Макс Лукадо - В эпицентре бури
женщина ... огрызнулся бы так грубо на такую нуждающуюся душу?
Но самая популярная теория - будто бы Иисус испытывал её ... ещё раз, чтобы
просто быть уверенным в значимости для неё просимого, чтобы удостовериться в
подлинности её веры.
Хорошо, но намекать на то, что она собака?
Не думаю, что Иисус поступил бы подобным образом. Позвольте мне предложить
ещё один вариант объяснения.
Может такое быть, что с его языка срывается лёгкая дерзость? То есть может такое
быть, что Иисус добродушно подтрунивает над ней? Я имею ввиду, может такое быть, что Иисус настолько восхищён тем, что нашёл того, в ком нет гордыни Христова
75
наследия и кто не ведёт с религией торг «ты мне - я тебе», что не может устоять, чтобы
слегка не поддразнить её? Разве их разговор не ироничный обмен мнениями, где
безграничной Божьей милости придаётся большое значение?
Он знает, что может вылечить её дочь и ничем не ограничен. Он знает, какое
хорошее у неё сердце. Может быть, поэтому Он решает вступить в добродушную
перепалку с той, кто так преисполнен веры. По существу, вот - что они сказали друг
другу:
«Ты же знаешь, что Бог печётся только о евреях.» - говорит Иисус и улыбается.
Получив Его подачу, она отпасовывает её назад: «Но Твой хлеб так ценен, что я буду
счастлива есть даже крошки.»
В избытке чувств Он восклицает: «Никогда я не видел такой веры! Твоя дочь
излечена.»
Такое объяснение не даёт портрет высокомерного Бога. Оно рисует Того, кто
охотно готов восхищаться искренним искателем веры.
Разве вы не рады этому?
* * *
Эта история случилась в тот день, когда удрал конь Наполеона. Какой-то
бдительный рядовой вскочил на свою лошадь и помчался вдогонку за генеральским
конём. И вот, когда он подвёл его под уздцы к Наполеону, правитель, взяв поводья, улыбнулся своему добровольному помощнику и сказал: «Благодарю, капитан.»
Глаза солдата расширились от услышанного, но вытянувшись во фрунт и отдав
честь, он рявкнул: «Спасибо, сир!»
Сразу в след за этим он отправился в казарму, забрал свои пожитки, отнёс старую
форму и обменял её у квартирмейстера на новую, капитанскую. По генеральскому слову
он стал офицером, произведённым в чин из рядовых. Он не спорил. Он не пожимал
недоумённо плечами. Не сомневался. Он знал, что так мог поступить тот, у кого была
власть. И солдат принял дар.
Если бы мы поступали также. Если бы мы верили как тот рядовой и уповали как та
ханаанская женщина. Если бы только на слова Бога, сообщившего с улыбкой о нашем
спасении, мы отдали Ему честь, поблагодарили и жили как те, кто только что получил
дар от главнокомандующего. Однако мы редко так поступаем. Мы предпочитаем
получить спасение старомодным способом: мы зарабатываем его. Принять милость для
нас означает признать поражение - шаг, который мы колеблемся совершить. Наш выбор
- удивить Бога тем, насколько мы хороши, а не признать, как Он велик. Мы морочим
себе головы учениями. Отягощаем себя правилами. И полагаем, что Бог улыбнётся, видя
наши усилия.
А Он не улыбается.
Улыбка Бога не столь для розовощёкого туриста, похваляющегося, что совершил
путешествие в одиночку, сколь для увечного прокажённого, молящего Бога подставить
спину, на которой можно ехать.
Таким же был смысл слов той женщины. Ей казалось, что её просьба нелепа. Но она
знала, что Иисус - Господь.
И слова пророка Даниила могли бы быть её словами: «Мы уповаем не на
праведность нашу, но на Твоё милосердие.»(7)
76
Она пришла, возлагая надежду на то, что Иисус ответит на её мольбу по
великодушию Своему, а не по её достоинствам.
Он так и поступил. С улыбкой.
Размышляя о молитвах, на которые ответил Господь в моей жизни, я полагаю, что
Он, должно быть тоже улыбается.
Поэтому я сохраню Его портрет на стене.
24. ПРИШЕДШИЙ ПРИНЕСТИ ЖЕРТВУ
ПОЗВОЛЬТЕ МНЕ СНАЧАЛА ОПИСАТЬ ОДНУ СЦЕНУ, а потом попросить вас
вернуться к ней в конце этой главы.
