Белорусская литература - Плот у топи
Кстати, меня лишили водительского удостоверения за вождение в нетрезвом, и, когда я планировал восстановить его, думал о приобретении именно такого «Форда». Кстати, о чем, интересно, подумала девушка из рекреации (перечитайте наш диалог)?
Евгений Казарцев «Найти спокойствие»
– Доктор! Срочно дайте мне еще лекарств! Пожалуйста, от грусти, хотя бы десять капсул… – горячо шепчет Николай и держит молодого врача за кисть.
Тот медленно почесывает рыжую бровь и щурит глаза, всматривается в усталую душу Николая, противно цокает языком. Игра в гляделки между Николаем и врачом продолжается не более минуты, а потом рыжебровый размашисто расписывается на какой-то лиловой бумажке и протягивает ее Николаю.
Мужчина прижимает бумажку к лицу и осторожно, боясь помять, нюхает. Заветное направление пахнет лавандой и рыжим цветом. Это странное сочетание запахов приводит Николая в эйфорию, он бросается обнимать доктора и уже через минуту стоит в очереди к старушке, раздающей препараты.
Двое людей до Николая очень быстро забирают свои упаковки лекарств, старушка отработанным жестом протягивает руку за очередным направлением. Нюхает лиловый листок, аккуратно мнет его края, уголок с подписью даже пробует на зуб. Проверяет, что направление настоящее, потом почти сразу достает из стола бесцветную пластинку с черными капсулками внутри. Бурчит: «Инструкцию внимательно прочтите» – и сразу отворачивается к молодой женщине сразу за Николаем.
Он идет домой, полный надежд и ожиданий, его сердце колотится, глаза обегают неровные стены домов.
Принимает таблетки – и сразу рядом появляется друг. «Это удивительно», – думает Николай и большими глазами смотрит на нового друга, который представляется Константином и зовет Николая вспомнить детство на карусели. Конечно же, он соглашается и идет за другом в ближайший парк.
Он не запоминает дорогу, в мыслях он уже с Константином катается на колесе обозрения и ракушках, а через две минуты мысли становятся реальными и даже лучше: в руках Николая появляется огромная сладкая вата. Константин рвет ее и иногда специально кидает маленькие облачка сахара на клумбы, катается на каруселях, рассказывает о своей жизни понимающе улыбающемуся Николаю, широко открывает глаза и скалит в улыбке неровные зубы.
Но потом Константин исчезает – действие любых лекарств имеет срок, и Николаю снова становится грустно. Он жалеет, что всей пластинки хватило только на один такой вот безмятежный вечер, надевает галстук посерьезнее и снова спешит к доктору.
Врач, кажется, становится с каждым днем все рыжее – теперь у него даже глаза будто бы стали под цвет волос и бровей, а ресниц уж и вовсе не видать.
– Доктор! Срочно дайте мне еще лекарств! Пожалуйста, я в последний раз прошу, не успел ничего понять и насладиться, дайте мне для счастья и спокойствия… – умоляет Николай, а тот снова чешет брови и снова оставляет размашистую подпись, но уже на зеленой бумажке.
Старушка снова мнет, нюхает и кусает его листок, который на этот раз пахнет копчеными яйцами, хитро улыбается и дает Николаю одну большую («Она же как подушечка моего большого пальца!» – ошарашено думает он) таблетку цвета прилива северных морей.
Николай оказывается почти сразу дома, ему и не терпится снова попробовать, и хочется подождать, полистать старые журналы «Иностранная литература» и посмотреть новости о войнах где-нибудь на далеком Востоке. Он ждет и крутит в ладошке свою таблетку, нервно кусает губы и очень надеется избавиться от всех тревог и забот.
Наконец, принимает чудесную таблетку. Это оказывается непростым делом: ее приходится раскрошить и выпить со старой погнутой чайной ложечки. Кажется, слюна во рту слегка шипит, но Николай запивает все баклажанным соком и садится на кривой табурет ждать спокойствия и счастья.
Счастье выламывает дверь в квартиру и размахивает светлыми волосами, представляется каким-то странным именем и принимается нарезать Николаю бутерброды. «Стоп, а спокойствие?» – обиженно спрашивает Николай в спину счастью, которое уже успело сделать десять бутербродов и надеть сеточку на волосы. Счастье смотрит на него и улыбается, сочувственно поджимает губы и берет за руку.
Николай идет за счастьем с непонятным именем, оно ведет его куда-то далеко-далеко, они даже сворачивают со всех городских улиц и оставляют позади все дома.
