Котова Ирина - Королевская кровь 1

мы перекидываемся, именно эти линии, раскручиваясь, создают контуры нашего нового

тела.

- Я не понимаю, - шепчет она, заворожено гладя чудесный орнамент.

- Я и сам не очень-то понимаю, - отвечает он так же тихо, сосредоточенный на движении

ее рук. – Когда мы поженимся, я познакомлю тебя с учителем, он все объяснит. Если, конечно, он еще жив, - вспоминает он и тут же мрачнеет.

Тася, как настоящая женщина, чувствует эту смену настроения, и понимает, что нужно

снова отвлекать. Поэтому она в липнущей к телу рубахе перебирается вперед, садится в

воду перед ним на колени, и предупреждает:

- Руки держать при себе!

- А то что? – спрашивает он, с интересом глядя, как она намыливает мочалку и

придвигается к его груди.

- А то останешься грязнулей, - грозится девушка, и приступает к делу.

Энтери любуется ей – волосы выбились из поднятых наверх кос и влажные прядки падают

на лицо, она периодически сдувает их вверх, но они снова падают, мешая.

Он протягивает руку и заправляет прядку ей за ухо. Тася улыбается:

- Спасибо! Ну, все, ополаскивайся.

- А как же нижняя половина дракона? – хитро интересуется Энтери, выныривая из воды.

Пена быстро уходит в следующие бассейны.

- А нижнюю половину дракона вымоет верхняя половина дракона, - фыркает Тася, и он

хохочет, так, что вокруг него закручиваются небольшие бурунчики.

- А может верхняя половина дракона вымыть какую-нибудь половину своей любимой? –

вкрадчиво интересуется он, притягивая Тасю к себе на колени, так, что она садится к нему

боком, и чувствуя ее всем телом. – А лучше и всю любимую. Ох, милая, что же ты со мной

делаешь?

Она краснеет, шлепает его по плечу мочалкой, но не вырывается, уткнувшись ему в шею, пока он расстегивает неподатливые пуговки, а потом стаскивает с нее рубаху, вытаскивает

мокрую противную одежду, зажатую, между его бедром и ее мягкой попкой, и швыряет ее

на камень. Все сразу становится так, как должно быть. Тася напряжена, и он

успокаивающе гладит ее по спинке, чувствуя под пальцами старые шрамы.

- Я только помою тебя, - глухо шепчет он ей на ухо, целуя и ушко, и шею, - и посмотрю на

тебя. Тасюш, не бойся меня, пожалуйста.

Он, конечно, возбужден, и она не может этого не чувствовать своим бедром, но он же не

животное, чтобы насиловать или соблазнять ее здесь, вопреки ее принципам.

Тася медленно-медленно расслабляется под его легкими поглаживаниями, затем, видимо, принимает решение, и вкладывает мочалку ему в руку. Энтери ставит ее перед собой, и на

миг усомняется в разумности своего поведения, потому что ничего прекрасней он никогда

не видел. Капельки воды блестят на ее теле, пока она расплетает волосы. Наконец, он

касается ее мочалкой и несколько минут старательно трет ее, стараясь сосредоточиться на

задаче и не пропустить ни одного местечка. В мыльной пене она похожа на сливочное

пироженное, и он не удерживается, наклоняется вперед и трогает языком ее сосок, пусть

покрытый невкусной пеной, все равно сладкий. Тася от неожиданности пищит и от греха

подальше окунается в воду с головой.

После он сажает ее между своих ног и долго моет ее чудесные волосы, наслаждаясь

прикосновением ее тела к своему. Руки его то и дело опускаются ниже, гладят грудь с

торчащими бутонами сосков, живот, трогают кругленькую попку, прижатую к самому

дорогому. Тася разморена от теплой воды и от ласк, иногда прерывисто вздыхает на особо

нескромных движениях, но не уходит.

«Она же верит тебе, тупица» - соображает дракон, и от этого внутри становится тепло-

тепло.

Когда намыливание закончено, он подхватывает ее под попку, с восторгом чувствуя и все

округлости, и мягкий пушок там, где он должен быть, и под визг Таисии окунает их обоих

с головой.

После они еще долго лежат в воде, лениво и сладострастно целуются, изучают друг друга, в каком-то невообразимом волнующем состоянии, и любуются на огромную чернильно-

синюю чашу неба, с крупными, как будто можно протянуть руку и взять, сияющими

звездами.

С утра дракона разбудило отчаянное меканье и окрики Михайлиса. Энтери,

приподнявшись на локте, выглянул в окошко, в которое уже пробивались первые лучи

солнца. Двор был заполонен колыхающейся серой массой, в которой спросонья он не

сразу разглядел головы, копыта и хвосты. Старый Михайлис с Лорой пригнали целое

небольшое стадо!

