Петр Ирисов - Петрович, повелитель Вселенной
В княжеские которы Александрийский Патриархат практически не вмешивался, и очевидную поддержку никому не оказывал. Святополк против Владимира, Ярослав против Святополка, Ярослав против Брячислава Полоцкого (Ярослав, кстати, продул, и Полоцк получил фактическую самостоятельность, за что княжество дорого заплатило впоследствии), Ярослав против Мстислава.
«И несть им числа».
Одно время Петрович подумывал поддержать наших в матче Ярослав — Болеслав. Еще с Того Времени ему врезался в память факт, что в основе богатства Краковского воеводства лежала добыча соли. Огромные соляные шахты в Вавеле, где соль добывалась на протяжении тысячелетия. Петрович полагал, что Краков вполне годится на роль западного форпоста киевских земель.
Но перебороть свою неприязнь к Ярославу так и не смог. Хладнокровное убийство Бориса и Глеба, и красивый перевод стрелок на Святополка может и объяснялся высокой политикой, но чисто по-человечески Петровичу Ярослав из-за этой истории был не по сердцу. У Петровича с его братом отношения тоже были не простые, но не до смертоубийства же доходить. Не вмешался, одним словом.
Никуда Краков не денется.
Так что только природное человеколюбие Петровича спасало пока князей от геноцида.
А в далекой Персии поднимал голову призрак зороастризма.
Иногда азиатские дела казались Петровичу многоголовой гидрой, одолеть которую совершенно невозможно. Не успел расправиться с одними кочевниками, как уже прутся вторые.
До значительного влияния европейцев на ход исторических процессов по меркам Того Времени было как минимум пара веков, а то и больше. В Этом Времени Петрович и вовсе не намеревался допустить их к дележу мирового пирога. И уж никак ему не улыбалось иметь у себя под боком разных османов, сельджуков и прочих турков.
Умом Петрович понимал, что его негативное отношение к туркам и арабам во многом перенеслось вместе с ним. Мусульманизация Европы, исламские трущобы в Париже, туркестан в Германии и шариат в Англии казались Петровичу странным извращением, отнюдь не способствующим установлению Рая Небесного на Земле. С его точки зрения, ислам прекрасно подходил для верблюдофилов и совершенно не мог служить базой для гармоничного развития социума.
Впрочем, если быть откровенным, в качестве допустимых религиозных учений Петрович рассматривал всего два: чань-буддизм, ну и свое правильное православие.
Петрович много времени провел в размышлениях, чем же разбавить мусульманский пояс, протянувшийся от Испании до Филиппин. И в конце концов остановил свой выбор на зороастризме.
Не то чтобы ему сильно нравился зороастризм. Вполне можно было бы и митраизм выбрать, как более близкий к христианским постулатам. Недаром христиане так много заимствовали из митраизма. Однако, Хосров зороастризм кодифицировал. А вот митраизму с этим не повезло.
Немаловажном фактором в выборе зороастризма послужило также то, что, несмотря ни на какие ухищрения мусульман, персы в равной степени как крестьяшки, так и феодалы всех рангов, хранили священный огонь Авесты в своих сердцах.
Это было неожиданно. Такой приятный и значимый бонус.
Надо сказать, что к персам Петрович испытывал странную симпатию.
Нет, в детстве, конечно, он был за трехсот спартанцев и Александра Македонского. Однако с возрастом его предпочтения загадочно изменились. И он иногда жалел, что в персидском руководстве в лице Дария немножко не хватило воли, решительности и военной удачи. Шансы у Дария I завоевать Грецию, что у Дария III разгромить Македонского, были, на взгляд Петровича, необычайно велики.
Однако решение персидского вопроса оказывалось делом очень и очень непростым. С одной стороны, Махмуд Газневи державу свою держал крепко, спуску врагам не давал. А с другой, его военные успехи и послужили причиной падения Газневидии.
А потом придут сельджуки и подарят туркам-османам землю в Анатолии, откуда те начнут победоносное шествие на запад. Авторитет сельджуков был настолько велик, что монголы не решились вступить с ними в прямое столкновение и выбрали северный путь в Европу.
Иногда Петрович ужасно жалел о том, что у него нет кнопочки Save-Load. Не понимал он, какое количество возмущений и изменений необходимо сделать, чтобы Поход к последнему морю не состоялся. Как далеко географически распространяются сейсмические волны от его действий.