Счастье останавливает его на пустыре, у Николая уже даже паника началась. «Ну вот, мое счастье меня погубит, мое счастье мне вовсе не счастье!» – трагично думает он, а счастье поправляет так и не снятую сеточку на волосах и, по-прежнему широко улыбаясь, снова берет его за руку.
«Ну где же, где… – терзают Николая мысли, пока счастье гладит его по руке. – Ну когда же оно наступит?»
Он и не замечает, как поглаживания счастья становятся все более мягкими и струящимися, как не замечает он и то, как они вдвоем начинают медленно растекаться водой по пустырю, как заполняют постепенно метр, два, три, сто, километр, пять… Все это время счастье гладит его по руке, а Николай ждет спокойствия и ничего не замечает.
Так он и не заметил, как они со счастьем стали целым морем. Спокойным, прекрасным и счастливым морем, которому обрадовались горожане, а рыжий доктор даже специально купил себе пляжный зонтик, под которым еще много лет лежал и любовался тем, как все здорово вышло.
Женя Клецкин «Брутальный курьер»
– Поздравляем Вас! Вы приняты! Приступаете к работе завтра!
Крэ офигел, услышав эти слова от улыбчивого Босса. Крэ никак не ожидал, что выиграет это дело, ведь в последний месяц его истинного поиска, когда, он отказался от всего самого разумного – от жены, приносящего нехилый заработок последнего места службы, семейного, измызганного соседями счастья. В последний месяц ему, попросту говоря, не везло. Он сломал ногу, вернее, так специально сказал, чтобы уйти и отказаться от всего на свете. Покинуть бесившую его сумятицу, осознание того, что он занимается не своим делом и любит не тех людей.
Несмотря на безупречное, без промахов стреляющее в самый центр мишени резюме, Крэ везде отказывали. Причем во многих случаях ему даже не звонили. Он хотел стать наемным художником, писать рассказы для школьных журналов, быть волонтером в детских домах и хосписах, администрировать оперный форум, фотографировать выставки породистых черепах. Одним словом, иметь кучу свободного времени, низкооплачиваемое, но нестремное занятие. Крэ необходимо было сорваться с цепи, вылезти во двор из обветшалой будки, выпрыгнуть из батута, из беличьего колеса, творить, молиться на соблазнительных женщин, уйти в себя. Но всюду категоричные отказы, мучительные недели, закрутившие Мужчину в табачную трубочку, скрутившие его в кокон из куриного пуха, согнавшие его в яму, сжижая в раковый гной.
Вы приняты! Приступайте.
Крэ с детства мечтал стать курьером. Пешим безумцем, поглощенным при бессмысленной ходьбе только своими мыслями. Старцем с берестяной грамотой, гончим скоморохом с графской депешей, голым скороходом с папирусными свертками под мышкой, беглым каторжником с дипломатом, несущимся на встречу конца дня. Здесь привлекает, скорее всего, не свобода и преданность самому себе, а ярый соблазн не успеть, неправильно выполнить задание, ошибиться, нарушить ритм, сбиться с тщательно составленного, выверенного до статистической точности маршрута.
Его привлекал не заработок – такая работа скорее для студента, чем для разменявшего коррозийный четвертак века Крэ. Деньжатами тут особо не разживешься, но чем черт не шутит. Волка ноги кормят…
Босс развалился в уютном офисном кресле и пыхтел жирнющей сигарой – символом очага, надежности, богатства.
Крэ на сто процентов был уверен: его приняли вовсе не из-за резюме, а из-за вопроса, к которому он все-таки подготовился, придя на интервью в Корпорацию.
– Скажите, пожалуйста, – обратился советник директора по коммерческим вопросам (копия Управляющего, копия без сигары), – чего Вы хотите достичь? Какой определенной или заоблачной цели? Интересно ли вам будет работать в нашей Корпорации? Или же Вы настроены трудиться обычным курьером?
– Я хочу саморазвиваться в Корпорации и достигнуть наивысшего карьерного пика! – ответил Крэ Лапкин.
Изуверский блеф заставил его на миг оробеть зимним воробышком. На улице веяло смертельным шиком. Метель царствовала над городом вторые сутки, и, если бы не очередное собеседование, заставившее кандидата выползти на круги белого ада, будущий курьер самостоятельно растворился бы в лютой, суровой погоде.
Советник довольно кивнул. А через час Крэ сидел на стульчике перед Управляющим Корпорации.
ВЫ ПРИНЯТЫ! ПРИСТУПАЙТЕ!
У Крэ согрелись ноги от этой фразы. Он был доволен собой. Несомненно. Довольство самообманом. Глупым решением. Нырком в стужу и бездну новой профессии.
