Артур Хейли - Перегрузка
"Более того, пресса, лижущая подметки капиталистов, сегодня ханжески оплакивала смерть и увечье, как она выразилась, “невинных жертв”. Как нелепо!
На любой войне так называемые “невинные” неминуемо гибнут и становятся калеками, и чем больше война, тем больше число “невинных” жертв. Когда воюющие страны не правильно называют “великими державами”, как во время первой и второй мировых войн или отвратительной агрессии Америки во Вьетнаме, то “невинные” пропадают тысячами, как скот, и хоть кто-нибудь возразил против такого положения вещей? Ни один! Ни слова не сказали молящиеся на доллар фюреры прессы и их невежественные авторы-лизоблюды.
Справедливая социальная война вроде той, что сейчас ведут “Друзья свободы”, в принципе отличается от других. Разве что жертв в ней меньше”.
Еще в Йеле Георгос стал известен профессорам разухабистым стилем своих письменных работ. Но английский не был тогда предметом его специализации (он изучал физику). Позднее он переключился на химию и получил соответствующий диплом. Знания по химии оказались весьма полезными, когда он стал изучать взрывное дело и другие подобные вещи на Кубе. Так постепенно круг его интересов сузился, то же произошло с его взглядами на женщин и политику.
Дальше во вводной части журнала было записано:
"Даже вражеская пресса, для которой характерно скорее преувеличивать, чем преуменьшать подобные обстоятельства, и та признает, что погибли только двое и трое получили серьезные ранения. Одним из убитых был крупный преступник из управленцев по имени Фентон, а другой – свинья из охраны. Этот и вовсе не потеря. Остальные – лакейская мелочь: машинистки, клерки и прочие. Они должны благодарить за то, что стали мучениками в борьбе за благородное дело.
Что за пропагандистская чушь о “невинных жертвах”!"
Здесь Георгос остановился. Его худое, аскетичное лицо отражало напряженную работу мысли. Как и всегда, он все значительно приукрашивал в своем журнале, полагая, что когда-нибудь тот станет важным историческим документом наряду с такими трудами, как “Капитал” и “Цитатник председателя Мао Цзэдуна”.
Новый поток мыслей пошел на бумагу:
"Требования “Друзей свободы” будут изложены сегодня в боевой сводке. Это: бесплатное снабжение электроэнергией и газом в течение года всех безработных, находящихся на социальном обеспечении, и стариков. В конце этого года вопрос снова будет рассмотрен “Друзьями свободы”; немедленное сокращение на 25% платы за электричество и газ, поставляемые в небольшие дома и квартиры; все атомные электростанции должны быть немедленно закрыты и демонтированы. Введение постоянного запрета на дальнейшее развитие атомной энергетики.
Если эти требования не будут приняты и выполнены, то последует еще более интенсивная серия актов противодействия”.
Для начала хвати г. Но угроза более широкомасштабных диверсий была вполне реальной. Георгос окинул взглядом захламленную подвальную комнатушку. Запасы взрывателей, пороха и реактивов были вполне достаточными. Он и еще три борца за свободу, согласившиеся ему подчиняться, знали, как надо использовать эти запасы. Он улыбнулся, вспомнив искусное устройство, которое они заложили во вчерашних письмах-бомбах. Маленький пластмассовый цилиндр был заполнен легко воспламеняющимся тетрилом и снабжен крошечным детонатором. Над детонатором закреплена пружина с иглой, которая при вскрытии конверта била по детонатору. Просто, но эффективно. Заряд тетрила был достаточен, чтобы оторвать адресату голову или разворотить тело.
"Разумеется, они ждут сейчас наших требований, ибо пресса и послушный союзник – телевидение уже стали подпевать “Голден стейт пауэр энд лайт”, заявляющей, что “под давлением терроризма” политику менять они не собираются.
Какая дрянь! Тупость, полоумие! Естественно, терроризм вызовет изменения. Так всегда было, и так всегда будет. История изобилует примерами”.
Да уж, примерами Георгоса напичкали во время революционной подготовки на Кубе, всего через пару лет после получения докторской степени. А до этого он все больше проникался ненавистью к стране, в которой родился, – он считал ее загнивающей тиранией.
Он испытывал отвращение к отцу, преуспевающему нью-йоркскому повесе, который в восьмой раз развелся и снова женился, и к матери, почитаемой во всем мире греческой киноактрисе, уже оставившей своего шестого мужа, отвращение к ним обоим и к тому, что они представляли в этом мире, хотя не видел их с мальчишеского возраста и за прошедшие двадцать лет не получал от них никаких вестей. Его повседневные расходы, плата за обучение в школе и затем в Йеле оплачивались через посредничество афинской юридической фирмы.
