Искусство видеть. Как понимать современное искусство - Лэнс Эсплунд
Плоская поверхность картины лишь слегка намекает на взаимоналожение двух пересекающихся линий, одна из которых движется вертикально в левой части полотна, а другая тянется горизонтально через нижнюю треть белой плоскости холста. Маленький треугольник, образованный их пересечением и левой нижней диагональю холста, окрашен в глубокий холодный синий цвет. Остальные формы композиции совершенно белые. Эти плоские формы и черные линии исключают пространственную глубину, указывая на то, что каждый элемент одинаково фронтален, фронтальнее просто некуда. Если долго смотреть на белый цвет полотна Мондриана, начинает казаться, что это не черные линии рассекают белый фон, но белые формы расширяются, захватывают пространство и вытесняют слабеющую черную или синюю плоскость. Как будто белый вовсе и не фон, а ближайший элемент полотна – словно белая жидкость растекается по холсту. Напряжение между тем, что находится наверху, тем, что находится снизу, и тем, что врезано в плоскость изображения, равномерно меняется в зависимости от того, на что именно вы смотрите – как движутся ваши глаза – в пределах картины.
На внешних углах «Композиции с синим» черные линии выглядят нарисованными на белом, но по мере того, как вы продвигаетесь глубже, крупный белый элемент картины, по форме напоминающий основную базу в бейсболе, как будто разворачивается и начинает пикировать, словно ракета, туда, где вертикальная черная линия встречается с горизонтальной. Здесь, в этой динамической точке картины, белый наваливается на черный, давит на него и пытается взять над ним верх.
В зависимости от того, на какую точку картины Мондриана вы смотрите, меняется каждая форма, ощущение ее плоскости и объема и направление ее движения (вверх, вниз, влево, вправо, по диагонали, внутрь, наружу). Мы чувствуем, что в некоторых местах гладкая плоскость раздувается и дышит, что это тугая, эластичная мембрана, проталкивающаяся сквозь композицию, что ровная окрашенная плоскость картины Мондриана – живое существо. Это особенно верно, если рассматривать каждую форму отдельно среди прочих. Синий треугольник, несмотря на маленький размер и темный цвет, оказывает диагональное, направленное вверх давление на черный прямой угол у его вершины, как реактивный мотор, толкающий более крупную форму в виде бейсбольной базы.
Синий треугольник таит в себе огромную, готовую выплеснуться энергию, однако он действует и как краеугольный камень картины, и как точка ее равновесия. При этом Мондриан выводит из равновесия нас, заставляет наш взгляд двигаться в тщетных попытках встроиться в его композицию. На самом деле, перемещаясь по этому плоскому полю, невозможно найти центр – мы либо парим в белом пространстве, либо нас непрестанно тянет в разные стороны, во все стороны.
«Композиция с синим» проникнута ощущением динамического равновесия – не только невозможности вертикального, горизонтального и диагонального движения и не только подавления пространственной глубины, но и ощущением кругового движения в противовес балетному равновесию нижней точки холста. Полотно будто стоит на пуантах, делает пируэт, затем словно тянется сначала вправо, потом влево, а после поднимается и бросается вертикально вниз, ныряя подобно хищной птице.
В этой картине мы чувствуем вертикальное и горизонтальное давление на черные линии, усиливающееся в тех частях, которые располагаются дальше от их пересечения. Чтобы противостоять этому эффекту, Мондриан сделал горизонтальную черную линию чуть шире или толще, чем вертикальная. Это замедляет ее движение по горизонтали, но создает ощущение, что она разбухает и слегка приближается к нам, а также расширяется из линии в плоскость – в прямоугольник. Как и другие формы, черные линии усиливают динамизм и пластичность картины. Подобно машине, ромб Мондриана ритмично и синхронно совершает толчки в стольких направлениях, на стольких уровнях противоборствующих энергий и устремлений, что кажется, будто он готов к прыжку, будто хочет оттолкнуться от плоской стены и пуститься в пляс.
Что еще поражает в картине Мондриана, так это ощущение постоянного движения к чему-то, ощущение становления – несмотря на всю внутреннюю борьбу. Кажется, что маленький синий треугольник вылупляется, расширяется, прорывается и выпускает себя на свет. Но к наиболее впечатляющим особенностям этой картины я отнес бы то, что она всё время старается исправить себя – стать неподвижной, сойти с «паунта» и стать квадратом. (Балерина не может вечно делать пируэт.) Эта композиция похожа на четырехшаговый танец, в котором один партнер всегда отстает от другого на шаг. Возникает ощущение, что если хотя бы одна из многих динамических сил повела бы себя так, чтобы все остальные элементы синхронизировались бы с ней, то вся композиция обрела бы ритм – и наконец смогла бы остановиться.
Пока вы стоите перед «Композицией с синим», ее силы растут в геометрической прогрессии. Я, например, чувствую неизбежность лобового столкновения, как будто нахожусь на пути летящей навстречу мне фуры. Это нарастающее давление, наряду с тем, что композиция всё никак не может «исправиться», создает впечатление, словно она бесконечно толкает взгляд зрителя то вправо, то влево за границы ромба по линии своего горизонта, выталкивает вверх сквозь собственную вершину и будто ударом молота вбивает вниз. Под влиянием таких противоборствующих сил зритель оказывается везде и нигде, ощущая последствия этого давления где-то в груди.
За сто лет до того, как Мондриан написал «Композицию с синим», был создан эфиопский магический свиток «Плененный сатана» (ил. 6), предназначенный для исцеления одержимых. Это эмоциональное, абстрактное изображение краснолицего дьявола, заключенного в пересечении вертикальной и горизонтальной полос, – мощный графический образ. Хотя по структуре и динамике эта работа похожа на «Композицию с синим» Мондриана, она рассказывает совсем другую историю, историю другой культуры и эпохи. Несмотря на влияние персидских и исламских источников, «Плененный сатана» – это христианский оберег, священный молитвенный свиток, который использовали, по всей вероятности, после изгнания бесов. Для изготовления такого свитка приносилась в жертву овца, больного омывали ее кровью, давали ему ее жареное мясо, а из шкуры делали пергамент, который украшали предписанными молитвами и талисманами.
Кровь принесенных в жертву овец смешивалась с пигментами, полученными специально для определенного свитка, который потом постоянно носил или держал под рукой исцелившийся. В тексты большинства эфиопских магических свитков включены фрагменты Нового Завета. Каждый свиток содержит уникальное изображение (талисман) и специально выбранную цитату и обладает своим символическим
