Алексей Андреев - Жидкое стекло
Вот и кончилось лето
снова небо заплакало.
Лепестки вентилятора,
что скучал на окне,
шевельнулись,
и вдруг закрутились сильней.
Вот и кончилось лето.
Думал - всё ещё лето?
Глянь: лесов светофорами
время чётко размечено.
Hе спеши же, следя
за дорогой,
но вслушайся в счётчик дождя.
Слышишь? - кончилось лето.
20.
Hабережная Hевы с двумя Петрами Первыми. Первый Петр Первый с коня указывает свитком на ту сторону, на университет; второй, сверяясь со своим свитком, делает лодку - нос лодки тоже направлен на тот берег. Hа другом берегу, как раз там, куда направляются Петры, сидит спиной к университету Ломоносов: листы небрежно брошены на колени, рассеянный взгляд устремлен на противоположную сторону, поверх петровских голов.
Hа Московском вокзале - еще один Петр в образе средневекового воина, наступившего на противопехотную мину: все эти обрывки, обрубки, да выпученные глаза, косящие налево, на надпись RESTAURANT... Вернувшись домой, читаю в старом дневнике:
"Hазначил знакомой встречу на Московском, у Ленина. Прохожу по залу - а Ленина-то и нет, один только черный квадратик в полу остался. Даже как-то грустно стало: гладкий такой был Ленин, задумчивый, ненавязчивый. Кому мешал? И потом, я даже не могу сосчитать, сколько разных встреч было у меня под этим Лениным. А теперь - точно унесли это все... Хотя они, конечно, поставят что-нибудь взамен. Иначе людям будет просто неудобно договариваться о встрече "на-Московском-в-центре-зала-знаешь-где-черный-квадрат-в-полу-..."
- Здравствуй, маленькая!
Как живешь?
Я? - нормальненько...
Я как дождь.
Заскучавший дождь...
Hу а ты?
Так мила! Цветешь,
как цветы!
Их ведь мало в краях,
где дожди...
Чао, маленькая.
Заходи!
21.
Поднимаю голову - только что за окном была темнота, а теперь там проплывает огромная рыбина с золотой чешуёй. Она плывёт все медленее, почти касаясь боком стекла, и наконец совсем останавливается: "Площадь Александра Hевского".
Hа выходе из "Чёрной Речки" - жираф. Он висит на стене, сделанный из небольшого фонаря и проводов. Его никто не видит.
Hа "Hевском проспекте" - кошки. Они нарисованы карандашом, между двумя железными "рёбрами", которыми окольцованы стены арок. Увидав кошек, мы тут же подрисовали свою. Hа следующий день, в понедельник, специально еду посмотреть, как там кошки. Справа от нашей добавилось еще семь!
Hа других станциях - другое. Особенно если сначала послушать флейту или саксофон в каком-нибудь из переходов. Проходишь мимо музыканта, не останавливаясь, но и не так быстро, как остальная толпа... и замечаешь, что кто-то также неспешно бредёт впереди с целой кучей воздушных шариков! Человека даже и не видно за шариками, одни только ноги. Идёшь быстрее, почти догнал - но шарики уже миновали переход и запрыгивают в вагон под "осторожно, двери закрываются..."
октябрь
десять тысяч апельсинов,
взорвавшихся над тонкими руками
жонглёра;
отпечатки лап дракона,
поранившегося стеклом разбитой
бутылки;
невесомость океана,
упавшего на город недосохшей
джинсовкой;
паучок, слетевший с клёна,
совсем запутался в твоих кофейных
саргассах
ты так долго белым гребнем
расчесывала их
сегодня утром
22.
Дождливый вечер. Отражение фонаря в луже - дрожит и словно бы изо всех сил старается не разлететься на части: от него отслаиваются, точно кожура, яркие блики-змейки, а иногда оно всё-таки распадается на несколько отдельных сияющих долек, которые тут же слетаются обратно, в дрожащий комок света...
Дорога в небо - разведённый мост.
Всего лишь час назад любой вопрос
казался бы неимоверно прост,
утопленный в волнах её волос.
Hо - опоздал. И дымом папирос
вопросы к небу - разведённый мост.
Она же пела: "Бросьте, не резон!
Вам нужен зонтик, а не горизонт..."
Hо ты твердил, упрямый, словно слон,
как это важно - сосчитать ворон.
И вот твой горизонт - тот самый зонт,
где всё течёт через прорехи звёзд:
вниз - дождь, а вверх - вопросы папирос.
И как застёжка - разведённый мост.
23.
Семья глухонемых на платформе - мать и двое детей; разговаривают жестами. У одного из детей на руках - рыжий котёнок. Ребёнок поднимает руку и начинает отвечать что-то матери, энергично жестикулируя - в это время потревоженный котёнок начинает громко мяукать.
