Бочонок меда - Павел Ха
– Ладно, – говорит ворона. – Выручу. Предоставлю тебе работника. Только уговор – ёжика не обижать, за службу расплатиться сполна.
– О чём речь! Всё будет честь по чести, – заверил пасечник.
Столковались.
Повеселел старик. Пошёл, песни запел.
А ворона к ёжику полетела.
Ёжик в это время под липой сидел и малину кушал. Ягоды крупные, сладкие, в соку. Он возьмёт одну, покрутит, полюбуется, да в рот и положит. Глазки зажмурит, почмокает от удовольствия, поднимет другую, поглядит, как она на солнышке светится – и съест.
Тут ворона объявилась.
– Сидишь! – накинулась на ёжика. – Баклуши бьёшь? Ягоду кушаешь?
– Угум, – ответил ёжик. – Кушаю. И ты угощайся.
– Вот ещё! – возмутилась ворона. – Пока ты тут малиной услаждаешься, я тебя на работу определила. Вставай, хватит бездельничать!
– Я, ворона, от работы и не отказываюсь, – сказал ёжик. – Но ты толком объясни: что, где и как?
– На пасеке трудиться будешь. Работа сдельная. Харчи хозяйские. Отработаешь – бочонок мёда получишь.
– Мёд – это хорошо! – обрадовался ёжик. – Мёд нам в самый раз! Чай будем с мёдом пить.
Побежал ёжик на край леса, нашёл пасеку, нанялся на службу.
Пасечник ему сказал:
– Живи. Работай. Поить тебя будем молоком. А кормить – не взыщи. Мышами питайся.
Ёжик согласен.
Стал он у пасечника жить. Днём спит, а ночью на охоту выходит. Службу несет справно, мышей ловит не за страх, а за совесть. Мыши-то и присмирели. Кто поумнее был – в бега подался, остальные на собственную погибель остались. Старики рады: и ульи целы, и в кладовых порядок. Ёжика жалуют, трижды в день парным молоком потчуют. Вечером зовут пить чай. Старик мёдом угощает, старуха – пирогами. Собаки ёжика уважают, по имени-отчеству величают.
– Этот из наших, – говорят. – Из служивых.
Ворона иногда прилетала друга проведать. Посидят, поговорят, чайком побалуются.
Три недели прожил на пасеке ёжик и всех мышей вчистую извёл. Пасечник доволен. Смастерил он для ёжика бочонок – не маленький, не большой, а в самый раз – налил его мёдом душистым, вручил торжественно.
– Спасибо тебе, – говорит, – за добрую службу. Получай плату, как условились.
Поблагодарил ёжик пасечника, поплевал на лапы и покатил бочонок по тропинке.
Тут бы и сказке конец, да на беду вынесло на тропинку медведя.
Был тот медведь лодырь и грубиян, и стонал от него весь лес. Сильных задирал, слабых обижал – где кого ни встретит, съесть норовит, а не съест, так наорёт, нагрубит. Гнёзда и муравейники разорял. В малинник забредёт – все кусты сомнёт да потопчет, орешник нагнёт и все ветки пообломает. Хам, да и только.
Вот пыхтит ёжик по тропинке, бочонок толкает, ничего за бочонком не наблюдает. А медведь поперек тропинки стал, лапы в бока упёр да как рявкнет:
– Что за груз?! Куда катишь беспошлинно?
Ёжик – он не робкого десятка был – а тут испугался от неожиданности, оробел.
– Вот, – пролепетал. – Мёд… домой… с чаем чтобы…
– Мёд? – обрадовался медведь. – Вот это славно, это хорошо! Я медок уважаю. Дай-ка сюда!
Нагнулся, подхватил бочонок, взвалил на плечо.
– Отдай! – закричал ёжик. – Отдай! Мой это мёд!
– А ну, цыц! – грозно рявкнул медведь. – Не то, как двину – и дух вон!
– Отдай, – заплакал ёжик. – Я его честно заработал.
Ухмыльнулся медведь:
– Заработал – молодец! Так ведь кому заработал? Думаешь, себе? Нет – мне! Я ведь кто? Медведь! Значит, мёд кому? Мне! А вам, ежам, мёд вообще не полагается. Жуйте грибы, мышей ловите и лягушек на болоте.
