Джон Кейжу - Открытия, которые изменили мир
Работа Сноу, посвященная использованию эфира, была опубликована в 1847 г., но еще до того, как она получила широкое распространение, Джеймс Симпсон познакомил медицинскую общественность с хлороформом. Вскоре Сноу переключился на изучение эффектов этого нового анестетика. Через несколько лет он стал настоящим специалистом в этой области и любимым анестезиологом лучших лондонских хирургов. Его слава достигала пика дважды, в 1853 и 1857 гг., когда его приглашали дать хлороформ королеве Виктории во время рождения принца Леопольда и принцессы Беатрисы. «Когда хлороформ начал действовать, — отметил в своих записях Сноу, — Ее Величество выразила чувство глубокого облегчения». Разрешившись от бремени, «королева вела себя весьма бодро и жизнерадостно и выразила удовлетворение действием хлороформа».
После смерти Сноу в 1858 г. его исследования в области фармакологии и анестезии, наряду с его клиническим опытом и оставленными публикациями, подняли анестезию на уровень науки и сделали его первым в мире практикующим анестезиологом. Хотя медицинская общественность еще много лет не могла в полной мере оценить его труды, он помог поставить финальный восклицательный знак в одном из величайших прорывов в истории медицины.
Связь между потерей и пробуждением сознания
Нетрудно понять, почему некоторые ставят анестезию на одно из первых мест среди важнейших открытий в истории медицины. После нескольких тысяч лет малоэффективных попыток предотвратить боль — от алкоголя и корня мандрагоры до сильного удара по голове — открытие ингаляционных анестетиков стало настоящим прорывом, совершенно не похожим на все, что люди видели или представляли себе раньше. Возможность быстро и надежно отключить пациента от болевых ощущений при проведении самого радикального оперативного вмешательства в его теле и вместе с тем дать ему шанс прийти в себя уже через несколько минут, не ощущая почти никаких последствий, преобразило медицину и общество в целом. Теперь пациенты намного охотнее соглашались на операции, которые могли спасти или существенно облегчить им жизнь, а хирурги, которым больше не приходилось сталкиваться с сопротивлением больных, могли выполнять больше операций, разрабатывать новые приемы и способы спасения жизней.
И все же, как мы убедились за десятилетия «причуд» и «проказ», открытие анестезии требовало трансформации общества на нескольких уровнях. Нужно было разобраться с религиозными вопросами, переубедить медиков, которые считали, будто боль необходима для выздоровления. Кроме того, и у врачей, и у пациентов должно было выработаться новое отношение к невообразимому, изменяющему сознание опыту. Интереснее всего, что болеутоляющее действие анестезии не может и не должно быть отделено от ее общего воздействия на разум человека. Оглядываясь назад и вспоминая историю Гемфри Дэви, Кроуфорда Лонга и Хораса Уэллса, нельзя не отметить иронию: именно эйфорические свойства газов — и физические увечья, которые люди получали, наслаждаясь ими, — привели к открытию их анестетических свойств.
Медицина и общество сосредоточились главным образом на обезболивающих свойствах эфира, однако наблюдательные и думающие люди заинтересовались прежде всего философскими и метафизическими вопросами, связанными с воздействием анестетика на тело и разум.
Например, Джон Сноу в ходе своего скрупулезного научного исследования заинтересовался комментариями пациентов, которые приходили в себя после наркоза. «Некоторые состояния ума, — писал он, — представляют огромный интерес с психологической точки зрения… Видения пациентов часто относятся к первым годам их жизни, и многим представляется, будто они отправляются в путешествие». Сноу добавляет, что, очнувшись, пациент «испытывает радостное возбуждение или другое измененное состояние чувств… и нередко выражает благодарность хирургу в куда более пылких и горячих выражениях, чем во всех прочих случаях».
Генри Бигелоу, хирург, присутствовавший на знаменитой демонстрации Мортона, также интересовался этим аспектом общей анестезии и записывал свои наблюдения о пациентах, которым давали эфир перед удалением зубов. Одной пациентке, шестнадцатилетней девушке, вырывали коренной зуб. В момент удаления зуба она «вздрогнула и нахмурилась», но Бигелоу записал, что позже, придя в себя, «она сказала, что ей снился очень приятный сон и она совершенно не чувствовала операционного вмешательства». Другой пациент, «крепкий мальчик 12 лет», согласился вдохнуть эфир только после «долгих поощрений и уговоров». Однако после того как мальчику успешно удалили под наркозом два зуба, он очнулся и «объявил, что это было самое веселое событие в его жизни, твердо пообещал, что придет к нам еще раз, и даже настаивал, чтобы ему безотлагательно удалили еще один зуб». Третьей пациентке удаляли задний зуб, и, придя в себя, «она воскликнула: “Это было прекрасно!” Ей снилось, что она вернулась домой и провела там целый месяц».