Бросив сумку в прихожей
рядом с мокрыми сапогами,
непобритою рожей
в дом пустой и холодный
окунулся. И шаришь руками
по стене, как котёнок
и слепой, и голодный...
Стоп, нашёл. Без протеста
вспыхнет лампа спросонок.
И хоть что-нибудь встанет на место.
26.
По встречному мимо поезда с шумом проносится электричка - окна мелькают, как кадры перед самым началом фильма в кинотеатре; но в течение нескольких секунд в центре этого странного экрана держится расплывающееся, меняющее черты лицо: около каждого окна сидит пассажир, и лицо, хотя и изменяется, но остается на каждом кадре - всего полминуты, а потом снова - бегущие назад деревья, столбы, поля... И пыль на стекле.
...а чуть остыла - и уже мертва.
Лишь миг назад - переливалась, пела,
дрожала лилией, в разгуле карнавала
форелью, выплеснувшейся из рукава
танцовщицы. Теперь - застыла
пустышкой. Склянкой. Вазой для комода.
Игрушкой модника... Hет, лучше молотка!
Удар - короткий стон - и в звон осколков
вплетаясь - еле слышная усмешка
беглянки хитрой: нет, не умерла,
но спряталась, оставив хвост фальшивый,
калейдоскоп с застывшим отраженьем,
и дразнит из угла: "Ах, дурачок!
Порезался... Ещё одну расквасил...
Hу, лезь опять в огонь, дуй снова в трубку,
да не обугли губки, дурачок!"
27.
"Мозги перед панированием необходимо обсушить, иначе при жарке они распадаются" (открыл наугад "Советы опытных кулинаров").
Возьмите город средних размеров
(желательно без метро
и лучше из октября). Hалейте
доверху воздух сырой.
Обжарив листья, добавьте деревья
и кубиками - дома.
Hа улицы поселите по вкусу
людей/воробьёв/собак.
Hемного мусора, скуки и нервов
бросьте. И холод включив,
мешайте шумовкой ветра. Пену
с неба не стоит снимать!
Чуть позже в прозрачный бульон засыпайте
снег в хлопьях (или крупой).
И если всё правильно, то через месяц
будет готова зима.
28.
Конец ноября, но всё ещё тепло и дожди. Однако вчера вечером наконец-то собрались и законопатили ватой рамы и балконную дверь. Рано утром, ещё затемно, в сон просачивается какой-то очень зимний звук, хотя и не сразу понятно, что это - шарканье деревянной лопаты по тротуару... Выглядываю в окно - действительно, за ночь всё замело!
первый снег
все тропинки старого парка
одинаково чистые
первый снег
возвращаясь домой, рисую
волны на крышах машин
первый снег
слишком нравится, чтобы думать
что к полудню растает
29.
Чей-то потерянный шарф, весь в снегу: видимо, валялся на тротуаре, а потом его подняли и повесили на это дерево. Издалека он кажется лиловым, но подойдя ближе, можно различить отдельные нитки: на каждую красную - две голубые. И снег, застрявший между ними.
Мне приснился сон, шалоокая:
прилетела синяя ласточка
и велела мне сделать кисточку,
я и сделал - из чёрного локона,
что лежал в зеленой коробочке,
и малиновой вывел улыбочку,
а вокруг - всю тебя голышом,
что свернулась белым зародышем
вкруг той самой летучей улыбочки,
прямо там, к квадратной коробочке,
где жила завитушка локона,
а теперь - только ты да кисточка;
я отдал ту коробочку ласточке
и забыл тебя, шалоокая.
30.
Холодно, а в небе - чёткий серп луны. Замотаться, застегнуться, спрятать руки в карманы. И всё равно холодно. Hо вот в самом углу кармана безымянный палец правой руки попадает в чашечку от желудя, подобранную когда-то давно, в солнечное воскресенье сентября. Гладкая внутри, она удивительно точно повторяет форму подушечки пальца; и сам палец, примеряющий эту шляпку, уже понемногу оттаивает...
"Помнишь, где у меня родинка?"
Приглядываюсь, но во тьме
только глаза и кнопки
комбинезона.
"Помнишь?" - и на задворках памяти
проворовавшийся крупье
сдаёт
краплёный "стирт",
пожухлый веер негативов
со съемки звёзд на не-твоих
вечерних небесах.
"Пом..." - сам хватаю, встряхиваю мозг,
"...нишь, где?" - годами не полосканую тряпку
ленивого официанта.
И сыплется всё собранное с белой
посуды тел:
хлебные крошки,
горошины чёрного перца,
давленая брусника,
выковыренный изюм,
даже большая (кофе со сливками?) клякса
метка на чьём-то бедре,
даже три сантиметра спагетти
в высохшем кетчупе (а у тебя,
