Неизвестно - Черняев 1990
Жил я на Гренелль, рядом с М.С. Был на встречах, записывал, ездил туда-сюда. И ничего не видел, даже по улицам ни разу не прошелся. А 20-го он уже поручил мне писать доклад для Верховного Совета по итогам Парижской встречи.
Потом, когда он собирался в Версаль (вечером 20-го) на раунд, я оказался в его комнате. Надевая галстук, он рассуждал. Я спросил: а как с 8 пунктами, которые Вы произнесли в Верховном Совете перед отъездом? С чем уехали, с тем завтра и приедете?
- Ну, что ты! Я дал задания. Готовят.
- Кто же?
- Лукьянов, Крючков, Ситарян, Кто-то еще.
Я смолчал: все ясно!
А через день по приезде утром он «взошел» в Верховный Совет и опять стал выдавать импровизации (которые диктовал накануне до 12 ночи). И вызвал опять раздражение, девальвировав «испуг», который он нагнал 18-го числа.
Об общеевропейской встрече в Париже я написал в книге «Шесть лет с Горбачевым». Здесь же я хочу извлечь из дневника некоторые детали, которые туда не попали. Парижская встреча, это, конечно, событие. И Горбачев, может быть, в последний раз выглядел там демиургом современной истории. Все это прямо или косвенно признавали. Было видно, что они не хотят, чтобы СССР - таким, каким его вознамерился сделать Горбачев - перестал быть. Это нагоняло на них страх. Но, видно, и сочувствуют. Сочувствовали по-христиански всем нам, чего мы недооценили. Поэтому появился феномен действенной солидарности с нами. Практически - желание помочь нам пережить зиму. Они страшатся и российского бунта, и развала, и всего того, что может сделать перестройку совсем не такой, какой им ее изображает Горбачев.
А во мне тоска. Тоска, потому что я устал «стратегически», изнурен, потому что счет жизни пошел уже, наверное, не на годы, а на месяцы. А я еще не все взял, есть еще с чего брать: книги, картины, улицы, люди. Тоска еще и потому, что я вижу, как хорохорится М.С., но пороху в нем уже нет. Он повторяется не только в словах и манере поведения. Он повторяется как политик, идет по кругу. Он остался почти один. И, тем не менее, держится за все это старье: Рыжков, Ситарян, Маслюков, Болдин. Еще хуже - возится со своим генсекством. Из-за этого держится даже за Полозкова. Несмотря на то, что на недавнем Пленуме ЦК РСФСР этот Полозков полоскал его в открытую: мол, завалил Союз, загубил социализм, отдал Восточную Европу, разрушил армию, растоптал и отдал на съедение партию, и т.д. У него нет людей в те структуры, которые он объявил 18 ноября в своей краткой и выразительной речи в Верховном Совете. И он не решается взять неожиданных людей, тем более из оппозиции. Он не решится порвать со всеми, кто был в номенклатуре. Он их не любит, он не верит им. Но они, хотя и «полозковские», а свои, понятные!
Там, за рубежом, и здесь дома Горбачев - это разные фигуры, - и по тому, как он воспринимается тут и там, и по собственному его самочувствию.
1 декабря 90 г.
Вчера Горбачев собрал в Кремле в Ореховой комнате Яковлева, Примакова, Медведева, Петракова (позже самовольно явился Шаталин). Предложил обсудить концепцию доклада к Съезду народных депутатов (17 декабря). И началось! Вместо того чтобы за 20 минут выработать план и распределить роли, сидели битых 6 часов. М.С. ходил вокруг нас (в Ореховой комнате стол круглый), все вместе формулировали варианты фраз, которые, как правило, сбивались на проговоренное им уже раз десять.
Мы с Примаковым словно сговорились и довольно нахально прерывали его словоизвержения. Это должна быть, говорили мы, краткая президентская речь, типа той, которую вы произнесли 18 ноября, без всяких объяснений, оправданий и аргументов. В ней надо всего лишь обозначить четкую позицию главы государства. Позицию - и только: что сделано после 18 ноября и что президент намерен делать в ближайшее время. Отобрать туда самое главное. А именно: продовольствие, власть, Союз. Постепенно выруливали на этот подход. Он несколько раз набрасывался на меня.
Попутно он редактировал вместе с присутствующими Указ о рабочем контроле за торговлей. Спорили, невзирая на лица. Это опять - «классовый подход» и мифология прошлого. Пустое дело. Этот Указ, как и предыдущие, никто не будет выполнять. Станет он дополнительным источником коррупции, злоупотреблений, беспредела в ущерб миллионам людей.
Но Горбачев был упрям, осаживал нас. В результате сегодня в передаче «120 минут» Указ уже передан по СМИ. Кое-какие глупости нам все-таки удалось из него тогда убрать.
И вот... Вместо того, чтобы давно создать квалифицированный аппарат, где каждый знал бы (и мог!), что ему делать, М.С. сам занимается главным образом речами и редактированием. За неделю он произнес три или четыре речи.
