Алекс Экслер - Рождественская миссия
Милен пошевелила рукой и резко разжала пальцы. Она слышала, как рядом с ней кто-то тяжело дышит. Она в страхе раскрыла глаза, так как вообще боялась посмотреть вокруг себя, и увидела лежащего рядом с ней Джонни. Он съежился, словно котенок и закрыл лицо руками. "Я вижу Джонни. Значит, я жива. Джонни дышит. Значит, он тоже жив", - подумала Милен и поняла, что они вдвоем приземлились прямо на какие-то здоровые мешки. Позже, выяснилось, что это мешки с крупой, поскольку из дырки, что прогрызли мыши, медленно сыпались зерна на сырой пол. Джонни оторвал одну руку от лица и открыл глаза.
- Я уже на небе? - тихо спросил он. Голос его дрожал.
- Нет, ты глубоко под землей! - отозвалась Милен.
- Под землей?! Это куда печальней!
И Джонни увидел склонившееся перед ним лицо девушки. Он оглянулся вокруг себя и тихо промолвил:
- Черт! Только счастливчикам так везет!
- Я рада, что ты можешь еще что-то сказать, - сказала Милен.
- Боже! Я, кажется, вывихнул ножку....
- Но ты ведь ей шевелишь, значит, все в порядке.
- И еще ручка ноет.... А, если я умру, что Вы будите без меня делать?
- Ты не умрешь....
- А вдруг?!
Милен в это время осмотрелась вокруг. Вот уже где-то совсем недалеко, где-то рядом, здесь, в подземелье томится узник, из-за которого они проделывали такую опасную дорогу.
Джонни взглянул на часы и ужаснулся.
- Милен! У нас семь минут! Вы слышите, у нас семь минут!!!
Оба осмотрелись вокруг. На стенах мирно горели факелы. Пахло гнилью и прелью. Узкий проход уводил дальше и глубже, и путники медленно зашагали по нему, оглядываясь вокруг.
- Граф знает теперь, что мы в подземелье, - прохрипел Джонни и эхом прокатился его голос по всему подземелью.
- Я думаю, что, когда стражники проникли в чулан, и увидели открытым люк, то они сразу смирились с нашей смертью, - зашептала Милен, - откуда им знать, что мы аккуратненько свалимся на мягкие мешки?
- И все же, - тут Джонни остановился и поднес палец к губам, - нам нужно быть осторожней....
...Джонни и Милен остановились, внимательно прислушиваясь. Где-то рядом послышался громкий храп. Проделав еще несколько шагов, путники очутились в большом, темном коридоре. На сырой земле валялись скелеты и кости, когда-то казненных в этих стенах людей. Зрелище было просто ужасное, поскольку этими жуткими костями был заполнен весь коридор. Возникал вопрос: за что и зачем? Не было и сомнений, что все эти люди были ни в чем не виновны, так же, как Джордж Кентенбер Младший....
Напротив путников, в самой середине коридора валялся огромный, толстый мужчина. Нет, он был живой и очень даже здравый, поскольку он просто крепко спал и при этом так громко храпел, что, казалось, стены подземелья содрогаются, вбирая в себя его храп, и эхом разнесся по узким проходам. В руках у него была недопитая бутылка хорошего красного вина. А рядом валялось еще несколько опустошенных и разбитых бутылок.
- Вот жмот! - прохрипел Джонни и мужчина, словно это услышал и что-то пробурчал сквозь сон, сладко причмокивая.
Милен осмелилась подойти поближе и, убедившись, что мужчина, действительно крепко спит, поскольку даже не проснулся от ее щипка в бок, смело перешагнула через него и махнула Джонни, чтобы тот не боялся следовать дальше. Он аккуратно перешагнул через толстяка, как вдруг тот резко схватил его за ногу. Джонни замер и почувствовал, как его бросило в жар. Он в страхе прикусил губу и стоял молча, не двигаясь, на одной ноге. Рука толстяка ослабла, и он сквозь сон заворчал:
- Сукины дети! Когда вы перестанете меня будить?! Ням-ням-ням.
И, перевернувшись на другой бок, он снова захрапел. Джонни схватился за грудь и тихо промолвил:
- Вот, старый жмот! Я чуть было не умер со страху!
Милен увидела откуда-то исходивший свет. Он пробивался тонким лучом и касался мерзких, неприветливых стен подземелья. Она двинулась вперед и увидела совсем недалеко темницу. Джонни побежал торопливо за девушкой, уходившей все дальше и дальше. В угрюмых стенах, раздался чей-то хриплый, осипший голос: - Помогите....
Джонни потерял из виду Милен и продолжал двигаться дальше и дальше, в надежде, что еще увидит ту смелую девушку и измученного юношу, которые наконец-то нашли друг друга.
- Помогите... - вновь раскатилось глухое эхо по стенам.
