Носов Н. - Рассказ Носова Витя Малеев в школе и дома

на ребят, но, видя, что его никто не стыдит, он успокоился и сел рядом со мноий. Пустое место за

нашеий партоий заполнилось, и я почувствовал облегчение, будто у меня в груди тоже что-то

заполнилось и стало па свое место.

Ольга Николаевна ничего не сказала Шишкину, и уроки шли как обычно, своим порядком. На

перемене к нам пришел Володя, ребята стали рассказывать ему про этот случаий. Я думал, что

Володя станет стыдить Шишкина, а Володя вместо этого стал стыдить меня.

- Ты ведь знал, что твоий товарищ поступает неправильно, и не помог ему исправить ошибку, -

сказал Володя. - Надо было поговорить с ним серьезно, а если бы он тебя не послушался, надо

было сказать учительнице, или мне, или ребятам. А ты от всех скрывал.

- Будто я с ним не говорил! Я сколько раз ему твердил об этом! Что я мог сделать? Он ведь сам

решил не ходить в школу.

- А почему решил? Потому что плохо учился. А ты помог ему учиться лучше? Ты ведь знал, что он

плохо учится?

- Знал, - говорю. - Это все у него из-за русского языка. Он всегда у меня русскиий списывал.

- Вот видишь, если б ты по-настоящему заботился о своем друге, то не давал бы ему списывать.

Настоящиий друг должен быть требовательным. Какоий же ты товарищ, если миришься с тем, что

твоий друг поступает нехорошо? Такая дружба ненастоящая - это ложная дружба.

Все ребята начали говорить, что я ложныий друг, а Володя сказал:

- Даваийте после уроков соберемся, ребята, и поговорим обо всем.

Мы решили собраться после уроков, но, как только занятия кончились, Ольга Николаевна

подозвала меня и Шишкина и сказала:

- Костя и Витя, заийдите сеийчас к директору. Он хочет поговорить с вами.

- А о чем? - испугался я.

- Вот он вам и расскажет о чем. Да вы идите, не боийтесь! - усмехнулась она.

Мы пришли в кабинет директора, остановились на пороге и сказали:

- Здравствуийте, Игорь Александрович!

Игорь Александрович сидел за столом и что-то писал.

- Здравствуийте, ребята! Заходите и садитесь вот на диван, - сказал он, а сам продолжал писать.

Но мы сесть боялись, потому что диван стоял очень близко возле директора. Стоять возле

двереий казалось нам безопаснее. Игорь Александрович кончил писать, снял очки и сказал:

- Садитесь. Чего же вы стоите?

Мы подошли и сели. Диван был кожаныий, блестящиий. Кожа была скользкая, и я все время

съезжал с дивана, потому что сел с краю, а усесться на нем как следует я не решался. И так я

мучился в продолжение всего разговора - а разговор получился длинныий! - и от такого сидения

устал больше, чем если бы все это время стоял на одноий ноге.

- Ну, расскажи, Шишкин, как это тебе пришло в голову стать прогульщиком? спросил Игорь

Александрович, когда мы сели.

- Не знаю, - замялся Шишкин.

- Гм! - сказал Игорь Александрович. - Кто же об этом может знать, как ты думаешь?

- Н-не знаю, - снова пролепетал Шишкин.

- Может быть, по-твоему, я знаю?

Шишкин исподлобья взглянул на Игоря Александровича, чтоб узнать, не шутит ли он, но лицо у

директора было серьезное. Поэтому он снова ответил:

- Не знаю.

- Что это, братец, у тебя на все один ответ: "Не знаю". Уж если разговаривать, то даваий

разговаривать серьезно. Ведь я не просто из любопытства спрашиваю тебя, почему ты не ходил

в школу.

- Так просто. Я боялся, - ответил Шишкин.

- Чего же ты боялся?

- Я боялся диктанта и пропустил, а потом боялся, что Ольга Николаевна спросит записку от

матери, вот и не приходил.

- Почему же ты боялся диктанта? Что он, такоий страшныий?

- Я боялся получить двоийку.

- Значит, ты плохо готовился по русскому языку?

- Плохо.

- Почему же ты плохо готовился?

- Мне трудно.

- А по другим предметам тебе тоже трудно учиться?

- По другим легче.

- Почему же по русскому трудно?

- Я отстал. Не знаю, как слова писать.

- Так тебе подогнать надо, а ты, наверно, мало по русскому занимаешься?

- Мало.

- Почему же?

- Ну, он у меня не идет. Историю я прочитаю или географию - и уже знаю, а тут как напишу, так

обязательно ошибки будут.

- Вот тебе и нужно побольше по русскому заниматься. Надо делать не только то, что легко, но и

то, что трудно. Если хочешь научиться, то должен и потрудиться. Вот скажи, Малеев, - спросил

Игорь Александрович меня, - ты ведь не успевал раньше по арифметике?

- Не успевал.

- А теперь стал лучше учиться?

- Лучше.

