
– Да... пожалуй… тоже дерьмовая… Все эпохи дерьмовые! Всегда-то они рвут друг друга на части, не могут без этого… тупые зеваки!
– Можем посмотреть что-нибудь еще…
– Нет, не надо, остановимся на этом. Мне понравился анекдот в начале… и… я хочу, чтобы было со свиньями-зеваками…
Герда
(третье…)
Человеческие глаза так не устроены, чтобы смотреть в «никуда», в «ничто». Эти «ничто», «нигде»… это – настолько отсутствие, что этого даже нет. Мы никуда не уходим, мы исчезаем, нас нет и никогда не было. Итог всей долбаной жизни – шиш с маслом. Мы помещаем Ничто в черный широкий зрачок. Глазное яблоко набухает и взрывается, разбрызгивая белый сладкий ликер, зрачок пуговицей падает к ногам инквизитора. Инквизитор поднимает пуговицу и кладет в карман. Потом он пришьет ее на свою лучшую белую рубашку. Мы будем стоять перед инквизитором. С его белоснежной шелковой рубашки, ласкающей его плоть, на нас будет смотреть черное Ничто.
Вселенная исчезает, Вселенной нет и никогда не было… Вселенная сжимается и пуговицей падает к ногам инквизитора, сжигающего людей на кострах, сложенных из деревянных кукол. Зеваки! Никому не нужны их деревянные аплодисменты, деревянные улыбки… это все игра – нелепая игра в куклы… Надоело!.. Игра случая – надоело!
Так думает старая дряхлая Герда, убирая деревянных солдат в деревянный сундук. Она поправляет волосы, проводит по ним рукой, в руке остается клок безжизненных волос. Что-то разъедает немощное тело Герды изнутри – паразиты, вирусы, бактерии…
Когда же наконец Кай соберет свою «Вечность»?! Как надоели уже эти ледяные залы – огромные пустые холодные пространства! Как это все надоело!
Герда смотрит на деревянный сундук, в котором деревянные солдаты продолжают воевать между собой (эти солдаты воюют всегда; если они не могут воевать армиями, они воюют бандами или поодиночке, каждый сам за себя и против всех!). Сейчас несколько солдат поймали одного – с противной стороны – и учиняют над ним расправу. Сундук содрогается, из него доносится сухой грохот: дерево бьется о дерево…
Они осознают свою тюрьму: безнадега.
Поэтому и бесятся.
Им там слишком тесно – они бесятся.
Не умеют не рвать друг друга.
Герда решает, что не в настроении смотреть на казнь. Надоело! Все надоело! Решает пойти посмотреть, как там Кай…
Существует только одна реальность – иссушенное тело, разъедаемое всевозможными паразитами, его вечная боль и моя неупокоенность… И Кай все собирает «Вечность», думает Герда, хотя даже в реальности существования Кая она не уверена (очень странно, что он ничуть не постарел за эти… века?... Все такой же мальчишка… он покрыт узорами, какие бывают на замерзших окнах, все тело заиндевело, но это его не беспокоит, он занят одним, занимается этим постоянно, не отвлекаясь ни на секунду… Тем лучше! Скорей бы он уже смог это сделать!).
…ОНА ЗАИНТЕРЕСОВАНА В УСПЕХЕ КАЯ…
…У НЕЕ ТЕЛО ЖИВОГО ТРУПА, ЕЙ ПОСТОЯННО БОЛЬНО…
Она стряхивает с себя червей, которые грызут ее, и идет посмотреть, как там Кай все не может никак собрать слово «ВЕЧНОСТЬ».
…ОНА СОГЛАСНА ИСЧЕЗНУТЬ… она согласна исчезнуть, перестать все это, но она не может прекратить свое противоестественное существование.
Сидящий на полу огромного пустого ледяного зала Кай похож на пирамидку с треугольным основанием, он уставился немигающим взглядом на разбросанные буквы, он сложил уже, кажется, миллионы слов, но заветное собрать не может.
…ВЕЧНОСТЬ… Без нее никак – потерявший надежду на жизнь после жизни называет это место «ничто», уходит в «никуда»… А этого места нет! Овцы не блеют жалобно, овцы просто блеют. Смерти нет…
…Ступенчатые биохимические процессы – это деградация или синтез различных простых органических соединений. Это именно тот, программно управляемый биохимический «генератор жизни», который осуществляет вечное движение органического вещества и энергии и поддерживает баланс разрушительных и созидательных процессов в живой клетке. Очевидно, что управляющая система клетки по своему назначению является той информационной системой, которая…3
…Но есть отсутствие жизни.