Я начал, было, уговаривать Горбачева не выступать на российском съезде народных депутатов, куда речь ему давно подготовил Шахназаров. Сопротивлялся его выступлению и Примаков. Оба мы говорили: там все равно примут земельную реформу - второе издание столыпинской, - и президент будет выглядеть жалко, тем более, что реформа-то правильная. Они все равно примут поправки к Конституции, которые закрепят то, что известно из их проекта и что подходит для любой Швеции или Дании. Там от социалистического выбора не осталось ничего, даже слова «Советы» нет. Как Вы там будете выглядеть?
1 декабря, вечер.
Был с утра на работе. Дочитывал шифровки. В 12 собрались у Яковлева в Кремле. Распределили, кому какие разделы делать для доклада Горбачева. Потрепались о том - о сем, в частности, о частной собственности на землю, о которой идет речь сейчас в российском парламенте. Горбачев на днях заявил на встрече с деятелями культуры, что „никогда не согласится». Между прочим, недавно, при обсуждении проспекта доклада Горбачева Петраков показал ему номер «Советской России». Там - о новой партии «Союз», созданной Лукьяновым в противовес регионалке и о том, что эта партия уже тоже потребовала отставки президента. Горбачев отмахнулся. Но Петраков пристал: почему, Михаил Сергеевич, когда Попов или Станкевич, или кто-то еще из их группировки говорит нечто подобное, вас бросает в гнев, а когда это исходит от Лукьянова, вы отмахиваетесь. Горбачев ему в ответ: «Мне не нужны помощники, которые дают одностороннюю информацию». Вмешался Примаков. Пытался изложить, как было на самом деле на заседании «Союза» и что произошло на встрече Лукьянова с региональной группой (Попов, Афанасьев, Яблоков, Мурашов и др.). Горбачев опять обозлился, говорит: «А вот что докладывает об этой встрече сам Лукьянов... Они там поставили условия, - если президент не выполнит их, выступят на Съезде народных депутатов за его отставку. Вот что докладывал мне Лукьянов. Лукьянов докладывает только правду». Удивительно, что Горбачев хочет в это верить. Хотя ему давно уже известно, что Лукьянов организовал для себя специальную службу информации.
Юрий Афанасьев действительно сказал, что и мы, т.е. межрегиональная группа, и «Союз» требуют одного - отставки президента, хотя и с разных позиций. Но М.С. обрушивается за это на «регионалку», но не на «Союз», потому что - «свои», как и Полозков с компанией.
5 декабря 90 г. В Волынском-11.
Вчера произошло событие, достойное упоминания - провальное выступление президента в Верховном Совете. Он просто мямлил, ничего не сказав нового по сравнению с 8 пунктами, оглашенными 18 ноября... при полном равнодушии и даже пренебрежении в зале. Чтобы успокоить насчет продовольственного положения, что-то сумбурно вычитывал из министерской справки о макаронах, о товарной рыбе на декабрь и март. Мы с Яковлевым и Примаковым оказались в одной комнате, когда шла передача по «Маяку» и пришли в ужас: что, как и зачем он все это говорит?! С такими же и еще худшими впечатлениями приехали с заседания из Кремля Шаталин, Медведев, Игнатенко. Шаталин кричал: «Все были в шоке. Хотя весь этот Верховный Совет говенный... И куда делись русские таланты?» Медведев заметил: «Горбачев слишком перегружен, обозлен, растерян». Яковлев, совсем удрученный, шепотком сказал мне: «Я окончательно убедился, что он исчерпал себя».
19 декабря 90 г.
С 3 по 15 были в Волынском-2. Сочиняли доклад Горбачеву для Съезда народных депутатов. «Прогнали» пять вариантов. Он сам не раз председательствовал... Потом уже без нас в воскресенье перед произнесением вставлял троекратно о «социалистическом выборе» и о «компартии как опоре народа». Заранее пообещал нам, что все равно впишет то, чего мы не хотим. Спорили с ним, а потом плюнули. А что касается частной собственности на землю, то разразился такими словами: «Кто это мог вписать, зная, что я этого никогда не скажу?!». Я поднял руку. Надо было видеть саркастическую улыбку Ельцина, когда Горбачев с трибуны съезда говорил о «неприемлемости» частной собственности.
Пошли предательства. Предал Распутин своим выступлением на пленуме съезда писателей. Предает Фалин своим поведением и выступлениями на международном комитете Верховного Совета (по германскому договору). Попутно там же он отмежевывался от близости с Горбачевым. Предательство этой суки Умалатовой, чеченки, теперь члена ЦК КПСС, которую Горбачев сам лично вписал в «красную сотню», чтобы она попала в народные депутаты. Его выдвиженка, именно она открыла съезд истерикой с трибуны, требуя отставки Горбачева, который «развалил страну и пустил народ по миру». «Работа полозковцев», - заметил по этому поводу М.С. Нам вскоре стало известно, что Лукьянов, председательствовавший на съезде, специально выпустил ее первой, зная, что она предложит.