Милен уже совсем близко подошла к заветному месту, откуда доносился тихий, усталый голос. Она увидела перед собой колючие железные пики, которые пересекали собой путь и не давали никому пройти. На них висел огромный ржавый замок, а вокруг вились какие-то жуткие цепи и металлические колючки. На земле лежали тяжелые оковы и кандалы. За решеткой скучал одинокий луч света, исходивший из какого-то крошечного, самодельного фонарика....
Так же, как и этот сиротливый луч, рядом с ним томился живой человек. Вернее было бы назвать его полуживым, поскольку то состояние, в котором он прибывал, вызывало сострадание и жалость в глазах Милен. Это был весь израненный, избитый, истощавший юноша. Он настолько был слаб и измучен, что не мог даже пошевелиться и прилечь на бок, и сидя замер в таком положении, мучаясь от боли во всем теле, которая не давала покоя. Руки и ноги его были крепко связаны толстой, прочной веревкой. Юноша даже пытался теребить ее пальцами, желая хоть чуточку ослабить. Но ничего не получалось. Пальцы его не слушались и не хотели двигаться. Его голова непроизвольно склонялась вниз, как тяжелый, невыносимый груз, и он тихо стонал. Он хотел спать. Он хотел есть и пить. Но удивительно было то, что юноша, несмотря на свое ужасное состояние, с охрипшим голосом, поскольку во рту было сухо, напевал еле слышно какую-то песню. Он даже ее не напевал, а едва произносил слова, пытаясь наиграть еще и мелодию.
"Жизнь счастливой для меня была,
Никого не призираю, и не прячу зла.
Смерти я боюсь не оттого, что трус,
Оттого что к милой больше не вернусь...".
Милен до того поразила эта искренность и открытость, что в глазах ее невольно сверкнули слезы. Как человек, измученный в этой темнице, исхудавший и израненный мог петь такие светлые, добрые песни? Милен увидела в этом человеке знакомые черты лица. Возникло странное чувство, что она его знает давно и видит не первый раз.... И она непроизвольно и нечаянно, еле слышно произнесла:
- Джордж?!....
Узник прекратил петь и замолк. Все на мгновение затихло. Даже Джонни, который едва успел прибежать и уже стоял позади Милен, старался затаить свое дыхание.
Узник поднял свою голову, и его измученное лицо осветило одиноким лучом фонарика. Его сухие, потрескавшиеся губы дрогнули и в глазах застыли слезы. Он подумал, что это просто милый сон или видение.
- Милен, это Вы? - дрожащим голосом спросил он и обронил слезинку, но..., как Вы здесь очутились?!
- Ну-ну, парень, - послышался голос Джонни, - разве можно резко бросать такой грубый, на мой взгляд, вопрос? Уж, понятно, для чего мы здесь. Мы спасаем твою душу.
Узник не сводил глаз с Милен, а она продолжала смотреть на него, прислонившись к холодной решетке. Джордж хотел подняться с сырой земли и подбежать к девушке, побыть с ней рядом, но тугая веревка не позволяла ему шагнуть. Джонни закопошился и стал мельтешить вокруг железных пиков.
- У нас мало времени, - сказал он.
- Но, но, как вы здесь очутились? Это же опасно!
- О, это долгая история! Мы были четырежды подвержены смерти! - отвечал Джонни, - некогда сейчас все рассказывать, надо делать ноги!!! Неизвестно еще, что сейчас творится в замке и снаружи....
- Но, как вы узнали, что я здесь? Я, честно говоря, смирился с ужаснейшей мыслью, что больше никого не увижу. Я уже ни на что не надеялся. Я был приговорен к смерти, но стража куда-то исчезла....
- Мы одни, кто знает о вашем заточении, - перебил Джонни, - но, как мы можем открыть эту дурацкую решетку?!!
- Ключи должны быть у прислужника, он стережет меня днями и ночами, шептал Джордж, - но он куда-то запропастился....
Джонни обернулся назад и промолвил:
- А, это то самый жмот, что развалился посреди дороги?....
...обстановка вокруг замка осложнялась, начался настоящий бунт. Толпа народу загудела, зашумела еще сильнее. Причиной всего была, скорее, жуткая паника. Никто не понимал, что происходит. Пьяная парочка начала пакостить и грозиться забросить бутылки в самый пик башни. Женщины визжали и останавливали их. Одни говорили, что граф и принцесса готовятся к церемонии, и им не следует мешать. Другие чувствовали что-то неладное и требовали, чтобы граф показался.
- Какого черта! Я променял встречу рождества у себя дома на церемонию, которой видимо, не суждено свершиться! - кричал недовольный голос из толпы.
- Я приказал нашим войскам отступить от Глоберенских земель, пока не придет к власти граф и сам не распорядиться нашими войсками, - кричал второй голос.
Из леса тут как тут высунулись гномы, и, шатаясь во все стороны, дружно напевали рождественские песни. Кто-то над этим смеялся, считая гномов весьма забавными, кто-то неприлично выражался, прогоняя хулиганов. Гномы, которым было абсолютно все равно, продолжали весело напевать песни и путаться в ногах людей. Позже, они встали кучей у замка и так же наблюдали за происходящим.
