Я был аргонавтом - Евгений Васильевич Шалашов
Мачта, конечно же, по сравнению с прежней, получилась неказиста и низковата и парус маловат, но все равно, даже маленький парус способен ловить ветер.
Как я уже говорил, солнышко пока слева, а вот что там такое, чуть ниже солнца? Облако или тучка? В чем я абсолютно уверен, что это не медведь... Кажется, тучка, только какая-то странная. И не черная, а непонятного цвета — переливается и блестит, словно медный пятак. Точнее — множество начищенных пятаков. А еще — не слишком ли быстро тучка увеличивается в размерах? И у нас скорость небольшая, да и облака с тучами так быстро по небу летать не могут. Нет, определенно она мне не нравится.
Повернувшись, позвал нашего капитана:
— Ясон! — А когда тот пришел, поинтересовался. — Как считаешь, на что это похоже?
Капитан только пожал плечами, предположив:
— Если бы туча была черной, сказал бы, что это похоже на стаю птиц или летучих мышей.
— А что за птицы медного цвета? — подумал я вслух.
Мы переглянулись. Кажется, в голову пришла одна и та же мысль — что это за крылатые твари. Ясон немедленно метнулся к корме и вскоре на носу уже стоял единственный человек, уцелевший при встрече с этими бестиями. Медные клювы, крылья и когти. Стимфальские птицы, которые во много опаснее любых гарпий.
Мы уже втроем всматривались в ясное небо, на фоне которого блестели медью уже не тучи, а вполне различимые существа с крыльями.
— Вот они, снова встретились, — вздохнул Геракл. — Стало быть, не всех я их у Стимфала перебил, не всех. Эх, братец, ну на кой ты их создавал?
До меня не сразу дошло, о каком братце сказал Геракл. А, так это он об Аресе, боге войны. И впрямь, на кой хрен богу понадобились медные птицы-убийцы, если он их нигде не использовал? А может, маленький Арес сделал себе игрушки, а потом о них и забыл, когда вырос, а птички взяли, да одичали? Что ж, такое вполне могло быть.
— Ясон, сейчас они начнут метать перья, а перья у них такие, что могут и щит пробить.
— Геракл, ты с этими птицами уже имел дело, ты и командуй, —сказал Ясон, уступая на время власть.
Геракл кивнул, перевел взгляд на меня:
— Саймон, тебе здесь нечего делать. Бери мою шкуру, Гиласа и прикрывайте кормщика.
Я пошел за шкурой Немейского льва, как в спину меня толкнул рев полубога:
— Бореады, готовьтесь к полету, птицы летят!
Зет и Калаид синхронно сбросили накидки, потянулись к колчанам, а потом одновременно ударили друг друга кулаками в лицо и зашипели, словно являлись не детьми ветра, а сыновьями змеи. Чего это они? Забирая шкуру, лежавшую около мачты, я косил глазом на Бореадов, силясь понять, в чем же дело? Но тут до меня дошло — дети северного ветра и непревзойденные лучники, после боя с береговыми варварами расстреляли все стрелы и не озаботились пополнить колчаны! Скорее всего, Зет понадеялся на Калаида, Калаид на Зета. Что ж, лопухнулись братишки, но и так иной раз бывает. Но не исключено, что братьям просто негде было пополнить запасы. Отыскать свои стрелы после сражения почти нереально, новые наконечники негде взять, а если и существует некий запас, то в море соорудить древки просто негде.
— Гилас, где твои стрелы? — пихнул я напарника, который, как и другие, пялился в небо. А ведь знаю, что у него и лук есть, и стрелы. Хочет юноша быть похожим на Геракла, но вот возможности проявить себя пока нет.
— А? — округлил парень и без того круглые глаза, становясь похожим на рыбу.
— Быстренько отдай свои стрелы Бореадам, а мы с тобой идем прикрывать Тифия, — приказал я, демонстративно потряхивая львиной шкурой.
К счастью, Гилас не стал спорить, доказывать, что стрелы ему самому нужны (иначе заработал бы плюху, честное слово), а просто кинулся к своему колчану и отдал его близнецам. Еще кто-то из аргонавтов, понявший, в чем дело, бросил полный колчан в сторону братьев. Вот, теперь крылатым можно взлетать и начинать бой.
Эх, если бы не заморочка с пустыми колчанами, Бореады взлетели бы чуть пораньше, вполне возможно, сумели бы остановить атаку птиц еще на подлете.
— Лучники —товсь! — загремел голос Геракла, словно отдаленный раскат грома. —Остальным — укрываться щитами и прикрывать лучников! Лучники, бейте в пузо, оно мягкое!
Мы с Гиласом встали с двух сторон от нашего кормщика, вытянули руки и растянули над головой Тифия шкуру немейского льва, защищая старика от птиц.
Я ждал, что крылатые твари начнут пикировать башкой вниз, словно штурмовики, наносящие удары по колонне с вражеской техникой, но птицы словно бы зависали в воздухе, а потом начинали махать крыльями, из которых полетели перья. Эти перья, ярко блестевшие на солнце, словно стрелы летели вниз, вонзаясь в палубу и, пробивая насквозь щиты.
— Ехидново семя! — услышал я сдавленную ругань Гиласа, потом тяжкий вздох.
Кто это юнца ругаться-то так научил?
Одно из «перышек» ударило по шкуре льва, подскочило, потом слегка «чиркнуло» парня по левой руке, оставив царапину и он, уронив раненую руку вдоль туловища, удерживал тяжелую шкуру только правой. Я видел, что ранение пустячное, даже крови нет, но Гилас уже принялся страдальчески закатывать глаза.
— Держись! — приободрил я товарища, а когда увидел глаза юнца, в которых отражались страдания умирающего, принялся декламировать: — Держись, мой мальчик: на свете два раза не умирать. Никто нас в жизни не может вышибить из седла!
— Ты о чем, Саймон? Из какого седла? — оторопело спросил Гилас, явно забывший о своей «смертельной» ране.
— Такая уж поговорка у Геракла была,— бодро закончил я строчку, переиначив слова выдающегося поэта[1].
— Львиную шкуру ровнее держите, бараны морские, — неожиданно изрек Тифий.
Я чуть не прыснул от неожиданности. Обижаться на строго кормщика глупо. Он разговаривал редко, но мог и Ясону сказать пару ласковых, а на днях назвал самого Геракла толстяком, из-за которого корабль способен пойти ко дну.
Кого другого полубог мог бы и убить за подобное оскорбление (толстяком Геракл не был, а вот тяжелым — да), но от кормщика стерпел.
К тому же, ужасно понравилась фраза старого кормщика. Хоть прямо сейчас бери и вставляй в «Илиаду». А может, мне самому