Тайные наслаждения - Хейер Джорджетт
– Нет, мне об этом рассказывал сам мистер Евстасий, – стоял на своем Барроу. – Лягушатник в те времена был еще сущим младенцем, и в корзине с капустой поместился, как мышка в норке.
– То была тележка с капустой, и уж наверняка он не просидел в ней всю дорогу до Англии! Это случилось в самом начале скверной революции, что у них там стряслась, мадам, и тогда и вправду говорили, будто достойным людям, особенно леди и джентльменам, приходилось чуть ли не контрабандой выбираться из города, переодеваясь кем попало.
– Да уж, лягушатникам только дай волю, и они такого натворят, что только держись! – с умудренным видом закивал головой Барроу. – Хотя, конечно, нельзя верить всему, что слышишь, а уж эта история еще тогда показалась мне сущей небылицей.
– Семья эмигрантов! Вот оно что! – сказала Элинор. – Право же, мне следовало самой догадаться об этом.
– Не знаю, что это за семейство такое, – с опаской заключил Барроу, – но с чего бы ему взбрело в голову являться в гости к мистеру Евстасию посреди ночи? Правда, я и видел-то его лишь пару раз, но, будь он хоть трижды лягушатник, он всегда входил через дверь, как полагается доброму христианину.
– По-моему, он обмолвился, что приехал в гости к друзьям по соседству.
Однако Барроу, похоже, отнесся к этому с недоверием. Он задумчиво поскреб подбородок и заявил:
– Во всяком случае, он приехал не к его светлости, это точно. И в приорате он тоже не мог остановиться, потому как старый сэр Мэттью недолюбливает всех лягушатников. И в Элм-Хаус его быть не может, ведь таких приличных дам, как мисс Линтон и мисс Элизабет, вовек не сыскать, и они ни за что не поселили бы у себя джентльмена. А если он имел в виду Хертс, так мистер Фринтон со своей леди укатили в Лондон, и на этой неделе их возвращения не ждут.
– Скорее всего, он приехал с Холма, – уверенно заявила миссис Барроу. – Хотя, не сомневаюсь, особого значения это не имеет.
– В самую точку! – согласился ее супруг. – А вот что они могут выкинуть, те, кто живет на Холме, одному богу известно.
Высказавшись в духе типичного представителя вельда[23], он, похоже, счел вопрос закрытым и отправился проводить инвентаризацию серебра в доме.
Элинор, оставив эту тему, вскоре начала обсуждать с миссис Барроу насущные хозяйственные вопросы. Но, когда почтенная дама отбыла на кухню, мысли девушки вновь вернулись к ночному эпизоду, и, машинально занимаясь домашними делами, она по-прежнему ломала голову над этим случаем.
Раздавшийся в одиннадцать часов стук копыт на подъездной аллее заставил Элинор выглянуть в окно. Взору ее предстал достопочтенный Николас Карлайон верхом на чудесной гнедой кобыле, которого сопровождал пес, помесь мастифа с борзой, весело прыгавший рядом с лошадью. Заметив девушку, он дружески взмахнул хлыстом и крикнул:
– Здравствуйте! Нед сказал, что я должен приехать сюда и узнать, как тут у вас дела.
– Я чрезвычайно признательна вам обоим! – отозвалась Элинор. – Отведите свою лошадь на конюшню, а я пока сойду вниз и впущу вас.
Когда Никки вернулся, она уже стояла на крыльце. Подойдя к ней, юноша сорвал с головы шляпу и заявил:
– Доброе утро, мадам! Вы ведь не против присутствия Баунсера?[24] Если вам это неприятно, я, конечно, могу оставить его снаружи, вот только он наверняка начнет охотиться, а вся штука в том, что сэр Мэттью Кендалл развел на своих землях кроличий питомник, и ему очень не по нраву, когда Баунсер гоняет этих зверьков.
– Нет, конечно, это никуда не годится, – отозвалась Элинор. – Я ничуть не возражаю против вашего пса, поскольку с детства привыкла к собакам. Берите его с собой!
Никки явно остался доволен и свистнул, подзывая к себе пса. Барроу, который именно в этот момент пересек холл, с нескрываемым упреком взглянул на свою госпожу, после чего выразил просвещенное мнение, что если мастеру Никки вздумалось приводить в дом своих собак и пачкать полы, то нет смысла звать жену садовника, чтобы она мыла их. Но умная ищейка приподняла верхнюю губу и продемонстрировала ему в оскале свои белоснежные клыки, после чего дворецкий, что-то ворча себе под нос, почел за благо удалиться.
