Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
– Госпоже это должно быть известно лучше меня, – пожав плечами, отвечала Николь.
– Думаю, что ты ошибаешься, Николь, – как можно Мягче возразила Андре. – Я не сходила с места. Мне только кажется, что было холодно, потом я почувствовала тяжесть, и мне было трудно передвигаться.
– О! – насмешливо воскликнула Николь. – В тот момент, когда я увидела госпожу, она шла довольно скоро.
– Ты меня видела?
– Да.
– Только что ты сказала, что меня не было в гостиной.
– Я и не говорю, что видела вас в гостиной.
– Так где же?
– В передней, у лестницы.
– Это была я?
– Госпожа собственной персоной, я неплохо знаю госпожу, – проговорила Николь, добродушно посмеиваясь.
– Тем не менее я уверена, что не выходила из гостиной, – Андре простодушно надеялась найти ответ в своей памяти.
– А я не сомневаюсь, что видела госпожу в передней. Я тогда подумала, – добавила она и удвоила внимание, – что госпожа возвращается из сада с прогулки. Вчера вечером после грозы была такая чудесная погода! Приятно прогуляться ночью: свежий воздух, аромат цветов, не так ли, госпожа?
– Ты прекрасно знаешь, что я боюсь выходить по ночам, – с улыбкой возразила Андре, – я такая трусиха!
– Можно гулять не одной, – подхватила Николь, – тогда и бояться нечего.
– С кем же прикажешь мне гулять? – спросила Андре, не подозревая, что камеристка задавала все эти вопросы неспроста.
Николь решила не продолжать дознание. Хладнокровие Андре казалось ей верхом лицемерия и обескураживало ее.
Она сочла за благо перевести разговор на другую тему.
– Госпожа говорит, что плохо себя чувствует? –» – спросила она.
– Да, мне очень плохо, – отвечала Андре. – Я совершенно разбита, я чувствую себя очень уставшей без всякой на то причины. Вчера вечером я не делала ничего особенного. Уж не заболеваю ли я?
– Может, госпожа чем-нибудь огорчена? – продолжала Николь.
– И что же? – воскликнула Андре.
– А то, что огорчения производят нередко такое же действие, что и усталость. Уж я-то знаю!
– Так ты чем-то опечалена, Николь? Слова эти прозвучали с такой пренебрежительной небрежностью, что Николь не сдержалась.
– Да, госпожа, у меня неприятности, – опустив глаза, проговорила она.
Андре лениво поднялась с постели, собираясь переодеться.
– Расскажи! – приказала она.
– Я как раз шла к госпоже, чтобы сказать… Она замолчала.
– Чтобы сказать что? Боже, какой у тебя растерянный вид, Николь!
– Я растеряна, а госпожа утомлена; должно быть, мы обе страдаем.
Это «мы» не понравилось Андре; она нахмурила брови и проронила:
– А!
Николь не было дела до восклицаний, хотя интонация Андре должна была бы навести ее на размышления.
– Раз госпожа настаивает, я позволю себе начать, – продолжала она.
– Ну, ну, послушаем, – отвечала Андре.
– Я хочу выйти замуж, госпожа, – заявила Николь.
– Да? – удивилась Андре. – Не рано ли тебе об этом думать, ведь тебе еще нет семнадцати?
– Госпоже тоже только шестнадцать лет.
– И что же?
– А то, что хотя госпоже только шестнадцать, разве она не подумывает о браке?
– С чего вы взяли? – сухо спросила Андре. Николь раскрыла рот, чтобы сказать дерзость, но она хорошо знала Андре, она понимала, что едва начатому объяснению немедленно будет положен конец, поэтому, она спохватилась.
– Да нет, откуда мне знать, о чем думает госпожа, я простая крестьянка и живу так, как того требует природа.
– Как странно ты изъясняешься! – Странно? Разве не естественно любить кого-нибудь и отдаваться любимому?
– Пожалуй. Так что же?
– Ну вот, я люблю одного человека.
– А этот человек тебя любит?
– Надеюсь, госпожа.
Николь поняла, что сомнение прозвучало слишком вяло, необходимо было отвечать уверенно.
– Я в этом убеждена, – поправилась она.
– Прекрасно! Мадмуазель не теряет времени даром в Таверне, как я вижу!
– Надо же подумать о будущем. Вы – барышня и можете получить наследство от какого-нибудь богатого родственника. А я сирота и могу надеяться только на то, что сама кого-нибудь найду.
Все это казалось Андре настолько естественным, что она мало-помалу забыла о том, что вначале сочла эти разговоры неприличными. Кроме того, врожденная доброта взяла верх.
– Так за кого же ты собираешься замуж? – спросила она.
– Госпожа знает его, – отвечала Николь, не сводя прекрасных глаз с Андре.