По флоридскому пляжу бредёт старик. На песок накатываются волны. Воздух
напоён запахом солённой воды. Солнце как оранжевый мяч катиться к горизонту. Ни его
тепла, ни света недостаточно, чтобы соблазнить позагорать или порыбачить. Пляж почти
пуст, и старик находится в стороне от немногих прогуливающихся и бегающих по пляжу
трусцой.
В руке у него ведро. Ведро с креветками. Не для себя. Не для рыбалки. Креветки -
для чаек.
Старик идёт к дальнему пирсу, вызолоченному заходящим солнцем. Он подходит к
краю пирса. Настало время еженедельного ритуала.
Он стоит и ждёт.
Вскоре небо покрывается бесчисленными танцующими точками. Вечерняя тишина
сменяется пронзительными криками птиц. Они заполняют всё небо, а потом все
швартовы. Они летят, чтобы встретиться со стариком.
Полчаса, а может дольше этот окружённый птицами старик с кустистыми бровями и
опущенными плечами будет стоять на пирсе, пока не опустеет ведро.
Но даже и после того, как закончится корм, его пернатые друзья медлят улетать.
Медлят, как будто что-то ещё кроме еды удерживает их. Они садятся на его шляпу. Они
расхаживают по пирсу. Эти мгновения принадлежат им и старику.
Представили сцену? А теперь на несколько минут отодвиньте её на задний план.
* * *
Перейдя оттуда, пришёл Иисус к морю Галилейскому и, взойдя на гору, сел
там. И приступило к Нему множество народа, имея с собой хромых, слепых, немых, увечных и иных многих, и повергли их к ногам Иисусовым; и Он исцелил их; так что народ дивился, видя немых говорящими, увечных здоровыми, хромых
ходячими и слепых видящими; и прославлял Бога Израилева.
Иисус же, призвав учеников Своих сказал им: жаль Мне народа, что уже три
дня находятся при мне, и нечего им есть; отпустить же их не евшими не хочу, не
ослабели бы в дороге.(1)
Это не тот день, когда Иисус накормил пять тысяч человек; это - день, когда Он
накормил четыре тысячи. И хотя в эпизодах много общего, в некотором отношении они
разнятся.
77
Когда Иисус накормил пять тысяч человек, Он был у евреев. Когда Он
накормил четыре тысячи человек (плюс женщины и дети), Он был в
Декаполисе, языческом районе.
Когда Он накормил пять тысяч человек, Он проповедовал и лечил их. Когда
Он был с четырьмя тысячами человек, нет сведений, что Он проповедовал -
Он только лечил.
Когда Иисус был с пятью тысячами человек, Он провёл с ними один день.
Когда Он был с четырьмя тысячами человек, Он провёл с ними три дня.
И за эти три дня Он совершил самое значительное: Он исцелил их. «Хромые, слепые, увечные, немые и иные многие» приходили к Нему, писал Матфей, «и Он
исцелил их.».
Как часто мне хотелось, чтобы авторы Нового Завета были бы чуточку
красноречивее, например вот здесь: «И Он исцелил их.» Это слишком короткая фраза, чтобы описать то, что должно было быть потрясающим зрелищем.
Дайте простор своему воображению.
Мысленно нарисуйте такую сцену.
Можете представить себе слепого мужа, который видит свою жену в первый раз? К
её плавающим в слезах глазам его взор прикован так, будто она царица утра.
Видите человека? До этого дня он никогда не ходил! Разве не понятно, что он не
мог усидеть на месте? Разве не понятно, что он бегал, и прыгал, и даже станцевал со
своими детьми?
Ну а тот немой, что сумел заговорить? Представляете себе его, сидящего у костра и
говорящего без умолку? Говорящего и поющего всё подряд и что угодно, что он когда-
то хотел сказать и спеть.
А глухая женщина, которая теперь слышит? На что это похоже, когда она впервые
услышала, как дитя называет её «Мама».
И так продолжалось три дня. Человек за человеком. Больной за немощным. Один с
костылями за другим. Благодарность за благодарностью. Не даётся ни одной записи о
том, как Иисус проповедовал, или учил, или наставлял, или ободрял. Он просто исцелял.
«Люди, - писал Матфей, - были изумлены, когда видели, что немые говорят, увечные
чувствуют себя хорошо, хромые ходят, а слепые видят.» Четыре тысячи изумленных
людей и каждый с историей, что одна поразительней другой. А в центре всего этого
Иисус. Не жалующийся. Не откладывающий работу. Ничего не требующий. Просто
ценящий каждое мгновение.
А потом Матфей, этот великий эконом слов, дарит нам фразу, над которой было бы
не худо поработать:
«Они возблагодарили Бога Израиля.»