Понятно, что в Латинской Америке империи инков и ацтеков живут точно так же, как они бы жили без Петровича. Но вот тот же Чингис-хан. У него все еще есть шанс появиться и объединить многочисленные племена или о нашествии монголов можно уже не беспокоиться? Не знал Петрович ответы на эти вопросы и очень беспокоился, что рано или поздно наступит такой момент, когда реальная история пойдет совершенно другим путем.
После долгих споров в штабе, многократного моделирования ситуации и военно-тактических учений, решение по сельджукам было выработано. Во-первых, были отправлены мобеды и дастуры проповедовать зороастризм. Во-вторых, началась работа по созданию материально-технической базы для отражения нашествия сельджуков. Запасы оружия, продовольствия, военно-спортивные лагеря и все, что положено.
Победа над сельджуками как раз и должна была послужить мощным идеологическим фундаментом для дальнейшего продвижения старой новой религии.
Петрович принял еще одно очень непростое решение. А именно — о проведении спецоперации против сельджуков. Реально помочь персам остановить их могло только чудо. И в качестве чуда Петрович был готов использовать боевые ОВ.
Этакая своеобразная репетиция встречи чингизидов, если никакого другого способа не останется.
25. Юбилей. 19 июня. 1018 год
Юбилеи Петрович отмечал каждые четверть века. И именно 19 июня, когда он впервые локализовал себя в Этом Времени.
Полиморфы первый юбилей проспали. Никак не отреагировали. А вот на следующие дарили Петровичу подарки.
По некоторым обмолвкам Петрович догадывался, что на столетний юбилей полиморфы готовят нечто совершенно особенное.
Беловодье разрослось. Так или иначе, но патриаршье подворье служило центром кристаллизации, и местные и неместные с удовольствием селились рядом с источником власти и могущества.
Что давало возможность Петровичу реализовать себя как градостроителя.
Он по всякому попробовал. И квадратные кварталы, и концентрические окружности, и веерные варианты.
В конце концов, в качестве типового проекта был выбран прямоугольный вариант. Бульвары, проспекты, все как положено.
Совершенно непохоже ни на один город Этого Времени. Деревянные тротуары, отсыпанные щебенкой улицы и переулки.
Конечно, скученность в городах объяснялась в первую очередь необходимостью возведения городских стен для защиты от нежелательных гостей.
Тесноту Петрович ненавидел намного больше, чем гостей. Так что город строился широко, на внутреннем пространстве не экономили. Но отступления от плана застройки карались по всей строгости, вплоть до сноса строений и выплаты серьезных штрафов.
На берегу озера по настоянию Петровича построили променаду, откуда можно было любоваться чудесным природным феноменом. На закате воды озера вдруг начинали светиться белым светом.
Торговцев пирожками и сбитнем строго проверял монастырский санэпид, и недобросовестные товарищи, использующие несвежую требуху, а то и вовсе кабыздохов, были драны кнутом нещадно.
Но каждый раз с очередной миграционной волной попадались умники, решившие что уж им-то точно удастся всех объегорить.
Качество, вот что должно быть становой жилой новых русских, думал Петрович, сидя на променаде и жуя пирожок с зеленым луком и яйцом. Качество, а не раздолбайство и штурмовщина. Всех немцев насильственно переселю и в русских перекрещу, а качества добьюсь.
Или не в русских? Вот почему все нации имена существительные, а только русские прилагательные? С детских лет Петровичу это казалось чем-то негармоничным. Но как назвать? Россияне? И, прости господи за выражение, россиянки? Нет, такие грамматические уродцы не должны существовать в принципе. Русичи и русички? Русины и русинки? Этот вариант в целом возмущения не вызывал. А может, славы и славянки? Или славки?
До чего приятно было сидеть на утреннем, еще не жарком солнышке, под легким ветерком, тянувшем с озера, есть вкусный пирожок и запивать не менее вкусным малиновым квасом. И думать вроде как и о нужном, но совершенно необременительном.
Поначалу, конечно, в городе, который Петрович незаметно для себя переименовал с Белоозера на Беловодье — раз обмолвился, второй, а оно возьми да и приживись — было как во всех городах. Жулье, ворье, разные антисоциальные элементы. Идея оставить на ночь на променаде ажурные лавочки и столики выглядела полной утопией.
