Макондо - Никита Александрович Зименков
После чего «телега жизни» покатится с прежней скоростью
и неуспехом на будущее.
13
И не найти ничего,
кроме усталости,
примерно к тридцати годам.
Безмолвно наблюдать, как в окно
то снежной,
то распускающейся,
то зеленеющей,
то увядающей
веткой стучится природа.
Остановить внутри себя войну
(победителей и побежденных нет,
потому что все были убиты)
и вместе с Полковником наблюдать,
как идет снег,
шумит дождь,
гудит ветер,
как прощаются перелетные птицы.
Наконец, открыть преимущества простой жизни
и ждать… без страха и упрека — ждать.
14
Прежде, чем рак вонзиться в горло своими клешнями
(или случится любая другая напасть),
вам нужно подружиться с Аурелиано Вторым.
Чтобы:
разгуливать с ним по городу,
слушать мелодии Франциско Человека
(в его исполнении),
перебираться от жены к любовнице и обратно,
поучаствовать в соревнованиях по обжорству.
Наконец, вполне осознать, что жизнь коротка
и мы ничем не лучше коров,
которых мой друг призывал «Плодиться и наслаждаться».
15
Разучиться читать и писать,
перестать пользоваться столовыми приборами,
отвергнуть условности в виде:
штанов,
кожаного ремешка,
рубашки с воротничком
и прочее.
Носить накидку из холста и максимум сандалии.
Увидеть мир таким, каков он есть,
прослыть Диогеном,
попасть в клинику,
встретиться с доктором Рагиным.
После чего, утащив миску с гороховым супом,
возвратиться на небо…
По воскресеньям читать письма от заведующего,
который просит вернуть посуду.
16
Оказалось,
что с невидимыми целителями было связаться проще
(их небесный Instagram знала Фернанда),
чем записаться в поликлинику.
Выяснилось,
что провести телепатическую операцию
гораздо быстрее, нежели глотать пилюли,
которые прописывали всем и от всех болезней.
Вот только одна незадача:
проконсультировать целители — проконсультировали,
прооперировать — прооперировали,
но это не отменяло главного — моей смерти.
17
Прийти на вокзал в субботу,
промозглой осенью или весной,
чтобы взять билет на поезд,
не имеющий станции назначения.
Сидя в купе, вырывать страницы из дневника памяти
и выбрасывать их пространство, мелькающее за окном.
Дороги обратно нет, твой поезд едет все дальше,
но страницы дневника,
каждое мгновение готовые кончиться,
все не кончаются.
18
Искать место,
где можно было бы жить.
Искать новые границы возможного.
Покинуть утром город,
найти новый.
Покинуть его утром,
вернуться в прежний…
Исследовать остров
на котором живешь.
Искать золотые дублоны,
37-ю драматическую ситуацию,
отправиться в морское путешествие.
Проснувшись ночью, осознать, что
7214 дублонов лежали под кроватью,
37-я ситуация валялась под подушкой,
а морское путешествие тебе приснилось.
Перестать покидать свой остров!
19
Этот город мог пережить многое:
причуды Хосе Аркадио,
нашествия цыган,
войну.
Его жители могли понять многое:
сумасшествие Хосе Аркадио,
полеты цыган,
крах войны.
Они могли принять разное:
фабрику льда,
железную дорогу,
банановую компанию.
Но как только в Макондо
провели телефон,
показали жителям граммофон,
обучили смотреть кино,
реальность, выброшенная в окно,
треснула, как скорлупа у яйца.
И единственное, что оставалось,
сидеть на улице Турков и ожидать конца.
20
Время испортилось, безнадежно испортилось.
И оставалось теперь только одно –
горевать вместе с призраком Хосе Аркадио
об ушедшей мечте,
упущенных возможностях,
утраченном времени.
И больше никуда не идти!
Ибо нет той дороги, что ведет обратно,
нет той тропинки, что бежит вперед.
21
Все исчезло…
Ураган стер с лица земли
миндальные деревья Хосе Аркадио,
выкрашенный в белое дом Урсулы,
корабль и желтый поезд их потомков.
Не осталось каштана, под которым сидел Хосе,
не найти леденцов, которые продавала Урсула.
Никто
никогда
ничего
не узнает о том, что происходило в Макондо.
Жизнь и смерть оказались напрасны:
Бог не подводил итогов, не проверял домашнее задание.
22
Дом — это его хозяин, а хозяин — это его дом.
Дорога судьбы ведет из дома,
но всегда возвращается обратно.
Однако теперь у нас нет дома.
После минувшего урагана
даже всесильная Урсула
не восстановит его стен.
Призракам наших предков больше негде бродить по ночам.
Никто не услышит их шепота памяти,
исчезнувшего навеки с домом,
чьи стены не покрыть теперь белой краской,
чьи окна и двери не открыть, не закрыть.
23
Оглядываясь назад,
можно увидеть, что время дождя нашей юности
было мимолетным, но прекрасным.
Можно припомнить,
что тот дождь закончился в пятницу,
в два часа пополудни,
когда одинокий странник
постучал в дверь нашего дома
и громким голосом сказал:
"Хватит!"
Он ушел до поры до времени,
а дождь больше не повторялся.
Отныне только воспоминания,
каждую пятницу, в два часа пополудни,
обдают прежней прохладой
и мы вновь можем шлепать по лужам нашей души.
24
Когда Аурелиано Второй читал детям книгу вымышленных существ,
я всегда садился рядом,
наслаждаясь его тихим и поскрипывающим от болезни голосом.
Я живо представлял себе:
Абту и Анет,
Ахерона,
Банши,
Гарпий,
Джинов,
Ламий,
Лемуров,
Норн,
Сирен,
Птицу Рух
и много кого еще.
Лишь позднее мне удалось узнать,
что все эти они были не вымышленными,
а реальными.
Я написал книгу невымышленных существ и однажды,
когда Аурелиано Вавилонья листал ее в своей мастерской,
я услышал, как он сказал:
"Так я и думал".
25
Я боюсь,
что проклятые желтые бабочки,
которых я видел всегда,
когда был с тобой рядом,
не оставят меня никогда.
И даже в старости,
прикованный к постели,
я буду вспоминать,
как мы целовались в кино
и то,
как я тайно пробирался к тебе в комнату.
Похоже, что мои впечатления,
рождавшие твоих желтых бабочек,
были самым прекрасным образом прошлого.
Останьтесь,
проклятые
желтые
бабочки!
26
В разгар нашей осени,
разделить одиночество любви друг к другу.
Затворить двери и окна дома,
ходить по нему голыми,
чтобы не тратить время.
Сидеть в безмолвии,
держаться за руки,
ждать первенца