Неудивительно, что самые живые и красочные описания опыта, полученного под общей анестезией, оставляли художники, мыслители и философы того времени. На следующий день после того, как его жена первой в США получила анестезию при родах, Генри Лонгфелло тоже познакомился с воздействием эфира перед удалением двух зубов. Он описал свои ощущения так: «На меня напал приступ смеха. Затем мой мозг перевернулся, и я словно бы взмыл по спирали вверх, как жаворонок. Я осознавал все, что происходит, и, когда врач удалял зуб, я хотел крикнуть, как будто издалека, будто из глубочайшей пропасти: “Стойте!” Но на самом деле я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а зуб вышел совершенно безболезненно».
Первые экспериментаторы, вдыхавшие оксид азота, уже поднимали фундаментальный вопрос ментальных и чувственных переживаний и ограниченной способности их описать. Как заметил один человек, получивший газ от Дэви: «Мы должны либо изобрести новые термины, чтобы выразить эти необыкновенные ощущения, либо найти для новых идей определение среди старых слов и получить таким образом возможность разумно обсуждать друг с другом воздействие этого потрясающего газа».
Пожалуй, Дэви поступил разумно, обратившись за помощью к людям искусства, которые лучше других умели выразить в словах свои переживания. Одно из лучших описаний того, как анестезия пробуждает дремавшие до этого области сознания, оставил американский писатель, натуралист и философ Генри Торо. 12 мая 1851 г. он получил эфирный наркоз перед удалением зуба и затем написал: «Я убедился, как далеко человек может уйти от собственных чувств. Вас предупреждают, что процедура лишит вас сознания, но никто не может вообразить, что значит быть без сознания — насколько человек на самом деле удаляется от собственного сознания и всего, что называет “этим миром”, — пока не испытает это на собственном опыте… Вы чувствуете неизмеримо огромное расстояние, словно между одной жизнью и другой, намного превосходящее все дороги, пройденные вами в жизни. Вы чистый разум, лишенный тела… Вы прорастаете, как семя в земле. Вы сосредоточены в корнях, как жизнь дерева зимой. Если вы любите путешествовать, примите эфир — и он унесет вас дальше самых далеких звезд».
Прогресс науки: «вырубить» пациента или смешать точный молекулярный коктейль
Эволюция анестезирующих препаратов прошла долгий путь с первых открытий, сделанных в середине XIX века. После унизительного провала Уэллса оксид азота впал в немилость, но в 1860-х его снова начали использовать при удалении зубов, а позже и для некоторых хирургических процедур. Хлороформ некоторое время активно использовали в Европе, но затем выяснилось, что он обладает рядом побочных действий, которых нет у эфира, в том числе вредит печени и вызывает сердечную аритмию. Вскоре его популярность пошла на спад. Из трех первых ингаляционных анестетиков только эфир оставался в общем употреблении до начала 1960-х.
В начале ХХ века появилось и было изучено множество новых ингаляционных анестетиков, в том числе этилен, дивиниловый эфир, циклопропан и трихлорэтилен. Однако все они имели общие недостатки: воспламеняемость и токсичность. В 1950-х путем добавки фтора было получено несколько невоспламеняющихся анестетиков. Некоторые из них вскоре прекратили использовать из-за токсичности, другие употребляют до сих пор, в том числе энфлюран, изофлуран, севофлуран и десфлуран.
В 1950-х работа продвинулась по многим фронтам: от разработки местной, регионарной и внутривенной анестезии до технических улучшений в области управления наркозом. Но, пожалуй, самый захватывающий прогресс происходит сейчас в области нейронауки. Никто не знает до конца, как работает анестезия. Для нас это такая же загадка, как сама природа человеческого сознания. Однако недавние находки позволили приподнять завесу тайны над механизмом воздействия анестетиков на нервную систему и узнать больше о ее общем воздействии на сознание и болевые ощущения, а также о действии на молекулярном уровне на отдельные клетки (нейроны) в разных отделах головного и спинного мозга.