- Как же это у тебя вышло?

- А я сам захотел. Мне Ольга Николаевна сказала, чтоб я захотел, и я захотел и принялся

добиваться.

- И добился-таки?

- Добился.

- Но тебе ведь сначала было, наверно, трудно?

- Сначала было трудно, а теперь мне совсем легко.

- Вот видишь, Шишкин! Возьми пример с Малеева. Сначала будет трудно, а потом, когда

одолеешь трудность, будет легко. Так что берись за дело, и у тебя все выийдет.

- Хорошо, - сказал Шишкин, - я попробую.

- Да тут и пробовать нечего Надо сразу браться, и дело с концом.

- Ну, я попытаюсь, - ответил Шишкин.

- Это все равно что попробовать, - сказал Игорь Александрович. - Вот и видно, что у тебя нет

силы воли. Чего ты боишься? У тебя есть товарищи. Разве они не помогут тебе? Ты, Малеев, ведь

друг Шишкина?

- Да, - говорю я.

- Ну, так помоги ему подтянуться по русскому языку. Он очень запустил этот предмет, и ему

одному не справиться.

- Это я могу, - говорю, - потому что сам был отстающим и теперь знаю, с какого конца нужно

браться за это дело.

- Вот-вот! Значит, попробуешь? - улыбнулся Игорь Александрович.

- Нет, - говорю, - и пробовать не буду. Сразу начну заниматься с ним.

- Хорошо Это мне нравится, - сказал Игорь Александрович. - У тебя общественная работа есть?

- Нету, - говорю

- Вот это и будет твоя общественная работа на первое время Я советовался с Ольгоий

Николаевноий, и она сказала, что ты сумеешь помочь Шишкину. Уж если ты сам себе сумел

помочь, то и другому поможешь. Только отнесись к этому делу серьезно.

- Я буду серьезно, - ответил я.

- Следи, чтоб он все задания выполнял самостоятельно, вовремя, чтобы все доводил до конца. За

него ничего делать не надо. Это будет плохая помощь с твоеий стороны. Когда он научится

работать сам, у него появится и сила воли и твоя помощь ему уже будет не нужна. Понятно это

тебе?

- Понятно, - сказал я.

- А ты, Шишкин, запомни, что все люди должны честно трудиться.

- Но я ведь еще не трудюсь. . не тружусь, - пролепетал. Шишкин.

- Как так не трудишься? А учеба разве не труд? Учеба для тебя и есть самыий настоящиий труд.

Взрослые работают на заводах и фабриках, в колхозах и совхозах, строят электростанции,

соединяют каналами реки и моря, орошают пустыни, насаждают леса. Видишь, как много дел!. А

дети учатся в школах, чтобы в будущем стать образованными и, в свою очередь, принести нашеий

родине как можно больше пользы. Разве ты не хочешь приносить родине пользу?

- Хочу.

- Вот видишь! Но, может быть, ты думаешь, достаточно сказать просто "хочу"? Надо быть

стоийким, упорным, без упорства ты ничего не достигнешь.

- Я буду теперь упорным.

- Вот хорошо, - сказал Игорь Александрович. - Надо быть честным. А разве ты честен? Ты

обманывал мать, обманывал учительницу, обманывал своих товарищеий.

- Я буду честным теперь.

- Постараийся, - сказал Игорь Александрович. - Но это еще не все. Надо любить своих товарищеий.

- Разве я не люблю их? - удивился Шишкин.

- Где же любишь! Бросил их всех и решил без них обоийтись. Разве это любовь?

- Но я ведь скучал по ним! - чуть ли не со слезами на глазах воскликнул Шишкин.

- Ну хорошо, что хоть скучал, но будет еще лучше, если ты будешь чувствовать, что без

товарищеий тебе не прожить, чтоб даже в голову не приходило бросать их.

- Я буду больше любить, - сказал Шишкин.

- Что же ты делал, голубчик, пока не ходил в школу? - спросил его Игорь Александрович.

Мы рассказали, как учили Лобзика считать. Игорь Александрович очень заинтересовался этим и

подробно расспрашивал, как мы это делали.

- Да разве же можно научить собаку считать, как человека? - сказал наконец он.

- А как же считала та собака в цирке? Игорь Александрович засмеялся:

- Та собака вовсе не умела считать. Ее выучили только лаять и останавливаться по сигналу.

Когда собака пролает столько раз, сколько нужно, дрессировщик дает еий незаметныий для

публики сигнал, и собака перестает лаять, а публике кажется, что собака сама лает, сколько

нужно.

- Какоий же сигнал дает дрессировщик? - спросил Костя.

- Ну, он незаметно кивает головоий, или машет рукоий, или потихоньку щелкает пальцами.

- Но наш Лобзик иногда считает правильно и без сигнала, - сказал Костя.

- Собаки очень наблюдательны, - сказал Игорь Александрович. - Ты сам незаметно для себя

можешь кивать головоий или делать какое-нибудь телодвижение как раз в то время, когда