Кай знает об этом. Кай так никогда и не соберет слово «ВЕЧНОСТЬ». Кай будет собирать его вечно…
…ВЕЧНОСТЬ…
ВЕЧНОСТЬ желанна. ВЕЧНОСТЬ страшна.
Герда появляется в огромном пустом хрустально-ледяном зале. Там – Кай; Кай сидит по-турецки, уперев локти в колени, руками поддерживая голову за подбородок. Он похож на пирамидку. Герда говорит, обращаясь к хрустально-ледяной пирамидке: «Кай, я устала, я хочу на море. Мне снилось, что есть такое море…» Изо рта Герды сыплются черви.
В начале было Слово. И Слово было у Бога… Если это так, то, по-видимому, Бог был первым сочинителем историй. И Слово было Бог. Таким образом, первая история состояла всего из одного слова. (Кай собирает слово «КАЙ»…) Это аксиома. Была необходимость Демиурга. Чтобы все объяснить, с чего-то начать. Люди украли слова «ДОБРО» и «ЗЛО». Они не смогли украсть слово «ВЕЧНОСТЬ». (Кай собирает слово «ВЕЧНОСТЬ».) Бог собирает слово «БОГ». Он все не может собрать его. Он собирает его вечность. (Может ли Бог создать камень, который не сможет поднять?) Раньше. Люди легко собирали слово «БОГ». Бог легко собирал слово «ВЕЧНОСТЬ». Теперь. Каждый сам за себя…
Любое слово – информация. Но…
…все белковые и другие биомолекулы клетки представляют собой не только потоки биоорганического вещества, они же образуют и информационные потоки и сети, контролирующие различные биохимические и молекулярные функции живой клетки (организма). Программирование этих потоков и сетей обеспечивается экспрессией десятков и сотен различных генов, объединенных между собой скоординированными управляющими и регуляторными воздействиями…
…нет жизни за пределами жизни. Тело разорвано на части. Тело горит, плавится, сохнет, превращается в пемзу, в шлак. Нет.
– Кай, я хочу на море.
. . . . . . . . .
Здесь и далее курсивом – из статьи «Информационное управление клеточными процессами» Калашникова Ю.Я.
Семен Доркин «Уголь»
Комната – студенческая: дымная, вялая. Наполнив водный пистолет, забегаю в комнату с криком: «На колени, киски, ща рок-н-ролл разольется чертовой радугой по этому курятнику!» – все спят.
Увидел Бориса.
Борис – мой щуплый сосед. Скрипачка, что лежит сейчас подле него, – его девушка Ксения. Бросил Борис Ксению, та побрилась налысо – Борис вернулся.
Первое знакомство с Борисом: я был в коридоре и через неплотно закрытую дверь в ванную увидел его длинный темноватый член, огромный член, нагло взбалтывающий воду, волосатые ноги, неподвижные волосатые ноги – такое знакомство, да.
Борис заимел два высших образования, первый из факультетов – химический… Родители на нефтеперерабатывающем заводе. Но Борис далек от родительского завода – в съемной двушке, в районе около Национальной библиотеки, в Минске. За квартиру он не платит – кантуется у соседки с дредами вместо волос, хозяйствует в ее комнате, когда та уматывает на историческую родину – в Лисью Бухту. Гаже этой Бухты знать места не знаю, не был там никогда – и сохрани Джисус.
«Доброе утро, большой хер», – подумал я и пошел на кухню, заболтать по душам с соседкой, которая, собственно, и была владелицей квартиры. Комнату сдавала, чтоб было на пивко.
Разговор: минский андеграунд, в СПб люди лучше, сплошная скукота везде – обычные темы для ознакомления с нынешней богемой. Питер ваш, кстати, задолбал. Скукота и там, если вы с пивом и дредами. Если вы с пивом, дредами и вегетарианец, вас нужно убить.
Пиво вызывает легкую тошноту, богема или Питер, но 30 минут беседы – и я назад в комнату, ковырять гитару – теплое уютное дно для парня с юношескими травмами и нежеланием идти на компромисс с совестью и одногрупницами ради недолгого хмельного секса.
Когда все свободное время посвящаешь этой глупой затее – дерганию струн – дерганием струн души становится не музыка, а поход или, скорее, побег в магаз за салатом оливье, как позже окажется, приготовленным из бумаги, пластмассы, куриного помета, типа того. Я мог позволить себе такой салат раз в два-три дня с литром кока-колы раз в два похода, зато пачка-полторы сигарет в день, премиальный Lucky Strike с неманского табачного завода, как окажется позже, премиальный «Лаки» производился из какого-то премиального дерьма. Но мне он милей – не вру.