– Я его знаю?
– Отлично знаете.
– Кто же это? Ну не томи меня!
– Боюсь, что мой выбор будет неприятен госпоже.
– Неприятен?
– Да!
– Так ты сама находишь его неподходящим?
– Я этого не сказала.
– Тогда смело говори, – ведь господа обязаны интересоваться судьбой тех, кто хорошо им служит, а я тобой довольна.
– Госпожа очень добра.
– Ну так говори скорее и застегни мне корсет. Николь собралась с силами.
– Это… Жильбер, – проговорила она, проницательно глядя на Андре.
К великому удивлению Николь, Андре и бровью не повела.
– Жильбер! А, малыш Жильбер, сын моей кормилицы?
– Он самый, госпожа.
– Как? Ты собираешься выйти за этого мальчика?
– Да, госпожа, за него.
– А он тебя любит?
Николь подумала, что настала решительная минута.
– Да он сто раз мне это говорил! – отвечала она.
– Ну так выходи за него, – спокойно предложила Андре. – Не вижу к тому никаких препятствий. Ты осталась без родителей, он – сирота. Вы оба вольны решать свою судьбу.
– Конечно, – пролепетала Николь, ошеломленная тем, что все произошло не так, как она ожидала. – Как! Госпожа позволяет?..
– Ну разумеется. Правда, вы оба еще очень молоды.
– Значит, мы будем вместе больше времени.
– Вы оба бедны.
– Мы будем работать.
– Что он будет делать? Он ведь ничего не умеет. На этот раз Николь не сдержалась: лицемерие хозяйки вывело ее из себя.
– С позволения госпожи, она несправедлива к бедному Жильберу, – заявила она.
– Вот еще! Я отношусь к нему так, как он того заслуживает, а он бездельник.
– Он много читает, стремится к знанию…
– Он злобен, – продолжала Андре.
– Только не по отношению к вам, – возразила Николь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Госпожа лучше меня знает: ведь по ее распоряжению он ходит на охоту.
– По моему распоряжению?
– Да. Он готов пройти много миль в поисках дичи.
– Клянусь, я этого не подозревала.
– Не подозревали дичь? – насмешливо спросила Николь.
Андре, возможно, посмеялась бы над этой остротой и в другое время могла бы не заметить желчи в словах камеристки, если бы находилась в привычном расположении духа. Но ее измученные нервы были натянуты, как струна. Малейшее усилие воли или необходимость движения вызывали в ней дрожь. Даже при небольшом напряжении ума она должна была преодолевать сопротивление: говоря современным языком, она нервничала. Удачное словцо – филологическая находка – обозначающее состояние, при котором все дрожит от нетерпения; состояние сродни тому, что мы испытываем, когда едим какой-нибудь терпкий плод или прикасаемся к шероховатой поверхности.
– Чем я обязана твоему остроумию? – оживилась вдруг Андре. Вместе с нетерпимостью к ней вернулась проницательность, которую она из-за недомогания не могла проявить в самом начале разговора.
! – Я не остроумна, госпожа, – возразила Николь. – Остроумие – привилегия знатных дам, а я – простая девушка, я говорю то, что есть.
– Ну и что же ты хочешь сказать?
– Госпожа несправедлива к Жильберу, а он очень внимателен к госпоже. Вот что я хотела сказать.
– Он исполняет свой долг, будучи слугой. Что же дальше?
– Жильбер не слуга, госпожа, он не получает жалованья.
– Он сын нашего бывшего управляющего. Он ест, спит и ничего не платит за стол и угол. Тем хуже для него, – значит он крадет эти деньги. Однако на что ты намекаешь, почему ты так горячо защищаешь мальчишку, на которого никто и не думал нападать?
– О, я знаю, что госпожа на него не нападает, – с ядовитой улыбкой проговорила Николь, – скорее напротив.
– Ничего не понимаю!
– Потому что госпожа не желает понимать.
– Довольно, мадмуазель, – холодно отрезала Андре. – Немедленно объясни, что все это значит!
– Госпоже лучше меня известно, что я хочу сказать.
– Нет, я ничего не знаю и даже не догадываюсь, потому что мне некогда разгадывать твои загадки. Ты просишь Моего согласия на брак, не так ли?
– Да, госпожа. Я прошу госпожу не сердиться на меря за то, что Жильбер меня любит.
– Да мне-то что, любит тебя Жильбер или нет? Послушайте, мадмуазель, вы начинаете мне надоедать.
Николь подскочила, как петушок на шпорах. Долго сдерживаемая злость нашла, наконец, выход.
– Может, госпожа и Жильберу сказала то же самое? – воскликнула она.
– Да разве я хоть однажды разговаривала с вашим Жильбером? Оставьте меня в покое, мадмуазель, вы, верно, не г, своем уме.