Нет, этот мир, чтобы измениться к лучшему, нуждался в терроризме.
"Терроризм – орудие социальной войны. Он позволяет нескольким просвещенным личностям (таким, как “Друзья свободы”) ослабить железную хватку и волю реакционных сил, которые обладают властью и злоупотребляют ею.
С терроризма началась и успешно свершилась русская революция. Ирландская и Израильская республики своим существованием обязаны терроризму. Терроризм ИРА <Ирландская республиканская армия – подпольная северо-ирландская организация, силой оружия добивающаяся вывода британских войск из Ольстера.> во время первой мировой войны привел к появлению независимой Эйре <Ирландское название Ирландии.>. Терроризм группы “Иргун” в Палестине заставил англичан отказаться от своего мандата, и евреи смогли поэтому создать Израиль.
Алжир получил независимость от Франции, используя терроризм.
ООП, ныне представленная на международных конференциях и в ООН, прибегала к терроризму, чтобы привлечь к себе внимание всего мира.
Еще большего внимания удостоились в результате практики терроризма итальянские “красные бригады”.
Георгос Уинслоу Арчамболт закончил работу. Писанина утомляла его. К тому же он стал заметно отходить от революционной фразеологии, которая, как учили его на Кубе, была весьма важна как психологическое оружие и эмоциональная разрядка.
Но порой такой настрой сложно было поддерживать. Он встал, потянулся и зевнул. У него была красивая гибкая фигура, и он постоянно поддерживал себя в форме ежедневной напряженной зарядкой. Глянув в небольшое треснувшее зеркало на стене, он погладил пушистые, но аккуратные усы. Он отрастил их сразу после нападения на энергоблок “Ла Миссион”, когда работал под сотрудника Армии спасения. Согласно сообщениям, переданным в новостях на следующий день, один из охранников электростанции описывал его как хорошо выбритого человека, так что усы могли бы по крайней мере запутать опознание, если бы дело дошло когда-нибудь до этого. Конечно же, форма Армии спасения давно была уничтожена.
При воспоминании об удаче на “Ла Миссион” он усмехнулся. Единственное, чего он так и не сделал ни до диверсии на “Ла Миссион”, ни после, так это не отрастил бороду: она была бы самой настоящей меткой. Люди ведь думают, что революционеры обязательно бородатые и нечесаные. Георгос же внимательно следил за тем, чтобы казаться полной противоположностью. Когда бы он ни посещал свой скромный ист-сайдский домик, его вполне можно было принять за биржевого маклера или даже мелкого банкира. Это давалось ему без труда, потому что он любил хорошо одеваться. Деньги, которые афинский юрист все еще регулярно пересылал на счет Георгоса в Чикагском банке, позволяли вести безбедную жизнь. Правда, сейчас размер суммы уменьшился, а Георгос нуждался в значительных средствах для финансирования будущих планов “Друзей свободы”. К счастью, он уже получал кое-какую помощь от неких доброжелателей, и она должна была возрасти.
Лишь одна деталь в облике Георгоса не соответствовала старательно играемой им роли обычного служащего – руки. Еще со времени начала своих увлечений химическими веществами, а потом и взрывчаткой он был неосторожен и работал без защитных перчаток. И вот теперь руки его были покрыты шрамами, обезображены пятнами. Сейчас он старался быть более осторожным, но было уже поздно. Он даже хотел провести пересадку кожи, но риск казался слишком большим, и ему не оставалось ничего другого, как стараться прятать руки от посторонних взглядов, когда он бывал вне дома.
Аппетитный запах фаршированного сладкого перца доносился до него сверху. Его женщина, Иветта, была прекрасной стряпухой, она знала, что нравилось Георгосу, и старалась угодить ему. Вдобавок она с благоговейным трепетом относилась к его учебе, так как самой ей почти не пришлось ходить в школу.
Он делил Иветту еще с тремя “борцами за свободу”, жившими в этом доме, – Уэйдом, ученым вроде Георгоса и приверженцем Маркса и Энгельса, Ютом, американским индейцем, испытывавшим жгучую ненависть к официальным институтам, грозившим уничтожением национальной самобытности его народа, и Феликсом, типичным продуктом задворок Детройта, чья философия заключалась в том, чтобы жечь, убивать, в общем, уничтожать все ему враждебное.