Захохотал медведь – и в чащу. Ёжик было кинулся за ним, да медведь обернулся, нахмурился, лапой погрозил.
«И дух вон!» – вспомнилось ёжику.
Заплакал он горько и побрёл домой.
А дома под липой ворона сидит, дожидается. Уже и чашки расставила, и воду вскипятила. В пузатом чайничке заварила душистый липовый цвет, сахарку щипчиками наколола. Увидала ёжика, обрадовалась.
– Здорово, колючий! – кричит. – Ну, где твоё жалованье? Давай-ка сюда медок, я уж и плошку расписную приготовила!
А ёжик стоит, лапками слезинки утирает.
Посерьёзнела ворона, принахмурилась.
– Что случилось? – спрашивает. – Где мёд? Неужто обманул пасечник, за службу не расплатился? Вот я ему!..
– Что ты, что ты! – испугался ёжик. – С дедушкой у нас всё по совести, без обиды. Он мне во-от такой бочонок мёда дал. Я его домой катил, да медведь по дороге отнял.
– Медведь?! – вскричала ворона, – Этот разбойник косолапый? Ну, погоди же, я его проучу, я ему покажу, как мёд отбирать! Он у меня ещё попляшет!
Совсем уже собралась ворона лететь на медведя войной, да опомнилась.
– Чего это я? – говорит, – Косолапого мы всегда наказать успеем, а давай-ка прежде чайку попьем, пока не остыл.
Сели они чай пить. Ёжик из чашки, а ворона в блюдце налила и потягивает, сахарок – вприкуску. По две чашки выпили, ёжик маленько приободрился, повеселел. Да и то сказать: лучшее утешение в беде – надёжный друг рядом.
– Ты не плачь, не тужи, – ободряет пернатая. – Всё образуется. Вот помяни моё слово: медведь сам тебе убыток возместит.
Подумала и добавила:
– Даже сверх того.
Ёжик не верит:
– Да как же он возместит? Сам не станет, а чужой не заставит. Медведь – самый сильный в лесу. Так что плакал, ворона, мой медок.
– Ничего, – посмеивается ворона. – И на его силу сила найдется.
– Разве что слона приведёшь?
– Обойдемся без слонов, – говорит ворона. – Есть кое-кто и поближе. Говорю тебе: всё вернёт нам косолапый!
– Да кто ж его заставит?
– Я и заставлю. Не будь я ворона.
– Да как же ты это сделаешь?
Усмехнулась пернатая, сощурилась лукаво.
– Это, – говорит, – моя забота. Ты сиди себе дома и жди.
Допила ворона чай, кусочек сахара расщёлкала.
Повторила:
– Жди.
И улетела.
Вздохнул ёжик, собрал чашки и пошёл посуду мыть.
А ворона отправилась медведя искать. Искала-искала, всех птиц порасспросила. Наконец, сороки вездесущие указали: в ельнике обжора засел.
Полетела ворона в ельник, видит, и впрямь – развалился медведь на полянке, толстым задом зелёный мох придавил, бочонок лапами тискает. Ещё бы, редкий случай выпал – медком позабавиться.
Он, Топтыгин, как все медведи, охоч был до мёду, а вот добывать его не умел. Дикие пчёлы высоко живут, в дупле. Стало быть, за мёдом лезть надо, а косолапый, ужас как этого не любил. Однажды всё же пересилил свою лень, полез. Добрался, морду в дупло просунул, а пчёлы, даром что дикие, вежливо так жужжат:
– Ж-ж-драштвуй, куманёк! Ж-ж-жаходи, ж-ж-жаходи!
Уважили они Топтыгина. Загудели, налетели, жала в нос вонзили. Косолапый с дерева мешком бухнулся, подскочил и пошёл лапами перебирать! Да так шустро, что со стороны не поймёшь, сколько их у него – четыре или восемь?
А пчёлы следом летят, смеются:
– Не ж-ж-жабывай нас, куманёк! Ж-ж-жаходи ещё!
Проскакал Топтыгин с версту, плюхнулся в ручей и до самой ночи в холодной воде распухший нос отмачивал.
А мёду-то хочется!
Решил медведь пасеку обворовать. Ночью через ограду перелез, к улью подкрался, крышку приподнял, рамку когтями подцепил и тащит. Ну, думает, полакомлюсь! Да куда там! Собаки услыхали, всполошились –