Тася, в своей длинной ночной рубашке, спала лицом к нему, и во сне казалась совсем

малышкой. Он потихоньку, чтобы не разбудить ее, вылез из-под одеяла, оделся и вышел на

кухоньку.

Лорик жарила блины и была свежа и прекрасна, как чудесный цветок. Она хихикнула,

увидев заспанного дракона. А Энтери с удивлением понял, что, отдавая дань ее красоте, он

остается к девушке совершенно равнодушным. Сколько их было, прекраснейших из

прекрасных, а такую, как Тася, о которую можно отогреться – он встретил впервые.

«Да уж, - подумал он, - старею, видимо».

Он вышел на улицу, умылся в ручном рукомойнике и подошел к старику. Тот стоял,

наблюдая за привязанными друг к другу животными, и курил.

- Хорошее утро, - поздоровался Энтери, ощущая заворочавшегося голодного дракона

внутри.

- Хорошее, - благожелательно кивнул старик. – Это все тебе, подранок.

Внутри ликующе взвыл дракон, а человек внимательно посмотрел на старика и спросил:

- Откуда вы их взяли? Я не знаю, как сейчас стоят овцы, но у нас не всякий мог себе их

позволить.

Михайлис внезапно рассердился.

- Ты мне тут еще поупрямься! Не твое дело, откуда я тебе взял еду! А только моя задача

гостя вылечить, чтобы ты снова летать смог!

- Отец, - тихо сказал Энтери, - я же на Таисии жениться хочу. Я честный дракон, а не

залетный какой-нибудь. Какой я вам гость?

Михайлис глянул на него, пожевал длинный мундштук трубки.

- Ну надо же, - проворчал он свою любимую присказку. – Сговорились уже?

Дракон кивнул.

- Тем более – куда я тебя отправлю, если ты летать не можешь? Без слез не взглянешь – не

дракон, а суповой набор! Скажут, что старый Михайлис совсем стыд потерял – не

откормил, не выходил, дочку за доходягу выдает.

- А зачем меня куда-то отправлять? – не понял Энтери.

Старый охотник протяжно и как-то ностальгически вздохнул, выпуская дым.

- А как же иначе, сынок? Помню, когда я за ее матерью сватался, так еле выдержал. Это

обычай у нас такой. Как сговариваетесь на помолвку – повязываются на руки черные

тиньки, это такие плетеные брачные обеты, на верность и постоянство. Черные потому, что чернее тоски нет ничего. И затем влюбленные расстаются на 3 месяца. Ни встречаться

нельзя, ни говорить. Как раз срок хороший, чтобы, если это не твоя половинка, это

осознать и жизни друг другу не поломать.

-А уж если выдержишь, - продолжал его будущий тесть, – тут вы уже считаетесь женихом

и невестой, вас оглашают в храме, и на руки повязываются уже тиньки красные. Потому

что красный – ретивый, упорный. После этого надо еще три задания-загадки от невесты

выполнить, они для всех одинаковы, но мужикам женатым делиться решениями строго

запрещено – проклят будет от Синей Богини.

- И что? – спросил немного ошеломленный от столкновения культур дракон. Он-то думал, что сходят сегодня-завтра в храм, проведут обряд, и унесет он свою Тасеньку в дворец к

себе, если он еще стоит. И там она наконец-то станет его – и душой, и телом.

- Ну, если выполняешь, загадки решаешь, - то тут же жрец и проводит обряд. Свадьбу

играем, молодых поздравляем, и на ночь вы в храме остаетесь, на половине Синей. Там

супруги и познают гммм…гхм….да …друг друга.

На словах про «познание» старик смутился, снова затянулся, выпустил дым - о дочери все-

таки говорит.

Энтери, обалдевший так, что даже мекающие овцы и возможность наконец-то наесться

досыта ему стали безразличны, как-то нервно протянул руку к трубке:

- Можно? Давно хочу попросить попробовать.

- Ну давай, - с сомнением сказал старик. – Только дым не глотай, держи во рту, не вдыхай, кому говорю!

Но дракон уже надрывно кашлял, вытирая слезы в уголках глаз. Потом попробовал еще

раз, так, как говорил Михайлис. Никаких особенных ощущений он не испытал, но

ритмичное вдыхание-выдыхание дыма вводило в своеобразный транс.

- Успокаивает, - заметил он, передавая трубку обратно.

- А то! Потому и курю, - ответил старик. – Со смертью жены начал…

Когда они вошли обратно в дом, Тася уже встала и, одетая в цветастое платье до колен, нарезала крупными кусками свежепеченный хлеб. Дух от хлеба шел сногсшибательный.

Улучив момент, когда отец и сестра его девушки отвернулись от них, Энтери провел

губами по ее затылку, вдыхая ставший уже родным запах, и, воспользовавшись тем, что

огромный нож остановился – Тасенька замерла от его близости, коварно стянул аппетитно