Неизвестно - Шелест Да не судимы будете

Конец февраля 1943 года. На дворе большая распутица, подвоз боеприпасов, горюче-смазочных материалов, питания очень затруднено, автомашин явно не хватает, да и проходи­мость их по распутице весьма ограничена, гужевым транспор­том ни на санях, ни на колесах далеко не уедешь.

Из немецких передач мы узнаем, что большая группа наших войск под Барвенковом попала в окружение, пехота пытается выйти из окружения, но несет большие потери. Танки без горючего зарыты в землю, отстреливаются (это пока есть боеприпасы, а затем гибель). Во второй передаче немцы пере­дают, что «окруженная группировка советских войск в районе Барвенкова ликвидируется, много убитых, раненых, пленньгх, большие трофеи военной техники». Мы все тяжело переживаем нашу неудачную операцию. Вышедшие с боями из окружения рассказывают о кошмаре и огромных наших потерях, безнадеж­ности нашей окруженной группировки войск. Находятся «умни­ки», особенно «смершевцы»28, которые пытаются обвинить вы­шедших из окружения чуть ли не в трусости и пораженчестве. Усилились бомбардировки города, у населения настроение уны­лое, на предприятиях рабочие спрашивают нас: «Скажите от­кровенно, вы что, снова оставите Харьков?» А что мы можем им на это ответить?

Первые числа марта, уже весна, казалось бы, должно быть и настроение весеннее, но нет, на душе и сердце горесть нашей неудачи под Харьковом. По всему видно, что город придется снова оставлять.

Вскоре меня к себе пригласил секретарь обкома А. А. Епи­шев и дал задание этой же ночью, а это было накануне 8 марта, вывезти из Харькова в Купянск большую группу академиков, ученых, профессоров и их семьи, которые оставались при нем­цах в Харькове. Получил списки, адреса, поздно вечером при­ступил к операции, в этом мне помогали три человека из партизан, в том числе Вася, о котором я уже упоминал. К полу­ночи собрали всех на сборном пункте — всего с семьями их оказалось 60 человек, погрузили на две оборудованные маши­ны, в каждой машине сопровождаю!ций с автоматом. В два часа ночи начался наш выезд из города, два раза мы попадали под бомбежку, была большая паника среди эвакуированных, при­шлось успокаивать и следить за тем, чтобы никто не отстал. Сошло все благополучно, хотя вокруг падали бомбы п были разрушения. Без потерь всех благополучно доставили в Ку­пянск, на следующий день двумя теплушками отправили в глу­бокий тыл. Многие из эвакуированных благодарили за то, что их своевременно, хорошо и организованно вывезли из Харько­ва.

По распоряжению А. А. Епишева, я направляюсь в Москву по спецзаданию. У секретаря Харьковского горкома КП/б/У В. М. Чураева я попросился из Москвы съездить в Че­лябинск к семье, ибо поступили данные, что там далеко не все в порядке. Разрешение получил, выписали проездные докумен­ты.

Мой маршрут проходил по Воронежской области, ехали мы больше по проселочным дорогам. В поле мы напоролись на противотанковые мины, взорвавшись, две из них отбросили нашу машину на 2 — 3 метра с проезжей части, и она получила повреждение. В этом же районе видели следы разгрома, уничто­жения нашими частями вражеского воинского соединения. Ни­чего не было убрано, все валяется — разбитая техника, автома- ШШ1Ы, орудия, стрелковое оружие, трупы солдат и лошадей, все это на огромной площади между двух рощ. По признакам, разгромлено не меньше полка, чувствуется, что подразделение было окружено и уничтожено. Трупный смрад ужасный.

Добрался я до Москвы на четвертые сутки. Выяснил все вопросы, которые мне были поручены Епишевым. Епишев через некоторое время ушел в армию на политработу, многим тоже посчастливилось попасть в армию. Я снова прошусь в ар­мию или в партизаны, не пускают, ссылаясь на специальную бронь.

Несколько раз заходил в ЦК ВКП/б/ в свой отдел — прини­мают хорошо, предлагают возвратиться работать в отдел по РС, почему-то нет никакого желания. Чтобы дозвониться в Че­лябинск, с разрешения руководства остался на ночь в отделе.

Дозвонился в Челябинск, вести далеко не утешительные. Выехал в Челябинск, все на месте выяснил и снова поехал в Москву решать свою судьбу.

В Москве мне долго пришлось ждать решения моего вопро­са. Приходилось буквально голодать, денег нет, да и покушать негде, все по карточкам, по талонам. Жил я и ночевал где и как придется. Снова прошусь в армию или партизаны, но этого вопроса никто не решает. Я за помощью обратился к управляю- ш.ему делами ЦК ВКП/б/ Д. Крупину — он решил все мои затруднения, определил с жильем, выдал продовольственные карточки и талоны на питание, прикрепил к столовой. С Ири­ной у нас происходят регулярная переписка и периодические разговоры по телефону, я и она оба нервничаем, как же быть дальше, ведь жить, по существу, не на что, но подбадриваем друг друга в надежде на лучшее.