– Мой брат куда-то укатил, миссис Шевиот, – сообщил Никки, направляясь за хозяйкой в библиотеку. – Ах да! Вам не нравится, когда вас называют этим именем! Знаете, я вот что подумал: если вы не станете особенно уж возражать, я буду называть вас «кузина Элинор». Потому что вы ведь – наша кузина, верно?
– По мужу – пожалуй, да, – согласилась Элинор. – И я ничуть не возражаю, если вы будете называть меня именно так, кузен Николас.
– О, только не это! Я не хочу, чтобы вы звали меня Николасом! – запротестовал юноша. – Меня никто так не называет, разве что Джон время от времени, когда читает мне очередную нотацию! А Нед вообще ни разу не назвал меня этим именем. Вот это да, вы уже здесь все переставили! Высший класс!
Элинор пригласила Никки присесть у камина; он отказался перекусить, зато настойчиво пожелал узнать, чем может быть ей полезен.
– Понимаете, у меня сейчас каникулы, – сообщил он ей. – И Нед говорит, мол, я могу заняться каким-нибудь делом.
Элинор, сортируя и разбирая постельное белье, решила обойтись без его помощи, зато ей пришло в голову, что он вполне может пролить свет на личность ее давешнего полночного визитера. Поэтому она рассказала юноше о случившемся. Никки выслушал ее с большим интересом, а в конце заявил, что его кузен Евстасий всегда был чокнутым, поэтому от всех его друзей и знакомых лучше держаться подальше. Но юношу куда больше озаботил сам факт проникновения француза в особняк, нежели его подлинное имя.
– Дело шито белыми нитками, кузина! – заявил Никки. – Никто не станет тайком пробираться в полночь в чужой дом, если только он не замыслил что-либо недоброе. Точно вам говорю, Евстасий был замешан в чем-то непотребном!
– Надеюсь, вы ошибаетесь! – сообщила она ему. – Иначе мне даже страшно подумать о том, какие ужасные личности могут пробраться сюда в надежде встретить его!
– Вы правы. И вы совершенно уверены, что все двери были заперты?
– Я не нашла ни одной, которая не была бы закрыта на засов. По-моему, это очень странно! Признаюсь, сей факт чрезвычайно меня беспокоит.
– Вот что я вам скажу, кузина Элинор! – начал Никки, и глаза его засверкали. – Я ничуть не удивлюсь, если в дом ведет какой-нибудь потайной ход, о котором мы ничего не знаем!
Девушка в страхе уставилась на него.
– Прошу вас, не заставляйте меня думать о таких ужасных вещах! – взмолилась она.
– А мне представляется, что я прав, – настаивал он. – Знаете, если верить преданиям, то именно в этом доме после Вустера скрывался Карл II[25]. Нед говорит, что все это ерунда, король на пушечный выстрел не приближался к Хайнунз[26], но только представьте, если это действительно так!
– Уже представляю! – безжизненным тоном отозвалась Элинор.
Никки вскочил на ноги и начал расхаживать по комнате, рассматривая стены.
– По идее, где-то должна быть вделана раздвижная панель, такая, которую я видел в каком-то старом доме, с выходом в сад.
– В этой комнате ее нет, – решительно заявила Элинор. – Сюда он не входил – и еще, я бы очень хотела, чтобы вы не рассказывали мне всякие ужасы! Иначе ночью я не сомкну глаз!
– Да, это уж точно! – великодушно согласился Никки. – Разумеется, мы должны найти ее! Клянусь богом, какое неожиданное приключение!
Отговорить юношу от осмотра дома, к чему он готов был приступить немедленно, не удалось, и Элинор пошла вместе с ним, разрываясь между веселым изумлением при виде его энтузиазма и страхом, что он действительно обнаружит то, что ищет. Баунсер за компанию отправился следом, надеясь поохотиться на крыс, однако вскоре это занятие ему прискучило, и он улегся на пол в углу, зевая во всю пасть. Никки обстучал все стены в комнатах на первом этаже, но гулкого пустого звука так нигде и не услышал. Элинор уже готова была вздохнуть с облегчением, когда юноша вдруг заявил: он намерен подняться на второй этаж. Она сочла маловероятным, что потайной ход может начинаться в одной из спален, на что Никки возразил: однажды ему уже довелось видеть нечто подобное: ход вел вниз из сырохранилища на верхнем этаже.