По приглашению я несколько раз был в ЦК ВКП/б/ в отделе кадров у Андреева и заведующего оборонным отделом Серби- на — они ведут со мной разговор по поводу предстоящей рабо­ты, мне казалось, что дело затягивается, и я был готов дать свое согласие на любое предложение. Наконец в августе 1943 года меня пригласил к себе Сербии и сообщил, что я решением Секретариата ЦК ВКП/б/ утвержден парторгом ЦК ВКП/б/ завода № 306 Наркомата авиационной промышленности в Сара­тове.

После этого решения я воспрял духом. Наконец-то кончи­лись мое томительное безделье и гнетущая неопределенность, я при настоящем деле, могу приносить определенную пользу. Поехал в Наркомат авиапромышленности (НКАП), где позна­комился с начальником главка и директором завода Филимоно­вым. По договоренности с отделом ЦК ВКП/б/ и НКАП я пое­хал из Москвы сначала в Челябинск за семьей и прямо уже оттуда мы поездом отправились к новому месту назначения.

Не предполагал я тогда, что мне придется в Саратове задер­жаться почти на полных шесть лет. С этим городом, его людьми, партийной организацией у меня связано много хороше­го, напряженного труда и упорной работы, радостей, печалей и личных переживаний и трудностей. В целом же о Саратове на всю жизнь остались теплые воспоминания, хотя и было далеко не легко — всего хватало.

Кроме своей основной работы как парторга ЦК ВКП/б/, много приходилось выполнять работы по поручению райкома, горкома и обкома ВКП/б/: участвовать в разного рода комисси­ях и быть их председателем. Как-то я быстро вошел в основной и прочный круг партийного актива города и области. В это время часть правительства Украины и ЦК КП/б/У находилась в Саратове. По работе мне мало приходилось с ними сталки­ваться, но у меня были мысли, чтобы возвратиться на Украину, в Харьков. Некоторые, правда, отдельные, но влиятельные работники как-то отчужденно ко мне относились. Очевидно, им было завидно, что я работаю, не бездельничаю и на хорошем счету в саратовской партийной организации. Таким ко мне отношением я не особенно был огорчен, ведь я работаю на общее дело, приношу пользу, имею вес и авторитет.

Мне приходилось часто бывать на селе в качестве уполномо­ченного по проведению сельскохозяйственных работ. Видел удручающее состояние сельского хозяйства и беспросветность в этом важнейшем деле. Как-то я поехал за Волгу, в селение бывшей автономной республики немцев Поволжья и был свиде­телем и очевидцем того, в какое разорение и запустение при­шло все хозяйство, постройки после выселения оттуда немцев. Кто мог допустить такое варварство по уничтожению сельхо- зинвентаря, скота, построек, жилых и хозяйственных? Это был погром и пожарище, жутко было смотреть. А до выселения это были цветущие, богатые места с высокой культурой земледе­лия, высокими урожаями зерновых и технических культур, с интенсивным животноводством.

Первым секретарем Саратовского обкома в то время был Павел Тимофеевич Комаров. Он только что заменил на этом посту Баркова. Комаров — это старый коммунист, опытный партийный работник, человек, обладающий большим жизнен­ным опытом. Но общая грамотность и подготовка были слабы- щ, но это все восполнялось природным умом и богатым житей­ским опытом.

В августе 1945 года меня пригласили в обком партии на беседу с П. Т. Комаровым. Он предложил мне перейти рабо­тать в обком партии заместителем секретаря обкома партии по авиационной промышленности. Я дал согласие и через неделю уже работал в обкоме. По сути, я занимался всей оборонной промышленностью области. Самым крупным оборонным про­мышленным предприятием города и области был «завод ком­байнов» — авиационный завод № 292, выпускавший самолеты конструкции А. Яковлева: Як-3, Як-6, а затем Як-9. На заводе работали свыше 25 тысяч рабочих, партийная организация в своих рядах насчитывала около 3 тысяч человек. На этом предприятии мне часто приходилось бывать и вместе с партко­мом и дирекцией завода решать многие технические и организа­ционные вопросы. Целые авиащюнные полки отправлялись прямо с заводского аэродрома на фронт.

Завод № 306, на котором я ранее работал парторгом ЦК ВКП/б/, тоже входил в мое обслуживание. Набирал полную мощь огромный завод специальной радиоаппаратуры и радиотех­ники, который был расположен за Волгой, в г. Энгельсе. На этих и многих других заводах, конструкторских бюро нужно было держать под контролем разработку и производство оборон­ной техники. Мне часто приходилось бывать у Комарова, докла­дывать ему о делах оборонной промышленности, готовить ин­формацию и докладные записки в ЦК ВКП/б/. Павел Тимофее­вич старался вникать в суть работы оборонной промышленно­сти. Хотя ему трудно было разобраться в производственной инженерной специфике, но он всегда внимательно меня выслу­шивал и, казалось, пытался что-то у меня почерпнуть в области организации, технологии и конструкции изделий и машин. Если же речь заходила о работе партийной организации, о житейском опыте, то тут у Павла Тимофеевича было чему поучиться, и я многое в этих вопросах познал и позаимствовал у него и по сей день благодарен ему как старшему партийному, более опыт­ному товарищу.